– Не могу так сразу. Я отвыкла. А может, не хочу снова привыкать…
После, когда они лежали обнявшись, а потом расползлись в разные стороны на широкой кровати, все началось сызнова. И с удвоенной силой. Будто и не кончалось вовсе…
– От тебя чужой запах. Будто с бойни…
– На сцене театра такой запах… Там еще травят медведей. Оттого пахнет кровью…
– Ты этим тоже занимаешься?
– Травлей? Ну что ты! Разве я похож на травильщика зверей? Просто на сцене один день – лицедейство, а другой – травля медведей. Запах долго чувствуется.
– Ужасно.
– Немного хуже, наверное, чем пахло в мастерской отца, когда дубили кожи… Но немного.
– Почему ты не можешь взять нас с собой?
– Это не годится для вас. Если б ты видела жизнь, какую я там веду! Убогая, нескладная, неустроенная… Черви, крысы…
– Будто здесь нет крыс…
– Но тут теплый дом. Уютный. Красивый…
– Что мне в его красоте?
Долгая пауза.
Энн. Не думала никогда, что ты не вернешься. К детям, ко мне…
Уильям. Я сам не думал, это вдруг пришло в голову. Мне было лишь восемнадцать, когда мы поженились, – что я смыслил тогда? А ты была уже взрослой. Я думал, ты поможешь мне найти чудо.
Энн (насмешливо). И как? Не помогла?
– Мне хотелось будущего, похожего на сон!
– И правда, кому не хочется? Но дети скучают по тебе…
– Я сам скучаю по ним!
– А по мне? У тебя там кто-то есть!
– Ты с ума сошла, ей-богу!
– Ходишь по проституткам? Говорят, в Лондоне их много…
– Не бойся! Я к проституткам не хожу…
Он говорил правду или почти… С тех пор как в Лондоне началась чума, он и не видел ни одной проститутки.
Сколько-то времени спустя он стоял над кроваткой сына.
– Спи, Гамлет, спи! Я расскажу тебе о чуде. О многих чудесах! О жабе с целебным камнем в мозгу и о человеке, который стоит на луне с терновником в руках… И о древнем короле Леире, который сошел с ума и роздал все богатство детям, а потом остался нищим. Голым, в бурю – на голой земле… У меня много сказок, чтобы рассказать тебе. Может, ты когда-нибудь поймешь отца…
Но Гамлет спал, как полагалось спать мальчику восьми лет…
Уже утром, спозаранку, он навестил отца в мастерской. Отец раскладывал аккуратно заготовки для перчаток – вырезанные по лекалу и уже высохшие. Пахло здесь, как обычно…
– А-а… Мать заметила, что ты плохо выглядишь! – сказал Джон Шекспир.
(Так было с детства. Все замечала мать, а он только прислушивался к ее словам и констатировал).
– Я, верно, устал с дороги…
– Ты не слишком хотел ехать сюда?
– Мне было трудно, признаюсь… «А как было б вам? – мог прибавить он. – Дом, в нем трое твоих детей и давно нелюбимая женщина!» – но умолчал, разумеется. Отец все понял без того.
– Да, Энн постарела! Но она и старше тебя лет на шесть.
– На восемь! – уточнил Уилл. – Но дело не в том!
– Мне легче, конечно! – улыбнулся кисло отец. – Я на целых десять старше моей жены! Я говорил тебе тогда: не женись! Слишком рано!
– Я и не хотел! Но Энн была уже беременна. И потом – я обещал!..
– Да, – согласился отец. – Обещания у нас, мужчин, дорого стоят…
Они долго так перекидывались пустыми словами. Да и не слова вовсе были – один подтекст!
– Понимаю, – сказал Джон Шекспир. – Восемнадцать! Тебе показали большие сиси и дали потрогать…
– Я вас просил когда-то не говорить так!
– А разве я говорю? – пауза. – Ты вроде привез ей много денег?
– Не слишком много. Но привез!
– Тебе хорошо платят за эту чепуху?
– Пока платят. Дальше – посмотрим!
– Жаль, ты не стал перчаточником. Я передал бы тебе дело! А то возись с учениками… И зарабатывал бы больше втрое. Все было б много проще!..
– И вместе – сложней! Я объяснял когда-то… Я хотел лишь прожить свою собственную жизнь!
– Все вы, молодые, думаете, что проживете ее иначе, чем мы. А потом выходит – так на так… Впрочем, я был таким же… Но у Шекспиров не принято разводиться И никак не принято бросать детей!
Что он мог сказать?