И наша перевернута страна,
В ней места нет ни правде, ни свободе;
Владеют ей чужие племена,
Посеяв рабство в коренном народе.
Здесь атмосфера так искажена,
Что каждый куст одет не по погоде,
Что даже ты ничья теперь жена,
А я уже по рифмам на исходе.
Вся наша жизнь не стоит ни гроша,
Когда любви не ведает душа.
БЕДНАЯ ГУЛЯ
Бедная, бедная, бедная Гуля,
Нищая, нищая, нищая ты.
Я бы всадил в свои органы пули,
Если б остался совсем без мечты.
Как ты живешь в этой роскоши спертой,
В этом упадке зеленых купюр?
Разве приятно быть крепко припертой
К выступам острым чужих авантюр?
Что же ты делаешь в этом разврате,
В этой, пройдохами полной, стране?
И почему мне в твоём аспирате
Слышится визг, посвященный казне?
Как ты дошла до такой атрофии
Нравственных чувств и духовных начал?
Так и меня приведешь к аграфии!
Разве ты хочешь, чтоб я одичал?
Просятся рифмы все высказать сразу,
Рвутся на волю из хватки вожжей,
Чтобы вложился я в хлесткую фразу
И посадил твою спесь на ежей.
Но не хочу я затрагивать тему
Непроизвольных для сердца обид.
Если сломать мировую систему,
Будешь и сам непременно убит.
Выйди из темени, как из загула,
Сердце открой для лучей доброты —
Только тогда, моя бедная Гуля,
Станешь богатой духовностью ты.
ОПУСТОШЕНИЕ
Я перестал тебя боготворить.
Не знаю что, но что-то вдруг погасло,
О чем уже не стоит говорить
Ни полушепотом, ни громогласно.
Подобное случается, зане
Неведомо, откуда все берется:
Ты музыку играешь на струне —
И вдруг она, не выплакавшись, рвется.
Вот так и я, не ведая причин,
Однажды ощутил на сердце холод,
Как будто к сонму чуждых величин
Я оказался демоном приколот.
Нам только кажется, что мы вершим
Свою судьбу и выбираем кредо,
А в сущности, всего лишь мельтешим
В метаморфозах собственного бреда.
И то, что нам казалось божеством,
Негаданно становится обычным,
А то, что было просто существом,
Становится вдруг образом мистичным.
Вот так и я, наверно, перестал
Твоим глазам, как прежде, поклоняться.
Стоит, пустуя, в сердце пьедестал,
Который стал от грусти накреняться.
СУДЬБА
Иду ли я по улицам пустынным,
Зайду ли в парк, усеянный листвой,
Я говорю с тобой, моя святыня,
Моя Лейли, я брежу лишь тобой.
Мне кажется, что каждый переулок
И каждый звук, исторгнутый из крон,
Напоминают мне шаги прогулок,
Не совершенных нами испокон.
И солнце вездесущими лучами,
И светом романтическим луна
Рисуют лик с восточными глазами,
И ветер говорит: смотри, Она!
По воздуху плывет твой образ тонкий —
И мнится мне, что я сошел с ума,
Что голос твой мне давит в перепонки,
Что душу мне беснует кутерьма
Печали, слез, несбыточных мечтаний
Отвергнутой, униженной любви,
Бессмысленных, тревожных ожиданий
И страсти жгучей с клятвой на крови.
И каждый раз я, возвращаясь в сумрак,
Своей лачуги, пробую найти
Потерянный спасительный подсумок,
Чтоб навсегда от этих мук уйти.
Но он куда-то крепко затерялся —
И я живу и продолжаю петь,