Элла Алекс

Длинную комнату делила надвое стена, за которой поднималась наверх небольшая деревянная лестница, а оставшееся пространство со стеклянным столом, компьютером, принтером, телефоном и сваленными кипами журналов, брошюр, туристических проспектов, очевидно, служило рабочим кабинетом. В дальнем торце импровизированного кабинета темнел проход под каменной аркой, – такой низкой, что не пригибаясь под ней мог бы пройти разве что подросток.

– Там у нас кухня. Прошу прощения за запах, я готовила блюдо с чесноком.

– У вас пахнет лучше, чем от меня с дороги, все чудесно.

Поднимаясь по узкой лестнице на второй этаж, Клаудия предупредила:

– Берегите голову. – Перекрытие второго этажа нависало слишком низко над ступенями лестницы. Древний дом требовал от постояльцев уважительных поклонов.

Второй этаж занимали две спальные комнаты, разнесенные по разным концам маленькой галереи, посреди которой была дверь в просторную светлую ванную с окном и душевой кабиной. Гостевая спальня оказалась справа: это была обширная комната с тремя окнами и высоченным потолком над балками и стропилами. Над половиной комнаты нависала антресоль – жилая! – с небольшой кроватью и грудой старых чемоданов, на нее вела аккуратная белая лесенка. Это придавало жилью особый антураж, но никакой практической нужды подниматься на антресоль не было: все нужное легко размещалось внизу. Большая двуспальная кровать, платяной шкаф, длинный невысокий стеллаж с полками для всяких мелочей, который можно было использовать как стол – мебель была распределена по комнате очень удобно. Единственную глухую стену комнаты украшал широкий, но неглубокий камин. На его каменной полке красовалось несколько подсвечников и венецианских масок. Напротив кровати бросалось в глаза круглое зеркало над туалетным столиком, обрамленное огромными стразами. Это была комната девушки.

– Моя дочь сейчас учится в Копенгагене, в этом году получает степень магистра по фэшн-менеджменту. Скоро она приедет сюда перед тем, как перебраться в Милан.

– Сколько ей?

– Двадцать один.

– Она родилась и выросла здесь?

– Ага, это ее комната, – подтвердила Клаудия очевидное.

Одна из картин на стене пыталась изобразить то ли вакханалию, то ли пубертатное баловство в школьном альбоме. Здесь были голые и не очень девицы в разных позах – сидя на метле, скрестив ноги на полотенце, распустив руки в танце; реже присутствовали самого разнообразного вида мужчины – в пиджаках и шортах, атлеты и старики, в очках и с бородами. Никакой композиции, но и ничего особо фривольного. Надпись-посвящение гласила: «Моему дорогому другу и любимой модели Роксане». И подпись того же автора, что и на других полотнах. Дочка, должно быть, была красавицей.

Показав в доме все, что предписано для приема постояльцев, Клаудия подвела итог:

– В унитаз ничего не бросать, кондиционер при открытых окнах не включать. Можете пользоваться всем – от холодильника и посудомоечной машины до телевизора и музыкального центра, а по утрам вас будет ждать свежесваренный кофе. Я люблю пить кофе по утрам – зафиналила разговор улыбкой Клаудия. – Теперь располагайтесь, а я пойду в душ, смою морскую соль, потому что до вашего приезда я ходила купаться на пляж, и соль на коже – это не очень приятно.

– А где у вас тут ближайший пляж? Судя по карте, пляжи есть на севере и на юге от города, до каждого километра два-три?

– До пляжа всего двести метров, – снисходительно улыбнулась Клаудия. – Надо только выйти за крепостную стену, пройти метров пятьдесят до берега, и там будет пляж.

Клаудия скрылась в ванной, и вскоре оттуда донесся шум мощного водопада. Теперь, когда никто не отвлекал, я быстро разобрал рюкзак, разложил вещи по тем местам, где они не будут мешать ни мне, ни хозяйке, надел плавки под шорты, взял полотенце и бутылку воды. Через десять минут я уже спускался с набережной на песчаный пляжик рядом с портом. Здесь не было ставшего уже привычным в Греции душа на берегу – только пара кабинок для переодевания, едва ли пользовавшихся большим спросом, – и песок перед синей соленой водой, которая кому-то могла бы показаться не самой чистой, – ну как же, здесь ведь порт! Но пять десятков человек на песке дружно проголосовали за то, чтобы считать место вполне пригодным. «Купаться запрещено», – предупреждали красным таблички на пляже. Полуголые люди в воде, ясное дело, плевать на них хотели. Они весело плескались в спокойной синей бухте. Буквально в трехстах метрах у пирса ожидали отплытия два огромных парома, левее темнел на приколе военный сторожевой корабль.

На берегу чуть в стороне девушка лежа читает книгу. Стайка малолетних хулиганов носится взад-вперед у волейбольной площадки, не обращая внимания на редкие окрики отцов, которые лениво переговариваются и почесывают волосатые животы. Две матроны громко обсуждают что-то, стоя по пояс в воде, и оглашают пляж жизнерадостным хохотом. Даже чайки к ним не приближались.

Я погрузился по самый нос в соленую плотную воду, окруженный кораблями, пирсами, каменными набережными – всем тем, чего так не хватает в обычной жизни за Уралом. «Как же многого мне не хватает. Если начать перечислять – целый список получится! Что-то надо с этим делать. Как-то надо избавляться от всех этих нехваток». Но намеренно искать приключений, пожалуй, будет слишком.

Впервые за целую неделю я возвращался домой с запекшейся солью на теле. Ее зудящее покалывание как будто подначивало шевелиться пошустрее, и в то же время оправдывало медлительность движений. Соль как будто предупреждала: «Аккуратнее, если не хочешь получить по коже наждаком!».

Дома без особого удовольствия я смыл с себя соленые разводы, вытерся насухо, запустил компьютер, чтобы проверить, как дела на бирже. Надел самую немятую футболку, и когда снова выбрался на улицу, солнце уже давно исчезло за крышами старого города. Хотелось есть. Самое время попробовать что-то новое в греческих ресторанах. В меню ближайшего из них я наткнулся на аппетитную картинку, изображавшую рулетики, завернутые в виноградные листья. «Долмадес» – гласило меню. Помня, каким вкусным был обед в ресторане горной деревни, я приготовился к новому сочному вкусно-соленому празднику во рту. Но меня ждало разочарование. Маленькие, едва ли толще пальца рулетики оказались миниатюрной копией фаршированных перцев с мясом и рисом, но только без самого перца. Скудная еда казалась пресной. Из вежливости ее можно было бы назвать разве что «освежающей». Когда хозяин спросил мое мнение, я извернулся и похвалил их шефа, но не стряпню. Он остался доволен отзывом, я избежал прямой лжи. Больше меня здесь не будет, но к чему портить настроение незнакомым людям?

4. Клаудия.

Вышагивать по улицам вечернего города в день приезда не хотелось. Впереди целая неделя, и я еще успею поскучать в старых кварталах. Сегодня же предстояло сделать важный стратегический ход. Я зашел в маленький магазин, и спросил у продавца какого-нибудь местного приличного вина. На выбор оказалось лишь три бутылки, одну из которых тот протянул со словами: «Твоей девушке понравится». Уже стояла плотная южная ночь. Хмыкнув, я расплатился и отправился устанавливать дружеские отношения с хозяйкой дома.

Клаудия полулежала на диване с бутылкой пива в руке и смотрела телевизор. Он разговаривал с ней на немецком и показывал новости с бегущей строкой. Гостиную приглушенно освещал торшер.

– Привет, Клаудия! Разделите со мной эту бутылку, если не сильно заняты?

– Конечно, почему нет?

– Чудесно! Где тут можно добыть бокалы?

– Попробуйте посмотреть на кухне в шкафу.

Открыв одно за другим несколько отделений старого серванта, я нашел пару стеклянных бокалов с ножками разных цветов и штопор. Смахнул пыль с посуды, негромко вытащил пробку, и с открытой бутылкой в одной руке и небрежно скрещенными бокалами в другой вернулся в гостиную.

– Какую пилюлю выбираете, красную или синюю?

– Конечно красную, – белозубо улыбнулась Клаудия. Я в очередной раз позавидовал отсутствию досадного провала в истории европейской стоматологии и уселся рядом на угол дивана.

– Хотите что-нибудь съесть? – вежливо осведомилась хозяйка.

– Нет, спасибо. Я только что заходил в соседний ресторан в попытке узнать, что такое долмадес.

– Как все прошло?

– Не слишком познавательно. Я быстро все съел.

– Хаха. Значит все-таки голодный.

– Нет-нет, все в порядке. – Я разлил вино по бокалам, протянул ей тот, что с красной ножкой, и поднял свой: – Во-первых, хочу сказать спасибо за вашу вражду.

– Наверное, вы хотели сказать «гостеприимство».

– О. Мой чертов английский, конечно я имел в виду гостеприимство! – Слова «hostility» и «hospitality» так созвучны, что я их перепутал. – Мне надо больше практиковаться: целый год почти не с кем было поговорить по-английски.

– Ничего, хорошая шутка получилась! – рассмеялась Клаудия. – Вообще-то ваш английский вполне неплох.

– Спасибо, но можно я вам не поверю? – улыбнулся я.

– Уж точно лучше, чем у многих немцев и греков.

– Мне трудно о них судить.

– Так расскажите, Алексей, кто вы? Чем занимаетесь? – начала она вежливое знакомство.

Я коротко рассказал о работе и о городе, в котором год назад упал метеорит, о том как множество людей остались без стекол в окнах и как я рассказывал в об этом в новостях. Добавил, что неженат, чаще всего путешествую один, и рассказал, чем именно больше всего интересуюсь в поездках. Клаудия часто прерывала меня короткими вопросами, которые были всегда точны, емки, уместны, и выводили рассказ на новую тропинку, но в то же время не выплескивались из заданных мной берегов. Ни разу она не спросила о том, чего я не коснулся до сих пор в своих описаниях. Чувствовалось, что ей действительно интересно слушать, и слушать она умеет: делает это с живым участием, и в то же время с тактом; посматривает на собеседника, но не упирает глаза в глаза. При этом я готов был биться об заклад, что те вопросы, которые задавала эта женщина, действительно ее интересовали. Все остальное она просто оставляла в стороне. Изредка Клаудия поворачивала голову к телевизору и по нескольку секунд смотрела в экран.

– В Италии сильное землетрясение, – пояснила она, – Там разрушен целый город, говорят, что многие погибли. Ужасно, просто ужасно.

– Действительно. У вас есть там знакомые?

– Кажется нет, но моя дочь собирается жить в Милане.

– Землетрясение было где-то рядом?

– Нет, в центре сапога, к востоку от Рима.