Падальщики. Книга 4. Последняя битва
Именно резервация похожа на те городки, в которых люди жили раньше. Такая некая деревенька, где все друг друга знают. Меня, разумеется, тоже. Мой зеленый мундир, длинный хвост волос цвета соломы узнаваем за сотню метров. Кто-то отдает честь, кто-то кивает, кто-то жмет руку или просто говорит «Добрый день!», этим мне тут и нравится: все такие разные, но такие добрые.
Я быстро нахожу нужный дом посреди однообразных строений, для меня он никогда не затеряется посреди этих клонов, и открываю калитку.
Хозяин уже сидел на крыльце в своем кресле-качалке и ждал моего появления.
– Так, так, так. Кто это решил забрести в вонючую человеческую богадельню со всеми этими помирающими стариками?
Я останавливаюсь перед ступенями, ожидая разрешения войти на его территорию.
– Привет, Фунчоза.
– Ну подымайся, бесстыдница.
Я улыбаюсь и прохожу к табуретке, что он всегда готовит к моему приходу. На ней уже давно ножом выцарапана надпись «Тесса-шлюха», он сдержал свое обещание, данное в тот далекий день, и наносил эту истину везде, где мы останавливались. Вот теперь мой личный табурет. Пусть это не кресло, и даже не кресло-качалка, но Фунчоза будет не Фунчозой, если не помучает меня. Даже спустя полвека.
На закрытой террасе тепло благодаря световым обогревателям. Я как обычно принимаюсь рассматривать Фунчозу. Мы видимся всего раз в год, и каждый раз мне кажется, что Фунчоза меняется кардинально, хотя невозможно поменяться кардинально сорок раз. Он оставил службу сорок лет назад, не желая превращаться в кряхтящего Триггера, как сам он сказал. Желал уступить место молодым, тем более он взялся за непосильную задачу перенаселить землю заново, когда Вьетнам родила четвертого дитя.
Они не избрали наш путь, решив умереть людьми. Аутентичными, натуральными – как говорил Фунчоза. А потому сейчас он был глубоким стариком с седыми волосами, лицом, испещренным морщинами, ноющей поясницей и тростью.
– Чего уставилась на меня такая вся молодая и сексапильная со стоячими сиськами? – сказал он, поглядывая на меня из-под прищура. – Хотя чего там. Не было у тебя никогда сисек.
Из дома вышла Вьетнам: такие же седые волосы в косе, морщинки вокруг узких глаз, но по-прежнему гордая осанка. Я улыбнулась и помахала ей рукой.
– Опять пришла хвастаться своей подтянутой жопой? – спросила она, сложив руки на груди.
– Да не было у нее никогда жопы! То ли дело у тебя. Ну-ка иди сюда, иди-ка!
Вьетнам подставила свой зад Фунчозе, и тот громко хлопнул по высохшим половинкам жены.
– Ай! – крикнул он. – Кажется, я раскрошил кисть о твои кости.
– Да пошел ты! Сам попробуй сделать девять паразитов!
– Уже сделал и у меня яйца лопнули! Так что давай-ка иди отсюда, пока я снова не оседлал тебя!
Было забавно смотреть на сексуальные споры двух стариков. Вьетнам исчезла в доме, а через пару минут появилась с подносом, разлила нам лимонад в высокие стаканы и снова исчезла.
Следующий час Фунчоза пытал меня расспросами о жизни за пределами резервации, нещадно критиковал и обзывал, развлекаясь с моим терпением. Мои нервы закалились достаточно, чтобы воспринимать Фунчозу, как близкого друга. Он был таковым всегда, просто мне понадобилось больше времени, чтобы это осознать. Он, как никто другой, всегда был рядом, когда я давала слабину. И когда пытался расстрелять в ангаре, и когда пинал в той коморке, а потом и много раз после этого, когда мы восстанавливали свой мир из руин.
Фунчоза всегда был рядом. Всегда придавал мне сил. Видеть его в нынешнем состоянии было тяжело. Осознавать, что скоро его не станет, еще тяжелее. Но то был его выбор, и я его уважала.
– Чего там Хумус? Не помер еще? – спросил он.
– Все также руководит Крымскими Вятичами, – ответила я.
– Ляху видел?
Я покачала головой.
Потом последовал час просмотра секретных видео из исследовательских лабораторий.
– Электрогранаты? Нехило! Томас стал бы звездой у Гитлера! Какие только пыточные орудия ни придумывает, – восклицал он, смотря видео тренировки на моем планшете. – Ой, ну какие тряпки, эти ваши новые Падальщики. Тьфу! Как они вообще выживают?
– Кстати, хватит сливать им видео с моим участием, – говорю я.
Именно Фунчоза был основным подпольным поставщиком видеофильмов, записанных с его нагрудных видеокамер, когда мы служили вместе. Уйдя со службы, Фунчоза скопировал все свои архивы и теперь иногда тут и там возникали новые просочившиеся кадры с битвы под Нойштадтом. В основном я там людей ем. Из-за этих пиратских копий меня и боятся.
– Я не сливаю. Я продаю.
– У нас нет денежной системы.
– Но обмен никто не отменял.
– И на что обмениваешь?
– Да всякий крутой стафф! Вот смотри. Это я получил взамен на то слезливое видео, когда ты расплакалась на пробуждении первого в Аахене. Помнишь? Помнишь?
Конечно, помнила. Первый пробужденный в скромной лаборатории Кейна в Аахене, куда я отправилась с Калебом, чтобы присутствовать лично.
– Ты так жалобно ревела, что я отдал задорого-задорого!
– Это подло, Фунчоза.
– А еще противно. Ты там такая сопливая вся.
Я тяжело вздохнула, представляя, что еще приберёг Фунчоза в своих цифровых сундуках. Не удивлюсь, если он установил где-нибудь скрытую видеокамеру в моей спальне.
– Во! – он протянул мне странный предмет.
Это была какая-то пупырчатая резиновая труба фиолетового цвета.
– Что это?
– Ребята достали с завода под Лихтенштейном.
– Силиконовых изделий?
Его открыли всего три года назад, завод сразу стал центром промышленности, потому что оттуда нам поставляли и герметики, и прокладки разного рода, и пробки, и химические емкости.
– И что это?
– Насадка на член!
– Фу!
Я тут же бросила ее на стол рядом с яблочным пирогом, что Вьетнам нам любезно поставила на стол.
– Шикарная вещь! Вот так берешь и надеваешь, а тут, короче, пупырки всякие…
Следующие десять минут Фунчоза демонстрировал мне свой дряхлый член в фиолетовой насадке посреди седой пушнины на лобке и расхваливал сие чудо, пока не вышла Вьетнам с очередным кексом, кажется вишневым, и не надавала ему подзатыльников.
Приближался конец рабочего дня, я ждала этого момента с нетерпением, потому что вскоре калитка стала хлопать с частотой три раза в минуту, впуская во двор огромное семейство Фунчозы. У него было тринадцать внуков, среди которых был Тамагочи младший, и шестеро маленьких правнуков, среди которых был Тамагочи Третий. Фунчоза вбил в головы всех, что имя Тамагочи должно обязательно идти сквозь время, поскольку их основателя звали Тамагочи Акира. Именно тому пластиковому яйцу с пикселями вместо лица весь род Фунчозы должен быть благодарен за появление на свет.
Детишки носились по двору, катались на горке, играли в снежки, строили домики из снега в виде фаллосов – этому их определенно дед учил.
Огромное семейство собралось на небольшом крыльце, стало тесно, но я ждала этого единения. Его детям было от сорока до двадцати лет, внукам от двадцати до десяти, а правнуки были совсем мелюзгой. Такая разновозрастная компания больше походила на какой-то клуб по интересам, если бы они не были все так похожи между собой.
– Тесса, смотри, я специально распечатал эти карты в цвете. Вот здесь, это звезда Проксима Центавра, а вот здесь, это экзопланета Проксима Б. В теории она годится для нашего обитания, – рассказывал Тамагочи.
Он работал в составе небольшой группы ученых-астрономов в Гейдельберской обсерватории в тридцати километрах от Нойштадта. Все жители нашей коалиции обожали читать новости из обсерватории, снова возвращаясь к далеким звездам и планетам, которые мы не изучали уже девяносто лет.
– Тесса, глянь, а вот это первый прототип дрона-доставщика. Он может перевезти до пятидесяти килограммов груза. Можно мы попробуем отправить следующую партию химреагентов в Аахен с помощью него? – а это был Тойота, который работал в одном из инженерных отделов.
– Отличная идея! – воскликнула я.
– Тесса, смотри. Наша детская художественная школа подготовила выставку работ, посвященных освобождению от вируса к завтрашнему празднику, – рассказывала Соба.
– Тесса, у нас есть предложения по Порто-Палермо. Мы восстановили по чертежам из Хроник волновой электрогенератор, вырабатывающий энергию из морских волн. Мы могли бы предложить им электричество, – говорил Фуджифильм.
И еще долгие часы «Тесса, глянь», «Тесса, а вот посмотри», «Тесса, а вот идея». Я была частью их большой семьи, здесь они звали меня просто Тесс. Они наполняли меня жизнью, энергией продолжать не просто бороться и выживать, а развиваться и быть лучше. Столько идей кипело в головах новых поколений, я обожала молодежь за эту надежду, что они питали своим неуемным активизмом.
Странным образом чокнутый Фунчоза вырастил потрясающих представителей человечества. Невероятно амбициозных, честных и ответственных. Ровно такими, какими бы я хотела видеть и своих детей, и детей своих соседей и всех других людей на земле, кто еще был способен принести новую жизнь.
Сумерки медленно сгущались, напоминая о безжалостности времени. Семейство постепенно расходилось по домам, кто-то оставался ночевать у Фунчозы, другие же прощались до завтрашней торжественной церемонии.
– Все уже валите отсюда! Все пироги сожрали, троглодиты! – ворчал Фунчоза.
А сам все никак не мог нацеловать трехлетнего Тамагочи Второго, держа малыша на коленях.
– Пап-мам, пока! Люблю вас!
– Пока!
– Тесса, до завтра!
– Пока, ребят!
– Давайте уже валите и заберите этих сопляков с моего участка!
Веселые смешки огромного семейства растворялись в ночи. Зажглись первые фонари, а я все никак не хотела уходить. Тут было так уютно, прямо как дома. Не как в моей одинокой квартирке в одну комнату, а в настоящем доме со смехом детей, запахом яблочного пирога и пердежом бесцеремонного Фунчозы.
Я думаю, что он понимал, как мне тут нравится, потому и никогда не гнал прочь, позволял сидеть на его крыльце столько, сколько мне было необходимо, чтобы накопить эту энергию для продолжения моего пути. Потому и пердел. Знал, что не уйду. Садист-мучитель.
Теперь мы уже втроем сидели за столом. Три бывших Падальщика. Даже поверить не могу, что эти двое стариков были грозой солдат и зараженных.
– А тебе хер на палочке, а не дети, – сказал он, попивая горячий чай.
– Это точно, – поддакивала хихикающая Вьетнам.
– Может, если повезет и мир снова скатится в жопу, появятся сиротные дома, выберешь себе хорошенького какого-нибудь.
– Никогда не допущу этого дна, – ответила я.
– Уж лучше постарайся. А то не видать тебе лимонада на крыльце, – сказала Вьетнам.
– Спасибо вам, ребят. За все.
– Что это я слышу? Сентиментальности? Давай-ка прекращай, не то огрею тростью!
Я посмеялась.
– Вечно раскиснешь в этот день, а нам развлекать тебя, – ворчал он.
И был прав. Я всегда приходила к ним накануне праздника, чтобы набраться сил выступить на трибуне, ободрить тридцать тысяч человек, просто продолжить стараться.
– Иногда кажется, что силы иссякают, – тихо прошептала я.
– А ты трахайся побольше. Хочешь насадку дам? С мылом помой и нормально.
– Уф, Фунчоза.
– А я серьезно. На одном благородстве не выедешь. Одним лишь «должен» не вытянешь все это дерьмо. Наполняй жизнь маленькими радостями: яблочным пирогом, лимонадом, прогулкой по грибы, избиением Калеба тростью, насадкой… серьезно говорю, возьми, не пожалеешь. Если не жить вот такими мелочами, жизнь смысл теряет. В тебе морального долга столько, что поражаюсь, как еще не захлебнулась. Хоть сама знаешь, за что борешься?
– За жизнь людей.
– Двойка тебе!
Трость ударила по лбу.
– Ай! – завопила я, зажимая лоб.
– За свою жизнь борись! Делай свою жизнь прекрасной! Люби каждый ее момент, а если не любишь, значит сделай так, чтобы полюбить. Остановись в своей гонке на миг. Осмотрись вокруг. Подыши. Почувствуй каждый атом окружающего тебя пространства, проникнись им и скажи сама себе, за что ты благодарна вот прямо сейчас.
Пришлось постараться, чтобы найти то, что мне нравилось сейчас. В ежедневной рутине с далеко горящей целью под названием «спасение всего человечества» я и впрямь перестала замечать мир вокруг.
– Лимонад и впрямь вкусный, – начала я.
– А то!
– И погода хорошая.
– Ваще шик!
– Томас электрогранату сделал.
– Просто зверь!
– Тамагочи Второй смешно соску сосет.
– Милипусик жесть!
– Сегодня проснулись еще четверо зараженных. В столовой подали прикольный рисовый пуддинг. Сняли новый фильм ужасов на руинах Желявы, – меня понесло.
Я перечисляла долго, Фунчоза улыбался и кивал. Терапия сработала. Жизнь стала чуточку прекрасней.
– Тяжко забыть все то дерьмо, – говорила Вьетнам. – То и дело возвращаешься туда, думаешь что надо было поступить вот так или вот так, спасли бы больше народу. А потом смотрю на все, что имею сейчас, и понимаю, что и так все зашибись. Ничего бы не меняла.
– А призраки всегда будут стоять за нашими спинами. Это неизбежно. Но не думаю, что они стоят и ненавидят нас. Когда я стану призраком, я буду пинать тебя под зад, – сказал Фунчоза. – Думаю, они занимаются примерно тем же самым.
– Иначе их жертва будет напрасной, понимаешь?
– Да. Ты должна им один большой и дружный мир во всем мире!
– Так что это твой моральный долг – радоваться жизни.
– А это значит, что ты должна этим призракам ежедневный грандиозный трах в насадке. На возьми.
Мы дружно смеялись, заканчивая наши посиделки вполне стандартным разговорами о прошлом.
По пути к калитке охватила грусть. Я обернулась.
– Каждый раз думаю о том, что это может быть последний раз, когда я вижу вас, – сказала я.
– Не выпендривайся! Ты тоже подохнешь. Не так скоро, но все равно подохнешь!
– С тобой всегда наши дети…
– Да! Можешь взять у них материал и клонировать нас…
Вьетнам врезала подзатыльник мужу и продолжала:
– Мы никогда не уходим отсюда по-настоящему. Этот дом всегда готов тебя полечить.
– Мы оставим подробные инструкции Такуми. А насадку ищи в верхнем ящике комода.
Я улыбнулась, послала им поцелуй, как все их дети, помахала и оставила Фунчозу с Вьетнамом в их уютном мире.
Картина того, как они вдвоем сидят на крыльце и попивают лимонад, навсегда закрепится в моей памяти.
Я вошла в квартиру, запахло горячим поп-корном.
– Эй, а я думал, ты будешь работать, – Калеб стоял посреди кухни с миской поп-корна и бутылкой пива.
– Доставай вторую. Пойдем смотреть фильм, – ответила я.
– Обожаю Фунчозу, – Калеб закатил глаза в экстазе.
Мы завалились на диван с ногами, запустили телесистему с жестким диском.
– Говорят, сняли фильм ужасов на Желяве, – сказал Калеб.
– Может, лучше что-то из классики?
Мне нравилась идея возрождения кинематографа, но, как и любому старику, казалось, что все, что снимали сегодня, было шлаком. Нам было еще далеко до тех шедевров, что творили создатели спецэффектов.
А потому выбор пал, разумеется, на комедию под названием «Обитель зла».
Жизнь засверкала радостными бликами просто оттого, что мы лежали в обнимку, закидывались горстями поп-корна, пили холодное пиво и хихикали над зомби.
Эпилог и еще пятьдесят лет спустя
26 февраля 2171 года. 10:00
Маргинал
Ракета-носитель «Кингшенг» торжественно сверкала белизной под палящим солнцем пустыни Бадын-Джаран, на краю которой функционировал космодром Цзюцуань. Восстановленный из руин сорок лет назад, он быстро вернул свой статус действующей площадки запуска космических аппаратов, а сегодня станет триумфатором в шествии человечества к звездам.
К ракете, как паразит, липнет первый многоразовый космический корабль, собранный на основе чертежей американской компании совместно с усилиями китайских инженеров и физиков. Стилизованно раскрашенный в черные и белые цвета, корабль гордо носил имя «Бридж»16, так символично подходивший этому переломному моменту человеческой истории. Мы наконец перекинули мост к звездам, к соседней планете, готовы отправиться в далекие путешествия, чтобы дальше писать свою противоречивую историю.
К лестнице, ведущей к люку корабля, под щелчки фотоаппаратов и торжественные речи шли семь астронавтов. Лучшие из лучших, выносливые из выносливейших. Те, кто никогда не боялся жертвовать собой ради других, кто всегда загонял страх в угол и настойчиво шел до победного конца.
Им предстоит семимесячное путешествие к Марсу, где их уже ждут маленькие помощники, отправленные туда десять лет назад. Сначала спускаемые аппараты привезли марсоходы, которые выбрали оптимальное место для возведения первой колонии. Потом к ним прислали грузы, и шустрые роботы уже воздвигли четыре купольных модуля – будущий дом для первых людей: тех самых – лучших из лучших. Как только космонавты ступят на красную планету, они обретут новый дом, будут строить его с нуля, создавать свой безопасный мир, лелеять его и оберегать.
Вирусная пандемия многому научила людей. Но в первую очередь они осознали свою ответственность перед вселенной, перед богом, перед тем, кто позволил им жить в райском саду под названием «Земля». Ответственность создавать и защищать, творить и охранять эту жизнь, уважать ее и ценить. Человеку прошлого не было суждено ступить на новую планету, потому что эксплуататорский разум разрушил бы новый дом. Но менталитет человека, пережившего конец света, позволил увидеть свои ошибки, дать новые клятвы и обрести разум творца.
Мы физически не смогли бы вырваться из сетей жадности, черствости и эгоизма. Вирус же очистил нас. Через боль, трагедию, но все же сделал нас лучше.
– Центр, говорит командир корабля, мы на месте, готовы к финальной проверке систем, – послышался голос Тони.
Я сделал приемник погромче и чуть покрутил четкость на мониторе, куда поступали десятки видеоизображений. Одно из них – с видеокамеры, установленной точно на панели управления внутри «Бридж». Я мог видеть лица своих старых товарищей.
– Принял. Разрешаю фазу с первой по третью, доложить по чек-листу, – ответил Тамагочи пятый.
Потомок Тормунда и Лина – руководитель полетов – уже спустя много лет после смерти легендарного Падальщика и не менее легендарного прадеда-тайконавта теперь отправлял наследие своих отцов в новое опасное путешествие, обещавшее не менее захватывающие приключения и не менее значимую цель.
– Арси, начинай предполетную проверку, – скомандовал Тони.
Арси, сидевшая рядом с ним в кресле второго пилота, тут же ответила:
– Приступаю.
Корабль перевозил почти десять тонн полезной нагрузки, которая состояла из запасов первой необходимости. Следующие миссии с многоразовыми спусковыми кораблями будут стартовать каждую неделю, подвозя космонавтам остальной груз для постройки колонии. Амбициозные планы космической программы нацелились на перевозку следующего экипажа уже через год. К тому времени на Марсе должны быть возведены монолитные жилые отсеки, расширенная теплица и диспетчерский пункт для установки прочной связи с Землей.
Первые экипажи полностью состоят из зараженных людей из практических соображений: они сильнее, выносливее, работоспособнее. Натренированные, они могли не спать до трех дней, сохраняя стандартную эффективность. Ускоренная регенерация была огромным плюсом для космонавтов, ведь многое могло пойти не так, начиная с самого путешествия к планете. Удивительным образом именно те, кого люди боялись почти полвека, кого считали прокаженными и кого истребляли, как опасных паразитов, откроют человечеству новые далекие горизонты. Мой отец в гробу перевернулся бы, останься от него хоть косточка.
Зараженные уверенно завоевали Землю, но не кровожадностью, а своим достоинством. Сегодня они составляли семьдесят процентов населения планеты. Возвращенные из задворок сознания, обретшие вторую жизнь в новой оболочке, они настойчиво восстанавливали свой мир и свою жизнь, которая едва ли напоминала прежнюю. Их больше не боялись, ими восхищались.
Неутомимость и упорство, отличавшие зараженных от здоровых, имели в основе глубокий страх потерять свой второй шанс, снова забыться в том бесконечном тумане, отдав тело дьяволу, который будет убивать и разрушать их мир их собственными руками. Этот глубокий страх, такой животрепещущий, почти фундаментальный в их личностях, заставлял их бежать вперед, бежать прочь от той личины, которая дремала в них, ожидая проявления слабости. У них не было выбора. Они обязаны оставаться сильными, быть примером для подражания, быть великими и благородными, для одной простой причины – выжить.
Для сопровождения аппарата сывороточного синтеза в экипаж был включен специалист из лаборатории Аахена, и не кто-нибудь, а сам руководитель департамента производства.
– Проверьте температуру в отсеке реагентов, их нельзя перемораживать, – сказала Божена, сидящая точно позади Тони.
– Дойдем и до твоих ампул, погоди, – ответил он.
– Проверь сейчас.
– Мы вообще-то должны работать по чек-листу.
– Если переморозишь, то на Марс прилетит экипаж из безмозглых чудовищ.
– Твою мать, Божена!
Тем не менее Тони прервал работу по чек-листу и под довольное хлопанье глаз Божены проверил условия в отсеке с химреагентами.
– Поверить не могу, что тебя засунули в экипаж. Тебя никто не любит! – огрызнулся он.
– Эй, не наезжай на нее, Антенна, – с этими словами Арси пихнула Тони в плечо.
Скафандр приглушал тактильные ощущения, зато запотевший шлем Тони ярко демонстрировал его негодование.
– Капитан, у тебя повышенный пульс, – заметил Тамагочи.
– Да бесит тут одна.
– Ничего, ничего, через пару месяцев приползешь ко мне на коленях, – ехидно произнесла Божена.
– Будешь шантажировать сывороткой? Очень по-боженовски, – ответил Тони.
– Нет, не буду.
– Чего тогда мне к тебе ползти?
– А то, что как только ты подписался на эту миссию, ты принял целибат. Никакого секса тебе там. Только ручки.
– С тобой-то это как связано?
– А мы не против тебя к себе пригласить, – сказала она.
Так просто и бесхитростно. На минуту в корабле стихло.
– Ты серьезно? Она серьезно? – наконец ожил Тони и повернулся к Арси.
Та кивнула.
– А что? Мы обсудили это. Ты красавчик, накаченный, и порно утверждает, что у негров член большой.
– Эй, а можно к вам? – послышался голос астронавта с нашивкой на груди «Сопля».
– А вот ты перебьешься, глиста, – ответила Божена, сидящая рядом с ним.
– Да ладно вам! Я ж тоже одинок буду.
– Ну не знаю. А что можешь предложить?
– Скорость! – ответил жилистый парень.
– Тогда точно мимо.
– Ты не поняла! Не скорострел, а скорость самого процесса…
– Ребята, хватит обсуждать грядущую оргию. Антенна, сконцентрируйся на проверке систем. Божена, твои пробирки в порядке, а потому успокойся. А ты, Сопля, просто заткнись.
Голос прозвучал тихо и немного устало, но все тотчас же замолчали и вернулись к своим задачам. Руководитель миссии сидела точно позади всех и контролировала работу космонавтов.
– Томас, доложи по отсекам с шестого по девятый.
– Отклонений нет, компоненты в стабильном рабочем состоянии, – ответил брат сестре, проверив грузовые отсеки, хранившие рассаду, которая послужит для производства кислорода и еды.
– Так что там произошло в тот день? В центре управления? – спросила она.
Прошло сто лет со дня битвы под Нойштадтом, уж сегодня Томас должен сломаться. Но он лишь молча качал головой.
– Ладно. Попытаю счастья еще через пятьдесят лет, – ответила Тесс.
Я буду скучать по ней. Грустно осознавать, что отныне она будет не на расстоянии вытянутой руки от меня, а в семи месяцах полета. Как и прежде, идеальная особь будет рассказывать мне свою историю с экранов мониторов, куда будут поступать видеоизображения из марсианской колонии. Я не смогу прийти к ней на помощь, если позовет, но она больше никогда и не звала с того дня в Нойштадте, когда просила ее убить. Тесса справится. Я уверен. К тому же при удачном раскладе через добрую сотню лет я смогу незаметно пробраться в пассажирский корабль, который перевезет на Марс очередную группу зараженных поселенцев.
Я не знаю, во что разовьётся этот проект, не знаю, чем закончится вся эта космическая амбиция. Но мне нравится думать о том, что однажды все зараженные покинут Землю, оставив заботу о ней своим ущербным собратьям. Своеобразный второй шанс для людей доказать, что они достойны жить здесь в независимости от больших и сильных братьев, блюдущих порядок и безопасность на планете. Как выросшие дети, они продолжат свою жизнь, ограниченные пространством одной планеты, пока их более развитые собратья буду покорять звезды.
С течением времени люди все больше становятся похожими на устаревший инструмент, медленно ползущий из дома в музей, где занимает место на полке с другими экспонатами: так, телеграф стоит рядом с ручной телефонной станцией, следом громоздкая мобильная Моторола устрашает своими размерами, а еще через десяток моделей смартфон гордо восседает над своими старенькими братьями.
