Приди же скорее, сладкая смерть –
Побег, избавленье, броня!
Тамар дочитала письмо, отложила свиток. Страдание в глазах.
– Радуется Иудея счастливому концу войны. В стране нет кручины, кроме моей. К чему мне жить, если Амнон мертв? Милостивый Бог, возьми мою жизнь, и печаль покинет Сион! – восклицает Тамар. – Невыносимы для моих ушей слезы и стенания милого Амнона, – сказала несчастная, вновь взяла в руки свиток, прижала его к груди. – Любезна сердцу была родина, пока краса Амнона освещала ее. Сгинул любимый, и адской долиной обратился Сион. Недолго жить осталось, умру от горя. Хочу, чтоб земля, поглотившая Амнона, вновь разверзлась и меня приняла.
Появился Иядидья. Он слышал слова Тамар. Причитания дочери огорчили и рассердили его.
– Принято у нас, что месяц скорбит девица по смерти нареченного. Ты же, дочь неразумная, никак не уймешь великий плач свой, сердца родительские жестоко терзая, – Сказал Иядидья.
– Отец, если б не скрыл ты от меня письмо Амнона, я б уж давно была в могиле и не мучила бы своим горем тебя с матерью, – смело возразила Тамар.
Видит Иядидья, что слишком тяжелы страдания дочери. Смягчился, пожалел.
– Праотец наш Яков почитал сына Иосифа среди мертвых, а тот жив был и великие дела вершил. Не отчаивайся, надейся на Господа, дочь.
– Не жалей и не утешай. Слова бессильны, слезами утешусь, коли смогу. Бывает так, отец, что лекарство хуже болезни, а если и лучше, то тем лишь, что действует медленнее.
Глава 29
Голос возлюбленного моего!
Вот он идет! Скачет он по горам,
прыгает по холмам.
Песнь песней, 2,4.
Пир у Иядидьи
Было у Иядидьи обыкновение, которому он следовал из года в год. В середине осеннего месяца Тишрей, за день до кануна праздника Суккот, когда, с Божьей помощью, закончены работы на токах, в амбарах и винодельнях, вельможа созывал в свой летний дом друзей и доброжелателей и устраивал пир. На утро перебирался в сукку и праздновал, отдавая, как и положено, семь дней Богу. Потом запирал летний дом и до весны жил в зимних покоях.
По установлению Господа каждый седьмой год в Иудее землю не возделывали и урожай не собирали, а брали то, что само вырастало. Нынешний год был седьмым и посему скудным, но Иядидья не отступился от обычая, и пир задал щедрый, как всегда.
– Со всех концов Иудеи люди стеклись в Иерусалим, – обратился Иядидья к Тирце, – и необычайно велико ликование в столице, только в нашем доме радость с печалью пополам. Вот, я пригласил на пир цвет молодежи и музыкантов самых лучших позвал. А, главное, уповаю на благое разумение Тамар: надеюсь, девица отрешится от тоски, забудет Амнона и найдет себе пару по сердцу.
– О, это говорят мужские уста! – улыбаясь, ответила Тирца, – сызвеку известно, что душа мужчины желает многих, а женское сердце верно одному. Коли женщина потеряет возлюбленного – не в силах забыть его, единственного! А впрочем, милый, хороша твоя задумка. Дай Бог тебе правоты! Если веселье в душу не протиснется, то хоть морщины разгладит.
Собрались званые гости. Ситри и Тейман спустились с горы Кармель. Авишай явился из Бейт Лехема. Наама и Пнина тут. И много прекрасных юных лиц украшают торжество.
Шофары и флейты, арфы и киноры, хоровод и пляски, песни и вино. Кто не печалится, тот весел, а кому не радостно, тот печален. Переглянулись Пнина и Тейман и тяжко вздохнули. Тамар, чтобы весельем душу не томить, ушла к себе и сладко плачет. Девушки тщатся разговорить бедняжку ей в утешение, но попусту, та лишь всхлипывает в ответ. Тирца и Наама тоже грустны.
Наплясавшись, гости расселись кружком и стали вспоминать тяжелые времена и муки, что приняли от Ашура. А потом благодарили Бога за милость и за спасительное чудо. Стемнело, и гости разошлись по домам.
Наама и Пнина остались ночевать в летнем доме. Мужчины – Ситри, Авишай, Иядидья, Хананель и Тейман – спать не улеглись и стали дожидаться рассвета, чтобы отправиться в лес и в поле и наломать миртовых и ивовых ветвей, без которых не отпраздновать Суккот.
Поа, новая служанка Тамар, как нельзя лучше оценила щедрость хозяев, отдав должное вину и яствам, и благодушие овладело ею вполне.
– Отчего, голубушка, ты убиваешься больше всех? Разве Пнине и Тейману легче, чем тебе? Что сказать о Нааме? Ведь она мать! – обратилась Поа к Тамар.
– Наама от двоих могла видеть счастье. И если один погиб, а другой цел, то горю не заполнить сердце до краев – останется местечко для радости. А у меня был один, и не стало его. Пнина вновь видит Теймана, а ко мне любимый не вернулся. Широко открыты створы Сиона, и родина рада своим возвращенцам. Лишь моему Амнону заказан обратный путь, и тяжелые засовы запирают ворота перед лицом его. Кто больше, кто меньше – люди находят усладу, а моя душа больна неизлечимо, – ответила Тамар.
Знакомый голос
С восходом солнца высыпали из домов жители Иудеи, и, верные завету Господа, принялись собирать ветви мирта и речной ивы – знаки спасения и геройства – дабы встретить праздник урожая, праздник Суккот.
Погасли утренние звезды, небо порозовело на востоке. Первые лучи дневного светила брызнули невесомым золотом на серо-синюю воду и зеленую землю. Горы расправили плечи. Деревья, трава, цветы заблестели каплями росы.
Тамар, утомленная безрадостными думами, под утро забылась тревожной дремотой. Мешаются в больной голове ночные страхи с дневными, плетут цепкую паутину небылиц и видений. Некрепкий сон, чуткий. Глаза закрыты, а уши ловят шорохи. И чудится Тамар голос вдалеке:
“О, священная гора! Вновь вижу чертог Господа, что на вершине твоей! Отсюда молитвы Сиона устремляются к Небесам. Здесь пророк Исайя, сын Амоца, постигает учение Бога великой мудростью своей – щедрый дар Всевышнего. Воздух чист, и воды светлы, и деревья свежи, и цветы и травы тянутся к солнцу, и над чудом неописуемым этим звенят и ликуют голоса птиц. Я, кажется, слышу шофары левитов в Храме. Смолкните, пернатые! Вместе станем внимать звукам радости и славы!”
И полилась из Храма песня.
Славит Сион в день сей торжественный
Праздник Суккот, дар свой Божественный.
Господь учинил расправу
Над силой темной и злой,
И с громкою Богу хвалой
Народ ликует по праву.
Навеки запомним Исайи урок,
Что преподнес нам вещий пророк.
Миг, и явился предсказанный мир!
В Храме открыты ворота,
Оставьте за ними заботы,
Спешите на радостный пир!
Народам Всевышний принес избавленье,
Бога отвергшим – позор, посрамленье.
Чертог на горе – радости место.
Юных повсюду звенят голоса,
Звуки киноров летят в небеса,