К счастью, автобус приехал быстро. И я даже умудрилась сесть на освободившееся сиденье напротив нагловатого парня. Ничего, ехать не долго, а смотреть можно и в окно, а не на пассажиров.
Правда «присела» я ровно на одну остановку, потому что на следующей остановке в салон кряхтя вошла старенькая бабулька в болотной куртке. Мужчины, сидящие на местах, тут же сделали вид, что не замечают бабушку, кое-как опирающуюся на палочку.
Мне стало стыдно за так называемых мужчин, и я тут же вскочила со своего места:
– Садитесь, бабушка!
– Ой, спасибо, добрыни… Добрая ты девушка, – сказала бабулька, усаживаясь на сиденье.
Бабулька удобно устроилась на сиденье, но вместо того, чтобы как порядочные пассажиры смотреть в окно, стала разглядывать мои коленки.
«Бедненькая старушка, – пожалела я её. – Ноги, должно быть, у неё сильно болят, раз так на мои колени смотрит. Наверно, о своих ноющих суставах думает. Даже неудобно как-то, что я в короткой юбке», – переступила я с ноги на ногу и попыталась прикрыть колени сумкой.
– А, что девушка, может, мне на коленки сядете? – хохотнул нагловатый парень, теперь сидящий напротив бабки.
Я обалдела от такого хамства! Мало того, что бабушке место не уступил, так ещё теперь ко мне подкатывает!
Но пока я соображала, что ответить, бабулька среагировала оперативнее меня – со всей силы она заехала палкой парню по ногам.
– Ай, больно же! Совсем с ума сошла, старая? Что ты себе позволяешь! – взвыл транспортный нахал.
– Это ты что себе позволяешь, мужик недоделанный! – бабка повторно треснула клюкой по ногам парню. – Место старшим не уступаешь, девушек поганым языком смущаешь!
– Бабка, ты чё, совсем шуток не понимаешь?! – парень тер ушибленные ноги.
– Ага, ты мне ещё тут пошути! – бабка грозно глянула на моего несостоявшегося ухажёра. – Я этими руками немцев в сорок пятом с поля гоняла, тебе и подавно наподдам!
Я опешила – такой прыти я от бабули не ожидала. Нет, немцев она явно с поля не гоняла, ей максимум лет восемьдесят, но её заступничество тронуло моё сердце. Не каждый мужчина заступится за девушку, а тут бабушка.
– Спасибо, – сказала я, и в порыве благодарности положила руку на плечо бабушке.
– Ничего, дочка, – бабушка ласково погладила мою руку, задержав свою ладонь на моей руке дольше, чем следовало бы. – Мы, женщины, всегда должны держаться друг друга, на мужчин надежды мало, – бабулька бросила грозный взгляд на отделанного ею парня.
Радов
Какой приятный аромат идёт от Добрыниной! И почему я раньше не чувствовал этого аромата? Наверно, я слишком далеко нахожусь от этой Амалии-Амелии, когда отчитываю её. Да, частенько я её ругаю… А всё почему? Потому что Добрынина порой невыносимо бестолковый работник. Зато у этого работника очень даже симпатичные ножки. Не зря я её от назойливого ухажёра отбил. Вон, сидит, ушибленную ногу трёт. Для убедительности я показал наглецу сжатый кулак. У меня не забалуешь! Парень испуганно вжался в сиденье.
Я задрал голову и глянул на лицо Амалии-Амелии.
«А она ничего!» – подумал я, глядя на смущённую Добрынину. Даже краснеть умеет.
Мне захотелось, чтобы она снова положила руку мне на плечо. Хотелось почувствовать прикосновение милой ручки, самому дотронуться до неё…
Автобус подъехал к остановке, на которой находился наш офис. Амалия-Амелия пошла к выходу. А я смотрел на её округлую пятую точку. Симпатичная всё же у меня сотрудница, – не без гордости подумал я.
Добрынина вышла из автобуса, я же поехал дальше в поликлинику.
Вывалившись из автобуса на нужной остановке, я пошёл в поликлинику. Пока шёл, я два раза чуть не грохнул тело бабки об асфальт. Особенно этому способствовали машины, припаркованные прямо на тротуаре. Вот как назвать этих людей, которые не думая о других паркуются так, как им в голову взбредёт? Я со всей силой треснул палкой по колесу припаркованной на тротуаре машины. Вот ведь, паразиты!
Разобравшись с документами в регистратуре, я поковылял к указанному мне кабинету. От увиденной возле кабинета картины, я присвистнул. Очередь возле дежурного терапевта напоминала скрюченный бараний рог. Тут поседеешь, пока ждёшь. Хотя я уже и так седой. Седая, – поправил я себя.
Очередь росла быстро, а двигалась медленно. Настолько медленно, что я стал пытаться заглядывать в чужие смартфоны. Все как цивильные люди уткнулись в куски пластика, и только я сижу как неприкаянный, не зная, чем себя развлечь. От скуки я прочитал развешанные на стенах агитплакаты от гриппа, менингита и коклюша.
Сидящие неподалеку от меня бабки пытались втянуть меня в дискуссию по поводу повышения цен и низкой пенсии. Но я отмалчивался, потому что был не в курсе ни цен на продукты, ни размеров пенсии и вообще задушевные беседы это было не моё. Один раз только я уверенно ляпнул, что у меня в кошельке осталось ровно 472 рубля до пенсии. Хотя нет, меньше, я же за проезд заплатил.
К тому моменту, когда подошла моя очередь к терапевту, я мечтал только об одном – о каше в кастрюльке, которая стояла в холодильнике моей бабки. Не знаю, из чего она была, но я готов был съесть всё что угодно.
Дежурная врач дежурно измерила мне давление и дежурно заглянула мне в рот. У меня оказалось пониженное давление и радикулит. Врачиха выписала мне какие-то таблетки и мази, и выдала направление на ЭКГ.
Ладно, в этом теле жить ещё можно, – облегчённо выдохнул я. А как же моя настоящая жизнь? Что творится у меня на работе? Как там они без меня?
Амелия
Придя утром на работу, я сразу засела за отчёт. Как это ни странно, но меня никто не искал, и я никому не была нужна – ни Севе, ни Радову. Я безмерно удивилась – неужели у одного не возникло желания поцеловать меня, а у другого – желания отчитать?
Я сунулась к девчонкам узнать, что да как.
– Радова сегодня не будет, – заявила всезнающая Катька. – У него сегодня отгул.
Услышав, что Радова сегодня не будет, в первую минуту я обрадовалась. Во вторую мне стало вдруг почему-то грустно. В третью – я отчитала себя за то, что мой мозг выдал такую эмоцию. На четвертой минуте я подумала, что мне лучше сосредоточиться на работе, а не думать о всякой ерунде. На пятой минуте моё обнаглевшее правое полушарие заявило, что Радов – это не ерунда, а мой непосредственный начальник и думать о нём на рабочем месте как раз таки не возбраняется, а наоборот, поощряется. На шестой минуте я разозлилась на всех и вся, и особенно на Радова, за то, что он своим отсутствием взбудоражил мой мозг. Вот как он умудряется, даже не находясь в офисе, действовать мне на нервы?
До обеда я тупо пялилась в экран, пытаясь разобраться в балансе некой организации, которая сама, видимо, не могла в нём разобраться. Ближе к обеду я решила проветриться и пошла к Севе. А Сева не очень-то по мне и скучал, он разъезжал по волнам виртуального океана. Ко мне Сева интереса не проявил и составить компанию для похода в магазин за булочками не захотел – пришлось мне идти в ближайшую пекарню одной.
Радов
Я топтался возле дверей офиса, пытаясь сообразить, под каким предлогом проникнуть внутрь. Нельзя же ввалиться к Енотову и заявить, что вот мол, это я, Радов собственной персоной в обличии старухи с радикулитом. Нет, Енотов такой прямолинейности не оценит. Как же обследовать рабочую обстановку?
– Ой, бабушка! А как вы здесь оказались?
Я обернулся на звук знакомого голоса.
Добрынина!
Амелия-Амалия стояла передо мной, держа в руках фирменный пакетик из соседней пекарни. Из пакетика шёл дикий аромат свежей выпечки. Мой желудок призывно завыл, учуяв запах пищи.
– Здравствуй, дочка! – проскрипел я. – Я к внучку пришла, он здесь работает. Ты-то как тут очутилась?
– А я тоже здесь работаю, – заулыбалась Добрынина. – Сейчас обеденный перерыв, в магазинчик ходила, – потрясла для наглядности Амелия-Амалия пакетиком.
Я почувствовал себя серым волком, который больше всего на свете хочет слопать пирожки Красной Шапочки.
– А… – протянул я, заглатывая слюну.
– Заходите, – открыла Добрынина передо мной дверь. – Я провожу вас к вашему внуку, а то вон, наш директор приехал, а он не особо любит, когда по офису посторонние ходят.
И точно, к воротам подъехал внедорожник Енотова. Я шустро прошмыгнул в открытую дверь.
– А кто ваш внук? К кому вас проводить? – спросила Добрынина, остановившись посреди коридора.