Роботы и Империя (пер. М.Букашкина)

Амадейро меньше всего хотелось таинственно восклицать: «Так даже лучше. Так и было задумано». Однако он с трудом удерживался от таких мыслей, пока лифт опускал их на нижний подземный уровень, – единственное место на Авроре, которое напоминало пресловутые Стальные пещеры Земли.

По знаку Амадейро Мандамус вышел из лифта и очутился в тускло освещенном коридоре. Было прохладно, работали вентиляторы. Мандамус поежился.

– Сюда мало кто ходит, – заметил Амадейро.

– Мы глубоко под землей? – спросил Мандамус.

– Около пятнадцати метров. Здесь много уровней. На этом хранятся гуманоидные роботы. – Амадейро остановился, подумал и решительно свернул налево. – Сюда.

– Здесь нет указателей?

– Я же сказал, сюда мало кто ходит, а те, кто ходит, знают, где им найти то, что нужно.

Они подошли к массивной двери, по обе стороны которой стояло по роботу. Обычные роботы, не человекоподобные, Мандамус критически оглядел их.

– Простая модель.

– Очень простая. Не думаете же вы, что мы должны были поставить что-то особенное для охраны двери. – Он повысил голос и бесстрастно произнес: – Я Калдин Амадейро.

Глаза роботов вспыхнули. Роботы отошли от двери, и та бесшумно поднялась вверх. Входя, Амадейро приказал стражникам:

– Оставьте дверь открытой и включите свет.

– Не думаю, что сюда любой мог бы войти, – заметил Мандамус.

– Конечно. Эти роботы знают мою внешность и голос и, прежде чем открыть дверь, убеждаются, что и то и другое принадлежит мне. – Затем он добавил как бы про себя: – На Внешних мирах нет необходимости в замках и ключах. Роботы всегда охраняют нас.

– Мне иногда приходит в голову, – задумчиво сказал Мандамус, – что если бы аврорианин обзавелся бластером, какие поселенцы вечно таскают с собой, то здесь для него не было бы запертых дверей. Уничтожь роботов – и иди куда хочешь, делай, что хочешь.

Амадейро бросил на него злобный взгляд.

– Какому космониту придет в голову пользоваться таким оружием во Внешних мирах? Мы живем без оружия и без насилия. Разве вы не понимаете, что именно поэтому я всю жизнь ищу способ уничтожить Землю и ее отравленное племя? Да, конечно, и у нас было когда-то насилие, но это было очень давно, когда Внешние миры только начали создаваться, и мы еще не избавились от земного яда, привезенного с собой, и не научились ценить безопасность, которую обеспечивают роботы. Разве мир и безопасность не дороже всего? Планеты без насилия! Планеты, управляемые разумом! Разве нужно уступать новые миры маложивущим варварам, которые, как вы говорите, всюду таскают с собой оружие?

– Однако, – пробормотал Мандамус, – вы готовы применить насилие, чтобы уничтожить Землю.

– Это насилие кратковременное и целенаправленное, это цена, которую мы заплатим за то, чтобы покончить с насилием навеки.

– Я в достаточной мере космонит, – сказал Мандамус, – и даже в этом случае выступаю за то, чтобы насилия было как можно меньше.

Они вошли в большое, действительно напоминавшее пещеру, помещение. Стены и потолок тут же осветились рассеянным, неярким светом.

– Ну, вы этого хотели, доктор Мандамус? – спросил Амадейро.

Мандамус огляделся вокруг и остолбенел:

– Невероятно!

В помещении оказался добрый полк людей, чуть более живых, чем статуи, но гораздо менее живых, чем казались бы, например, спящие.

– Они стоят, – прошептал Мандамус.

– Так они занимают меньше места.

– Но они стоят почти полтора столетия. Они не могут остаться в рабочем состоянии. Их суставы наверняка застыли, а органы разрушены.

Амадейро пожал плечами:

– Возможно. Но даже если суставы испорчены, их можно заменить. Была бы причина.

– Причина будет, – сказал Мандамус.

Он оглядел их лица. Все роботы смотрели в разные стороны, и казалось, вот-вот нарушат строй.

– У каждого своя внешность, – сказал он. – Они отличаются ростом, сложением и вообще…

– Да. Вас это удивляет? Мы же задумывали их как первооткрывателей новых планет. И потому хотели, чтобы они по возможности походили на людей и отличались друг от друга, как жители Авроры. Вам это кажется сентиментальным?

– Нет. Я рад, что они такие. Я прочел все, что мог, о двух первых гуманоидных формах, созданных Фастольфом, – Дэниеле Оливо и Джандере Пенеле. Я видел их голограммы, и мне они показались одинаковыми.

– Да, – нетерпеливо сказал Амадейро, – они были не только одинаковые, они практически были карикатурой на идеального космонита. Это уже романтизм Фастольфа. Я уверен, что он создал бы расы взаимозаменяемых гуманоидных роботов обоих полов с этаким неземным добрым взглядом, который делал бы их полностью нелюдьми. Фастольф, может, и блестящий роботехник, но человек невероятно упрямый.

Амадейро покачал головой. «Быть побитым таким невероятно упрямым человеком…» – подумал он и тут же отогнал эту мысль. Его побил не Фастольф, а тот проклятый землянин. Погрузившись в мысли, он не сразу услышал Мандамуса.

– Простите? – немного раздраженно сказал он. – Я спросил, вы сами проектировали их, доктор Амадейро?

– Нет, по странному совпадению их проектировала дочь Фастольфа Василия. Она столь же блестящий роботехник, как и он, но гораздо умнее, и это, очевидно, одна из причин их разногласий.

– Я слышал их историю… – начал Мандамус. Амадейро прервал его:

– Я тоже слышал эту историю, но она не имеет значения. Достаточно того, что Василия прекрасно делает свою работу, и можно не опасаться, что она станет когда-нибудь симпатизировать человеку, который хоть и является ее биологическим отцом, но навсегда останется для нее чужим и ненавистным. Она даже называет себя, как вам известно, Василией Алиеной.

– Да, я знаю. У вас есть записи мозговых рисунков этих гуманоидных роботов?

– Конечно.

– Для каждого?

– Конечно.

– Я могу получить их?

– Если на то будет причина.

– Будет, – твердо сказал Мандамус. – Итак, поскольку они предназначены для первооткрывательской деятельности, есть ли у них снаряжение для исследования планеты и работы в суровых условиях?

– Само собой.

– Отлично. Но могут потребоваться некоторые модификации. Как вы полагаете, Василия Фас… Алиена сможет помочь мне в случае необходимости? Она гораздо лучше знакома с рисунком мозга.