Фрекен Жюли

Йоран Перссон. И ничто тебя не тревожит?

Педер Веламсон. Ничуть!

Йоран Перссон. Стало быть, ты верный слуга, как сам я – верный слуга королю. Ступай!

Педер Веламсон уходит.

(Йоран Перссон – в сторону ширмы.) Не осталось у тебя чего-нибудь холодненького, мама? Я бы подкрепился.

Мать. Ну что? Попросил денег?

Йоран Перссон. Нет, не до того было.

Мать. Я не подслушиваю, но кое-что пришлось расслышать…

Мария. Дядя, иди кушать!

Йоран Перссон. Да-да, егоза, иду!

Действие третье

Берег озера Меларен, вечер. Вдали Грипсхольмский замок. Посреди сцены мост; справа – у подножья холма, заросшего дубом и орешником, – сторожеваябудка. На берегу – рыбацкая хижина, лодка, сеть. Йоран Перссон и Нильс Юлленшерна.

Йоран Перссон. Господин Юлленшерна, вы ведь друг королю, не правда ли, несмотря на печальное недавнее происшествие…

Нильс Юлленшерна. Мое имя Юлленшерна и я друг Васам, но палачом не бывал и не буду!

Йоран Перссон. Речь не о том… Что думаете вы о поведении герцога Юхана и о приговоре?

Нильс Юлленшерна. Герцог Юхан возмутил Финляндию и Польшу против своего отечества и справедливо приговорен риксдагом к смертной казни. Король Эрик его помиловал – и это делает честь сердцу короля.

Йоран Перссон. Хорошо же! Но что тогда вы скажете о замысле вдовствующей королевы вместе с дворянами, которые хотят торжественно встретить злодея, когда его будут тут провозить?

Нильс Юлленшерна. А то и скажу, что они делаются приспешниками злодея и должны разделить его участь.

Йоран Перссон. Особа вдовствующей королевы, разумеется, неприкосновенна, но Стуре и прочие – дело иное. Как только станет ясно, что они хотят чествовать злодея, я прикажу их арестовать тут же, при входе на мост. В рыбачьей хижине засели мои люди. Но нам важно, чтобы вы, один из государственных мужей и родственник Стуре, поддержали наше предприятие.

Нильс Юлленшерна. Долг свой я исполню, но беззакония не поддержу…

Йоран Перссон. Все будет по закону, риксдаг осудит Стуре точно так же, как осудил он герцога Юхана.

Нильс Юлленшерна. Тогда я согласен, но сперва поглядим, посмеют ли эти господа открыто, при мне, переметнуться к предателю. Я жду невдалеке, дайте мне сигнал, выстрелите, и я тотчас же тут буду. Прощайте покамест!

Йоран Перссон. Постойте. Всего одно слово, Юлленшерна! (Идет за ним следом. )

Сторож (выходит из сторожевой будки вместе с Педером Веламсоном). А по мне, господин хороший, лучше всего тут подойдет пила!

Педер Веламсон. Пила?

Сторож. Она! Подпилить мостовые балки, а при входе на мост часового поставить. Пойдут господа герцога встречать, а часовой им: «Не ходите на мост!». Негромко так, и всего-то разок. Они, ясное дело, не послушают, мост рухнет, и всем им конец.

Педер Веламсон. Так тоже можно, только возни много; да многие и плавают отменно. Вот я на днях одного прапорщика, Монса, топил. Сунули мы его, как котенка, в мешок, ноги ему заковали, груз привесили. И – виданное ли дело! – всплыл не хуже речной выдры, и пришлось глушить его дубьем, как налима к крещенью глушат.

Сторож. А-а, стало быть, это ты с Монсом-то разделался…

Педер Веламсон. А то!

Сторож. Чистая работа! Концы в воду – и поминай как звали. А то ведь от судов этих да следствий – толку мало, правда – она что дышло, любого каналью обелить можно, ежели к делу умеючи подойти. Прокуратор наш – тоже малый не промах, да уж больно охоч он бумагу марать…

Педер Веламсон. Не всегда, не всегда. Но с герцогом тут и впрямь все должно быть честь по чести…

Сторож. А герцогиня-то, полька, с ним, что ли?

Педер Веламсон. Нет, говорят, она после, сама по себе пожалует…

Сторож. Ну-ну… Грипсхольм – он большой, стены толстые, так что и не услышишь, что внутри деется.

Йоран Перссон (входит). Педер Веламсон!

Педер Веламсон. Прокуратор!

Йоран Перссон. Стань на страже и никого на мост не пускай; герцог с другой стороны едет.

Педер Веламсон. Будет исполнено!

Йоран Перссон. Сторож! Гляди во все глаза и все запоминай, будешь свидетелем.

Сторож. Свидетелем? А кое-кто скажет – это уж верно, – что я все вру!

Йоран Перссон. Это мое дело. А ты делай свое! Тс-с! Идут! По местам! (Уходит в глубь сцены направо.)

Сванте Стуре, Нильс Стуре, Эрик Стуре, дворяне, свита, несут венки и букеты. Нильс Стуре несет большой венок, украшенный герцогскими гербами и золочеными сплетенными вензелями Ю и К.

Сванте Стуре (Нильсу Стуре). Повесь этот венок на мосту, чтобы путь в тюрьму нашего родича и друга прошел как бы через триумфальную арку (разглядывает венок). Ю – Юхан, К – Катарина!

Нильс Стуре. Но К может означать и герцога Карла!

Эрик Стуре. Тише ты!

Сванте Стуре. Дети, не шумите! Пусть же торжественность минуты взывает к миру, когда бушуют братоубийственные распри и воскресают раздоры Фолькунгов. Не замок ли Нючёпинг видим мы вдали?

Нильс Стуре. Нет, это Готуна!

Эрик Стуре (простодушно). Да ведь это же Грипсхольм!

Нильс Стуре. Он не понял! И он не знает, что герцог Юхан из рода Фолькунгов!

Сванте Стуре. Тише, тише.