Звучащие

Они шли по мощёной дорожке, и дождевые капли тихо звенели по её каменным плитам. С каждым шагом дом раскрывал всё больше деталей: тонкая резьба в виде нотного стана на карнизах, барельефы с античными музами.

– Изначально дом принадлежал графу Михайловскому, – продолжил он. – Русскому аристократу, который сбежал из России задолго до революции. Он был… скажем так, эксцентричным человеком. Помешан на музыке, собирал редкие инструменты. Некоторые из них до сих пор хранятся в этом доме.

Оксана заметила нотки восхищения в его голосе.

– А после графа? – спросила она, указав на витражи второго этажа.

– После графа здесь жила французская оперная дива Элен Дюваль. Она устраивала музыкальные салоны, которые собирали весь цвет европейской богемы. А потом… – он загадочно улыбнулся, – потом дом нашёл меня. Или я нашёл его. Это как посмотреть.

Её взгляд вновь скользнул к витражам. Цветное стекло складывалось в сложный узор, и чем дольше она смотрела, тем больше казалось, что там что-то спрятано.

– Это зашифрованная партитура? – догадалась она.

Он одобрительно кивнул.

– Именно. Эскизы создавал сам граф, а воплощением занимался мастер из Праги. Правда, никто до сих пор не смог полностью расшифровать мелодию.

– Но пытались?

– Конечно. Но, как гласит легенда, партитуру можно услышать только в полнолуние, когда лунный свет падает через витражи под правильным углом.

– И вы верите в эту легенду?

Он задержал её взгляд чуть дольше, чем требовалось.

– В этом доме я больше ни в чём не уверен, – наконец ответил он, доставая из кармана старинный ключ. – Именно поэтому он идеально подходит для того, что мы делаем.

Массивная дверь открылась практически бесшумно, впуская их в просторный холл.

Приглушённый свет старинных бра играл на деревянных панелях стен, создавая уютную, почти интимную атмосферу. Воздух был наполнен запахом древесины, чуть уловимым ароматом воска и чего-то пряного – возможно, корицы.

– Прежде чем мы продолжим, – он повернулся к Оксане, его голос звучал мягко, но уверенно, – позвольте предложить вам кое-что.

Оксана замерла, вопросительно глядя на него.

– Чтобы в этом доме вы чувствовали себя гармонично – от музыки до внешнего облика. Наверху, в будуаре мадам Дюваль, вас ждут наряды. Думаю, вы найдёте тот, который идеально подойдёт к сегодняшнему вечеру.

На верхней площадке лестницы появилась элегантная женщина средних лет в строгом чёрном платье. Её безупречный вид и прямой взгляд сразу внушили уважение.

– Анна-Мария поможет вам с выбором.

Оксана бросила взгляд на него, в её глазах мелькнуло сомнение.

– Не волнуйтесь, – он улыбнулся, словно угадав её мысли. – Здесь всё продумано до мелочей. И да, мы не одни в доме. Есть небольшой штат людей, которые помогают поддерживать особую атмосферу «Коричного времени».

– А вы? – она подняла одну бровь, уже стоя на первой ступеньке лестницы.

– Я буду ждать вас в музыкальной гостиной, – ответил он. Его взгляд стал чуть серьёзнее. – Когда вы будете готовы, Анна-Мария проводит вас туда.

Он сделал паузу, оценивающе посмотрел на неё и добавил:

– И помните – вы всё ещё можете уйти. Но если останетесь… будьте готовы к тому, что ваша жизнь изменится.

– Вы всегда так драматичны? – Оксана постаралась улыбнуться, скрывая нарастающее волнение.

– Только когда это действительно того стоит, – его ответ прозвучал с неподдельной серьёзностью. – Идите. Я подожду.

Она начала подниматься по лестнице. Каждый шаг, казалось, приближал её к чему-то неизведанному, волнующему и, возможно, опасному. Но впервые в жизни она была готова рискнуть всем ради этого.

Будуар мадам Дюваль

Анна-Мария провела её в просторную комнату, где время словно остановилось век назад. Большое зеркало в позолоченной раме, туалетный столик с флаконами духов, мягкий свет винтажных ламп, кресло с вышитой обивкой – всё дышало историей и изысканным вкусом.

– Позвольте помочь вам, – спокойно произнесла Анна-Мария, начав расстёгивать пуговицы на блузке Оксаны. Её движения были точными, профессиональными, но в то же время уважительными.

– Прошу прощения за прохладу – старинные дома имеют свой характер, – добавила она.

Оксана почувствовала, как холодный воздух коснулся обнажённой кожи. Её повседневная одежда – блузка, юбка – вдруг показались здесь неуместными, почти грубыми.

– А теперь… – Анна-Мария открыла массивный гардероб из красного дерева.

Внутри висели несколько нарядов, но взгляд Оксаны сразу притянуло платье тёмного бургунди, с корсетом, расшитым тончайшим узором из серебряной нити.

– Сначала нижнее бельё той эпохи, – пояснила Анна-Мария, доставая шёлковую сорочку и панталоны с кружевной отделкой. – Без этого платье не будет сидеть правильно.

Шёлк скользнул по её коже, оставляя приятное ощущение лёгкости. Затем последовал корсет.

– Дышите глубже, – предупредила Анна-Мария, затягивая шнуровку. – Не волнуйтесь, эта модель удобна. Она формирует силуэт, но не стесняет движений.

Корсет обнял её фигуру, словно кто-то сильный и надёжный поддерживал её осанку. Оксана почувствовала, как её дыхание стало более осознанным, а каждое движение – плавным и грациозным.

– Теперь платье, – Анна-Мария помогла ей шагнуть в облако шёлка и кружева. Платье, кажется, само опустилось на плечи, идеально подчеркивая её фигуру.

– Оно создано для вас, – отметила Анна-Мария.

Оксана повернулась к зеркалу. Из отражения на неё смотрела женщина из другого времени. Глубокий оттенок платья подчёркивал её бледную кожу, корсет создавал идеальную осанку, а пышная юбка делала её движения воздушными.

– Теперь волосы, – Анна-Мария начала ловко закалывать пряди, закручивая их в изысканный узел. – В этом доме каждая деталь имеет значение. Цвет платья – это цвет зрелого вина, символ опьянения музыкой. Узор на корсете – зашифрованные ноты…

Оксана удивлённо подняла бровь.

– Зашифрованные?

– Да, – кивнула Анна-Мария, закрепляя последнюю шпильку.

Затем она достала небольшой флакон.

– Последний штрих, – сказала она, сбрызнув запястья и шею Оксаны каплями духов. – Это особый аромат дома. Корица, ваниль и кое-что ещё. Секретный ингредиент «Коричного времени».

Оксана вдохнула аромат. Он был тёплым, глубоким, одновременно убаюкивающим и пробуждающим.

– Ну что ж, – Анна-Мария отошла на шаг, чтобы оценить результат. – Теперь вы готовы.

Музыкальная гостиная встретила Оксану полумраком и ароматом горящих свечей.

Тёплый свет мягко рассыпался по гладкому наборному паркету, отражаясь от полированных поверхностей и поблескивая на лакированных музыкальных инструментах. Её каблучки отбивали ритм – глухой, но уверенный. Каждый шаг отдавался лёгким шелестом шёлка, создавая ощущение, что её платье пело вместе с ней.

Она замерла на пороге. Корсет, плотно стягивающий талию, заставлял дышать иначе – медленно, глубоко, чувственно, будто каждый вдох наполнял её новым осознанием.

Он стоял у рояля. Вечерний костюм сидел на нём безупречно, подчёркивая грацию его фигуры. На мгновение Оксана ощутила, что её окружение замерло, будто время сделало паузу. Его взгляд поймал её, и дрожь пробежала по её телу. В этих тёмных, почти чёрных глазах плескалась какая-то бездонная тьма – манящая, опасная.

– Вы… прекрасны, – сказал он, двинувшись к ней. Его шаги были почти беззвучными, но каждый шаг приближал эту тьму всё ближе.

Когда он оказался рядом, Оксана затаила дыхание. Его пальцы, длинные и сильные, мягко коснулись её обнажённого плеча, оставляя за собой невидимый след, словно электрический разряд.

– Это платье… – его голос был низким, бархатным, – оно словно создано для вас.

Она чувствовала, как под этим взглядом, под этим прикосновением, её тело становилось чем-то иным – чувствительнее, живее.

Музыка родилась в тишине.

Вокруг них сидели музыканты. Их силуэты в чёрном растворялись в тенях, будто они были частью этого дома. Скрипка, виолончель, рояль – их инструменты поблёскивали в свете свечей, словно древние артефакты, ожившие только для этого момента.

Первая нота прорезала воздух – низкая, вибрирующая. Она словно проникла под кожу, пробежала по позвоночнику, отозвалась в сердце.

Оксана закрыла глаза, чувствуя, как музыка поглощает её целиком. Корсет вдруг стал теснее, будто с каждым аккордом он сжимался сильнее, подчёркивая её тело, делая его частью ритма.

– Позвольте вашу руку, – его голос прозвучал как шёпот, но при этом заполнил всё её сознание.

Она подняла взгляд, и он уже стоял так близко, что она могла ощущать жар его тела сквозь слои шёлка и кружева.

Он привлёк её ближе, его ладонь обвила её талию, и они начали двигаться в такт музыке. Их движения были плавными, словно повторяли незримый узор, который плела мелодия.

– Сегодня особенная ночь, – сказал он, его губы почти касались её уха. – Ночь, когда музыка способна открыть в вас то, о чём вы даже не подозревали.

Каждое его слово, каждое прикосновение, каждое движение музыки словно вытягивало её из реальности. Её мысли путались, растворяясь в вихре ощущений, которые становились всё ярче, всё насыщеннее.

Витражные окна заливали стены мягким светом, создавая на них причудливые узоры. Но Оксана видела, что это уже не просто отражения. Узоры начали двигаться, складываясь в странные символы, которые она не могла понять, но которые отзывались чем-то глубоким в её душе.

– Чувствуете? – прошептал он, его голос звучал гипнотически, как заклинание. – Как музыка проникает в каждую клеточку вашего тела?

Его ладонь мягко скользнула по её спине, точно повторяя линии корсета. Она чувствовала это прикосновение всей кожей, каждым нервом, словно её тело стало частью огромного инструмента, на котором он играл.

– Ваше сердце, – его голос стал тише, глубже. Он притянул её ближе, их тела почти соприкоснулись. – Оно бьётся в идеальном ритме с музыкой. Слышите?

Она не могла ответить. Сердце действительно стучало в унисон с мелодией, словно подчинилось какому-то древнему закону, который управлял всем в этом доме. Каждый удар отдавался эхом в её теле, и музыка вплеталась в это эхо, становясь её частью.

Её дыхание стало поверхностным, едва уловимым. Ей казалось, что корсет сжимается всё сильнее, и с каждым вдохом её тело становится не её – оно принадлежит чему-то большему.

Музыка преобразила реальность.

Оксана открыла глаза. В его тёмных, гипнотических глазах золотистые искры пульсировали, складываясь в символы. Она видела их уже раньше – те же самые линии и знаки проступали на витражах.

– Позвольте музыке вести вас, – его голос был почти осязаемым. – Отпустите всё. Станьте самой музыкой.

И она подчинялась.

Музыка больше не была просто звуком. Она становилась ритмом её дыхания, биением её сердца. Её сознание, её тело и даже её душа начинали раскрыться, как бутон под лучами солнца.

Оксана ощущала, как внутри неё просыпается что-то древнее, что-то, что она никогда не знала, но что всегда было частью её.

– Это только начало, – произнёс он, его голос звучал словно издалека.

Её разум с каждой нотой уходил всё дальше от привычной реальности. Её тело пело вместе с музыкой, её сердце билось в ритме этой мелодии, а её душа становилась её частью.

И где-то на самом краю сознания мелькнула тревожная мысль, едва различимая, но тут же исчезла – смытая новой волной музыки.

Музыка становилась всё настойчивее.

Её ритм становился глубже, сильнее, древнее. Оксана чувствовала, как каждая нота проникает в её тело, пробуждая нечто дремлющее, спрятанное в самой её сущности. Его руки, скользя по изгибам корсета, казались музыкантом, играющим на живом инструменте. Каждое прикосновение отзывалось новым звуком, новой вибрацией, проходившей через всё её естество.

И вдруг она заметила, что тонкая вышивка на корсете начала мерцать – сначала едва уловимо, потом всё ярче. Узоры, которые раньше казались просто декоративными, теперь пульсировали светом, складываясь в странные, древние символы. Их свет отражался в его глазах, превращая их в омуты с золотистыми всполохами, словно они скрывали что-то бесконечно глубокое.

– Позвольте музыке говорить через вас, – прошептал он. Его голос был похож на дыхание морозного ветра, прохладного и обжигающего одновременно.

Он развернул её к витражным окнам, прижавшись к её спине. Его грудь касалась её лопаток, а дыхание холодило шею, заставляя кожу покрываться мурашками. Его пальцы скользили по корсету, медленно и уверенно, будто активируя каждый из мерцающих символов.

Музыка звучала всё громче, погружая её в незримый вихрь. Музыканты теперь казались размытыми тенями. Их инструменты издавали звуки, которые не могли принадлежать этому миру. И всё же это была музыка, которая отзывалась внутри неё.

В отражении витражей Оксана увидела их фигуры. Его – тёмную, властную, словно сам дом подчёркивал его присутствие. Её – окружённую светом, исходящим от корсета. Свет мерцал, пульсировал, текуче сплетаясь с тенью вокруг неё.

Он запел.

Звук, глубокий и вибрирующий, исходил откуда-то из его груди. Его голос звучал на языке, которого она никогда не слышала, но каждое слово отзывалось где-то в её глубине, пробуждая воспоминания, которых у неё не могло быть.

Музыка и его голос переплетались, создавая невидимую сеть, которая с каждым мгновением всё сильнее затягивала её.

– Ваш дар пробуждается, – прошептал он, и его губы почти коснулись её шеи. – Чувствуете, как реальность становится текучей? Как границы между мирами истончаются?

Она чувствовала.

Стены словно дышали. Витражи светились, их узоры плавились и перетекали друг в друга, превращаясь в калейдоскоп образов. Каждый из них был знакомым и незнакомым одновременно, вызывая странное чувство, будто она должна помнить их.

Корсет сжимался всё сильнее, теперь он казался живым существом, дышащим в такт музыке. Он вибрировал, словно откликаясь на аккорды, становясь частью этой симфонии. Её дыхание стало коротким, каждый вдох давался с трудом, но это только усиливало охватившее её чувство исступления.

Его рука мягко скользнула вверх, касаясь её горла. Другая рука замерла над её сердцем. Прикосновения были ледяными, словно он держал в руках саму суть холода.

– Сейчас, – его голос стал тише, почти шёпотом, – момент пробуждения.

Его губы коснулись линии её шеи там, где кожа была особенно чувствительной. Но это был не поцелуй. Он произносил слова – древние, властные, врезающиеся в саму суть её существа. Её кожа будто загоралась от его слов, выжигая невидимые знаки.

Мир дрогнул.

Свет витражей изменился. Казалось, они переливаются, как вода, их лучи ложились на стены причудливыми узорами. Символы на корсете вспыхнули ярче, их линии сложились в единый, пульсирующий узор, который поднимался от её талии вверх, к шее.

Музыка достигла крещендо. Каждый звук, каждый аккорд теперь имел физическую форму. Они кружились вокруг них, создавая светящиеся спирали, медленно стягиваясь в центр комнаты.

– Грань истончается, – его голос звучал повсюду, словно музыка исходила и от него тоже. – Врата готовы открыться.

Слова вызвали что-то внутри неё. Её кожа стала почти прозрачной, свет внутри корсета будто распространился по всему её телу. Через неё проступали узоры – такие же, как на корсете, но более древние. Они были словно запечатаны в её крови, и теперь выходили на поверхность.

Он повернул её к себе лёгким, но уверенным движением.

Его глаза больше не были глазами человека. Теперь они полностью почернели, а внутри плавали золотые искры, складывающиеся в символы, которые она не могла разобрать, но которые, казалось, говорили с ней.

Одной рукой он удерживал её за талию, другой – начертил в воздухе сложный знак. Его движения оставляли светящиеся следы, которые повисали в воздухе, не исчезая.

– Позвольте мне завершить ритуал, – прошептал он, его лицо было совсем близко. – Позвольте пробудить то, что спало веками.

Реальность дрожала.

Музыканты теперь двигались по кругу, их движения были медленными, но ритмичными. Их инструменты издавали звуки, напоминающие пение существ из другого мира. Воздух в комнате сгустился, становясь плотным, как вода. Каждое движение давалось с трудом, но было пропитано странной силой.

Вдруг где-то вдалеке послышался звон разбитого стекла, но этот звук растворился в общем хоре.

Музыка становилась всем – дыханием, биением сердца, самой основой реальности. Оксана больше не могла понять, где заканчивается музыка и начинается она.

Мир вокруг плавился, границы исчезали. Всё вокруг неё и внутри неё сливалось в единую симфонию света, звука и движения.

Сознание возвращалось медленно, как морской прилив.

Первым, что Оксана ощутила, был запах – тёплый древесный дым от камина, смешанный с чем-то пряным… корица? Мускатный орех? Этот аромат казался таким уютным, что она на миг забыла обо всём.

Она приоткрыла глаза. Комнату озарял мягкий свет пламени, отбрасывая причудливые тени на стены, обитые тёмно-бордовыми обоями. Оксана обнаружила себя в глубоком кожаном кресле, укутанную пледом из мягкой шерсти. На старинном столике из красного дерева стоял хрустальный стакан с водой.

– Как предусмотрительно, – пробормотала она себе под нос, хватая стакан. Вода оказалась удивительно свежей, с лёгким привкусом мяты.

Мысли постепенно начали проясняться. Воспоминания всплывали разрозненными обрывками: музыка, танец, светящиеся символы на корсете…

– Господи, какая нелепость, – хрипло выдохнула она, не сдержав нервного смешка. – Светящийся корсет? Я точно пересмотрела фэнтези.

Но её улыбка погасла, когда она заметила что-то странное на своём запястье. Узоры, едва заметно мерцающие в полумраке, напоминали те самые символы с корсета. Она быстро потерла кожу, надеясь стереть иллюзию. Узоры не исчезли.

– Так… спокойно, – Оксана сделала глубокий вдох, силясь взять себя в руки. – Давай по порядку. Я могла сойти с ума, но когда? В филармонии всё казалось реальным – билет, гардеробщица, музыка…

Её пальцы снова коснулись запястья, и она замерла. Символы под пальцами слегка пульсировали, как будто были живыми.

– Это не может быть сном. Я никогда не хожу во сне… – она подняла взгляд и начала рассматривать комнату. Антикварные часы на каминной полке, фолианты в кожаных переплётах на полках, тяжёлые бархатные шторы – всё здесь дышало стариной.

Неожиданно её охватила холодная догадка.

– Где я вообще? – её голос прозвучал громче, чем она ожидала.

В панике Оксана попыталась встать, но резкая головокружительная слабость заставила её рухнуть обратно в кресло. В этот момент где-то вдали послышались шаги.

– Кто здесь? – она спросила, её голос прозвучал чуть громче, чем шёпот.

Шаги становились всё ближе, а затем за спиной раздался спокойный, мягкий голос:

– Не пытайтесь вставать, мисс Оксана. После первой инициации вам нужно время, чтобы восстановиться.

Оксана медленно обернулась. В дверях стояла женщина лет пятидесяти. Она была одета в элегантный костюм цвета слоновой кости, а её серебристые волосы были собраны в идеальный пучок. В руках она держала поднос с дымящимся чайником и парой чашек.

– Инициации? – Оксана попыталась вложить в голос сарказм, но её голос всё ещё звучал хрипло.

– Именно, – с лёгкой улыбкой подтвердила женщина, подходя ближе. Её движения были изящными и непринуждёнными, как у балерины. – Позвольте представиться: Маргарита Степановна. И прежде чем вы продолжите строить теории о похищении, наркотиках или чём-то ещё, – она мягко фыркнула, разливая чай, – позвольте мне объяснить, что же на самом деле произошло.

Она протянула Оксане чашку с ароматным напитком.

– Хотя, возможно, вы уже начинаете догадываться?

Оксана настороженно взяла чашку, но не спешила пить. Её взгляд снова упал на мерцающий символ на запястье, а затем на женщину напротив.

– Видите ли, – начала Маргарита Степановна, садясь в кресло напротив, – то, что произошло сегодня в филармонии, должно было произойти немного иначе.

Она на мгновение поморщилась, словно вспомнив что-то неприятное.

– Но наш дорогой Георгий Александрович, как всегда, проявил излишнее рвение.

– Георгий Александрович? – переспросила Оксана, её голос звучал недоверчиво.

– Ах, конечно, – кивнула Маргарита, – вы знаете его как дирижёра. Он действительно великолепен в своём деле, но иногда забывает, что подобные ритуалы требуют… тонкости.

– Простите, но я не совсем… – начала Оксана, чувствуя, как тревога снова сжимает её горло.

– Понимаете? Конечно, не понимаете, – Маргарита отхлебнула чай и бросила на неё внимательный взгляд. – Вы даже не подозревали о своём даре. А между тем, ваша бабушка…

Оксана резко выпрямилась, почувствовав, как её сердце пропустило удар.

– Откуда вы знаете про мою бабушку?

Маргарита Степановна загадочно улыбнулась, поставив чашку на столик.

– О, милая, – её тон был одновременно мягким и непоколебимо уверенным. – Александра Павловна была одной из самых сильных в нашем кругу. Её способности были поистине уникальными.

Оксана не могла отвести взгляда от женщины.

– Но когда она решила уйти, отказавшись от силы и от нашего общества, мы были… как бы это сказать… обескуражены. Она выбрала обычную жизнь. Это был её выбор. И мы его приняли.

Слова эхом отдавались в сознании Оксаны. Её бабушка? Сильнейшая в каком-то «кругу»? Это всё звучало безумно.

– Но она оставила кое-что для вас, – продолжала Маргарита, её взгляд задержался на мерцающем узоре на запястье Оксаны. – Даже несмотря на её уход, её сила всегда передавалась через поколение. Вы – наследница этого дара. И теперь ваша очередь выбрать, как распорядиться им.

Оксана ощутила холодок, пробежавший по спине. Бабушка никогда не говорила о своём прошлом. Она всегда была спокойной, даже немного загадочной, но её рассказы ограничивались сказками из детства. И иногда, перебирая старые фотографии, она смотрела на внучку, улыбалась и говорила:

– Каждому своё время, внученька…

Теперь эти слова обрели пугающе реальный смысл

.

«Вот эта чашка, из которой вы сейчас пьёте,» – Маргарита Степановна кивнула на изящный фарфор в руках Оксаны. – «Она когда-то принадлежала вашей бабушке. Александра Павловна часто сидела именно в этом кресле.»

Оксана машинально посмотрела на чашку. На её дне, среди тонкой золотой каймы, действительно виднелся едва заметный узор – и он удивительно напоминал символ, который мерцал на её запястье.

«Послушайте,» – она поставила чашку на столик с резной кромкой. – «Всё это звучит… странно. Но я совершенно не понимаю, о каком даре идёт речь. Я обычный человек: изучаю языки, преподаю своим студентам…»