Чёрный волк. Фантом

– Конечно, пап. Любой парень в этом возрасте знает, что его ждёт армия.

– Любимый, может сначала надо было сыну университет закончить? А затем только в армию? «До 27 лет успеет», – спросила мама и улыбнулась сыну.

– Снова всё сначала? – отец нахмурился и грозно посмотрел на жену. – Мы это обсуждали. Пусть долг Родине отдаст, а затем и образование получит. А то в институте вдруг хиленьким станет.

– Не стану, – прошептал Владимир.

– Сынок, лучше садись кушать. Отец всегда по утрам вне настроения. Тебя не побили? – мама взглянула на сына внимательно и, убедившись в целостности лица, улыбнулась и жестом пригласила за стол.

– Когда я ем, я глух и нем, – глава семьи всегда говорил эту фразу перед трапезой. Он не любил разговоры за едой.

Закончив с трапезой, все встали из-за стола и отправились по своим делам. Мама одёрнула сына и вручила ему кастрюлю с едой для Йети. Владимир без лишних слов взял в руки кастрюлю и вышел во двор. Мама застала мужа в гостиной за просмотром новостей.

– Тебе не кажется, что ты слишком строг с сыном? – спросила она и в силу своего разговора выключила телевизор.

– Лучше я буду с ним строг, чем кто-то будет пользоваться его добротой, – жёстко ответил глава семейства.

– Снова ты за старое, – мама глубоко вздохнула, – ты ему детство почти всё испортил. Все эти тренировки, стрельба из разного оружия, а ещё эти научные подходы для обширного сознания…

– Психология. Просто психология, – отец знал, куда всё клонится.

– Зачем ему это всё? Ты из него хочешь сделать суперсолдата? Пойми: он – твой сын, несмотря ни на что, – последнюю фразу она почти прошептала.

– Знаю, но он должен быть подготовлен ко всему.

– Он только к войне и подготовлен, – мать расплакалась и села на кресло.

– Тише, моя дорогая, тише, – отец присел рядом с ней и обнял её, – как из армии придёт, пусть сам выбирает дорогу в своё будущее.

– Ты всегда так говоришь, а на следующий день – всё по новой.

– Как отслужит, тогда пусть и выбирает себе дорогу. Это моё железно-бетонное слово. Нерушимо, – глава семейства крепко обнял жену.

Владимир вышел во двор с кастрюлей в руках. Его уже ждал довольный Йети и сильно вилял хвостом. Да так сильно, что можно было под таким напором небольшую лодку запустить по речке. Пёс через минуту сидел смирно возле своей миски и смотрел добрыми глазами на Владимира. Парень уже привык к этим строгим привычкам пса. Как-никак, отец его дрессировал сам и очень жёстко. Владимир аккуратно переложил содержимое из кастрюли в миску и присел рядом на небольшую скамейку. Года три назад отец специально смастерил скамейку для посиделок возле Йети. Это очень сильно снимало стресс и помогало быть наедине. Он всегда считал, что собаки берут все негативные эмоции на себя.

Йети ждал, когда Владимир разрешит ему приступить к трапезе, и косо смотрел на парня грустными глазами. Владимир задумался о своём и, когда вышел из череды мыслей, виновато посмотрел на пса.

– Йети, еда! – скомандовал Владимир, так как под другие приказы и просто слова пёс вообще ничего не ел и, тем более, из чужих рук. – Это хорошо, что ты только по команде ешь, а то два года назад почти всех собак перетравили. А ты – молодец, не повёлся.

Владимир вспомнил то лето, когда почти две недели практически все псы, начиная от бродячих собак и заканчивая домашними, болели бешенством и бросались на всех подряд. Многие говорили, что эту болезнь птицы с собой принесли, хотя отец сразу сказал, что собак специально травили. А вот зачем? Неизвестно.

День прошёл в хлопотах. Мать готовила стол к "Проводам", а отец весь день провёл в гараже, реконструируя новый вездеход для очередной охоты. Владимир полдня проспал беспробудным сном, а как проснулся, сразу начал помогать матери со столом.

– Волнуешься? – первой начала разговор мама.

– Не особо, – спокойно ответил сын. – Это всего лишь на два года, если не попаду на морской флот.

– Я уверена, что наш папа позаботился, чтобы ты попал куда надо, – последние слова она сказала более язвительно.

– Не всё так плохо, мам. После службы я могу поступить в любой университет. – Владимир достал нарезную доску, нож и начал нарезать варёное мясо для салата.

– А ты думал, на кого хочешь учиться?

– В экономике я слаб, политика меня не интересует. Думаю, на инженера. К примеру, мастером станков с ЧПУ или проектировщиком новых механизмов или роботов. – Владимир переложил нашинкованное мясо в кастрюлю и достал шмат сала.

– А почему ты не хочешь быть политиком? Я слышала, что в школе тебя все слушаются, и ты в классе староста.

– Слушаются, потому что я могу за себя постоять…

– С этим отец точно не прогадал, – мать тяжело вздохнула и продолжила нарезать лук.

– В политике все кругом врут и пытаются больше зажать денег. А мне не нравится врать без нужды, и мания к деньгам у меня практически отсутствует. Политика – явно не моё ремесло. Остаётся инженер.

– А военным? – мама спросила очень осторожно.

– Военным? Может быть, но после того, как я получу наслаждение от жизни. У меня же не будет личной жизни.

– У папы твоего есть же, – мама переложила лук в новую кастрюлю и взялась за морковь.

– Отец был военным не с юного возраста. Как помнится, он говорил, что стал военным в тридцать лет и в сорок – уже майором ФСБ. У него довольно много времени для личной жизни оставалось и времени для выбора своего пути. – Владимир сел на стул и принялся точить нож.

– Ты прав. Мы с ним встретились в 1980-ом году, и через четыре года появился ты. Радости не было предела, – мама засияла, как новогодняя ёлка.

– Вот видишь, всегда надо давать время человеку на обдумывание дальнейшего жизненного пути, а не гнать из-под палки, – Владимир призадумался, но не решился продолжить.

– Тебе не кажется, что ты слишком мудр для своего возраста?

– Правда? Мудрость не измеряется в красивых словах, сказанных вовремя.

– Правда. Это не комплимент ради галочки, а действительно комплимент от сердца, – мать подошла к сыну и обняла его. – Целых два года я тебя не увижу. Два года…

– Не правда, я же буду уходить в увольнение. Пока законом разрешено, и никто не отменял это, – Владимир пытался разрядить обстановку, но у него плохо получалось.

– Я люблю тебя, сынок, – мама ещё крепче обняла его.

К вечеру начали подтягиваться гости. В основном родственники, ещё трое друзей, и, конечно же, первая любовь Алиса. Светловолосая девушка с большими карими глазами, с талией, как у балерины, и очень стервозным характером. На лицо она была очень красива, и её нежная кожа придавала облику некий шарм. Владимир с ней познакомился совсем недавно, где-то полгода назад. Как и все подростки в таком возрасте, Владимир был без ума от неё. Но Алису мать недолюбливала и запрещала, чтоб та приходила в гости, и не зря. Владимир много раз замечал за Алисой коварный расчётливый взгляд и даже иногда боялся представить, на что она способна ради достижения своей цели. Но время шло, и Владимиру теперь от Алисы требовалось лишь физиологическое удовлетворение. Чем он охотно и пользовался, но для Алисы поддерживал иллюзию безоговорочной любви и преданности. Он никогда ей не изменял и считал это подлым. Встречаться с одной и спать с другой – на это для него табу. За собой он также замечал, что очень хорошо может манипулировать людьми, и иногда пользовался этим. Но никогда не испытывал свои манипуляторские способности на родителях и не собирался.

Целый вечер Владимиру говорили напутствия перед армией и то, что можно делать и чего нельзя. В основном речи толкал дядя Игорь, потому как больше всех тяпнул водки. Друзья же старались выглядеть приличными людьми и вообще к алкоголю не притронулись. Объяснение нашлось очень простое: они боялись отца Владимира. Хоть отец и был в отставке, но это не означало, что он не может упечь их всех за решётку. Даже Алиса, которая вся из себя кокетка и очень общительная, в этот вечер старалась казаться очень приличной девочкой.

Под конец вечера, ближе к одиннадцати Владимир с друзьями отправились отмечать "Проводы" на квартиру. Её предусмотрительно снял один из друзей. Он был довольно богатым, точнее – его родители. Его просто называли "Мажор", и он несколько не обижался. Мажор уже становился душой компании, балуя собственное тщеславие. Два других друга – близнецы, и их просто называли Чип и Дейл. Они хоть и похожи друг на друга как две капли воды, но характеры их кардинально отличались. Один был добросовестным и всё доводил до конца, а вот второй, одним словом, задира. Он всегда пытался кого-то задеть за чувства, но при этом совершенно не умел драться, и в основном, все дела приходилось решать либо брату, либо Владимиру, потому как Мажор был пацифистом. А теперь в их компанию влилась ещё и Алиса. Друзьям она сразу понравилась, настроившись на одну волну с парнями.

– Милости прошу к моему шалашу, – пригласил с пафосом Мажор, открывая дверь съёмной квартиры.

– Ух, ты, – удивилась Алиса, когда вошла в квартиру.

Квартира и вправду была большой. Дейл насчитал пять комнат, из которых три были большими. Примерно под сорок квадратных метров. Обставлено всё под европейский стиль. Мажор явно что-то скрывал от друзей: сильно уж это напоминало его собственный вкусовой стиль. Кожаная мебель молочного цвета, мягкий палас под ногами, в каждой комнате стояли большие телевизоры, которые мало кто мог позволить себе. Глянцевые обои в каждой комнате с разным рисунком, даже не обои, а фотообои. Если не считать, что есть потолок, то можно запросто представить себя в разных местах. Обои придавали комнатам полный реализм эффекта присутствия. В коридоре, к примеру, были обои в виде садового лабиринта. Три большие комнаты представляли собой три города: Рим, Париж и Сидней. Две

оставшиеся были менее пафосными, с различными узорами зеленного, голубого и белого цвета, чтоб голова не шла кругом. Как нетрудно догадаться, эти комнаты служили спальнями. Гостиная вообще сразила всех наповал: небольшой стеклянный стол посреди зала, а на столе – разные вкусности. На стенах висели картины великих художников, может быть, даже и подлинники.