Ребенок Розмари

– Вы ведь не религиозны, дорогая моя? – учтиво спросил мистер Кастивет.

– Меня так воспитывали, – сказала Розмари. – Но теперь я чистый агностик. Так что вы меня ничуть не обидели.

– А вы? – поинтересовался мистер Кастивет у Ги. – Вы тоже агностик?

– Наверное, да. Не знаю, как можно думать иначе. То есть я хочу сказать, что убедительных доказательств нет ни у одной из сторон, верно?

– В самом деле нет, – согласился мистер Кастивет.

Миссис Кастивет внимательно поглядела на Розмари.

– Ты так неуютно себя почувствовала, когда мы смеялись над шуткой Ги насчет Папы.

– Ну, он ведь все-таки Папа, – смутилась Розмари. – Я всегда его уважала и сейчас уважаю, хотя и не считаю уже, что он святой.

– Если ты не считаешь его святым, – сказал мистер Кастивет, – то не следует его и уважать, потому что он обманывает людей, говоря, что он святой.

– Вот именно, – поддержал Ги.

– Как только подумаю, сколько денег уходит на его наряды и драгоценности… – проговорила миссис Кастивет.

– Вот вам и лицемерие, замаскированное религией, – продолжал мистер Кастивет. – Это было неплохо изображено в «Лютере». Вы там играли главную роль, Ги?

– Я? Нет! – ответил Ги.

– Разве не вы были дублером Альберта Финни?

– Нет. У меня там была менее заметная роль.

– Странно, – удивился мистер Кастивет. – А я думал, что это вы. Я помню вашу жестикуляцию и специально посмотрел в программке, кого вы играли. И там написано, что вы были дублером Финни.

– Какую жестикуляцию? – не понял Ги.

– Ну, я не помню точно, вот такие движения…

– Когда у Лютера начинался приступ, я делал руками такой жест, как бы протягивая их к небу.

– Точно! – радостно подтвердил мистер Кастивет. – Именно это… А вот у мистера Финни все было очень неестественно, смею заметить.

– Да что вы, – возразил Ги.

– По-моему, его игру сильно переоценили, – сказал мистер Кастивет. – Интересно было бы посмотреть, как бы вы сыграли эту роль.

Ги засмеялся.

– Мы с Финни действительно очень разные. – Он радостно посмотрел на Розмари. Она улыбнулась: ей было приятно, что Ги чувствует себя здесь хорошо, иначе бы он ей этого не простил – весь вечер провести в разговорах с папашей и мамашей Сеттл. Нет, Кеттл.

– Мой отец был театральным продюсером, – продолжал мистер Кастивет. – И все свое детство я провел в обществе таких людей, как миссис Фиск и Форбс-Робертсон, Отис Скиннер и Моджеска. Поэтому я замечаю не только обычные способности у актеров. У вас, например, интереснейшие внутренние качества, Ги. И по телепередачам это видно. Вы пойдете очень далеко, если преодолеете полосу временных неудач, через которую должен пройти каждый выдающийся актер. Вы сейчас где-нибудь снимаетесь?

– У меня есть на примете парочка ролей, – сказал Ги.

– Не могу себе представить, чтобы вам в них отказали.

– А я могу.

Мистер Кастивет уставился на Ги.

– Вы это серьезно?

На десерт был домашний бостонский пирог с кремом, и хотя он удался лучше, чем отбивные с овощами, Розмари показалось, что он слишком уж приторный. Однако Ги похвалил пирог и даже попросил добавки. Но, может быть, он только играл очередную роль, подумала Розмари, отвечая комплиментом на комплимент.

После ужина Розмари вызвалась помочь с посудой. Миссис Кастивет сразу же приняла предложение, и женщины занялись уборкой стола, а Ги и мистер Кастивет прошли в гостиную.

Кухня, начинавшаяся сразу за холлом, была маленькая и казалась еще меньше из-за оранжереи, о которой говорила Терри. Растения располагались на большом белом столе длиной фута в три, который стоял возле единственного окна. Над столом склонились лампы, освещавшие стекла парника, отчего они казались не прозрачными, а какими-то белесыми. В оставшемся пространстве близко друг к другу стояли мойка, плита, холодильник, и над всем этим под самым потолком были прибиты какие-то бесконечные ящики. Розмари вытирала посуду, стоя рядом с миссис Кастивет, и с удовольствием думала, что ее кухня гораздо больше и куда лучше обставлена.