Княжна для викинга. Книга 1

Новгород окутали ленивые сумерки. Звезды сверкали на чернеющем небе. Дива готовилась ко сну. Причесывая гребешком волосы, она то и дело отвлекалась, дабы качнуть колыбель и полюбоваться своим спящим сокровищем. Она могла подолгу сидеть возле дочки, не отрывая взгляд от ее крошечного личика и умиляясь его совершенством. Ужели это не диво? Ведь не было же никого еще совсем недавно! И вдруг на тебе! Маленький человек. Что это, если не чудо, сотворенное богами?

Малютка поежилась в колыбели, кряхтя. Дива отложила гребень в сторону и качнула колыбель. В душе ее царил мир и покой. Сегодня она и дочка обедали вместе с князем, который был необычайно добр к ним обеим и с удовольствием слушал рассказы про свою Ендвинду. Дива радостно повествовала о новых достижениях малыша, которые на сей раз оказались особенно восхитительны – кроха смогла перевернуться со спинки на животик без помощи родителей.

При воспоминании о пролетевшем дне Дива вздохнула, любовно поглядывая на браслеты, коими ее одарил Рёрик в награду за благополучное разрешение родов. Сердце замерло от трепета, когда утром посыльный принес ей небольшой украшенный узорами ларец, пояснив, что это подарок от князя. Она тогда поспешно раскрыла крышку, почему-то испугавшись. И что же оказалось там внутри? Золотые браслеты с яхонтами, сверкающими по кругу. Но Диву волновали даже не столько сами браслеты, хотя и они тоже, сколько то, что князь додумался до этого дара. Это было очень неожиданно. Ведь раньше он одаривал ее только угрозами и насмешками. Неужели он может быть справедлив! Хоть она всегда и величала этого разбойника при всех самым справедливым государем в мире, но на самом деле вовсе так не считала.

Неожиданно вереница ее мыслей прервалась. Вошла загадочная Мирава с новостями на устах.

– Княгиня, – прошептала девушка тихонько, видя, что малышка, наконец, угомонилась и спит. – Князь Есений пожаловал…

Дива вскочила с лавки. Выпорхнула спешно за дверь, увлекая Мираву за рукав из горенки, пока кроха не успела пробудиться. Если малютка просыпалась, то начинала бесчинствовать почти также, как ее батюшка. Потому все охраняли сон дитя. Ведь порой утихомирить дочь бывало даже сложнее, чем отца.

– Ты его так даже не величай! У нас есть всего один князь, ясно?! – Дива напугано огляделась.

– Так он сам велел…– виновато развела руки в сторону Мирава.

– Дурень! Хочет головы лишиться…– вздохнула Дива. – Делай, что я сказала. Пусть хоть Родом себя провозглашает – он всего лишь «брат Есений». Предупреди, чтобы все его только так именовали!

Дива прошла в горенку, где за столом возле печи уже восседал Есений, крепившийся жареными куриными крыльями, запивая последние медовым переваром. Перед ним на скатерке стояло несколько мисок с зеленью, репой и черникой, а также посудина с солониной и нетронутая крынка с простоквашей.

– Сестренка! – младший сын Гостомысла приподнялся, отер тряпицей замасленный рот, и, отставив блюдо, поспешил к сестре с распростертыми объятиями. Поцеловал ее с улыбкой, покрутил за руки, оглядел ласково.

Дива же не сразу его признала – такой он был нарядный и блестящий, точно принц какой заморский и далекий. Новая причудливая прическа смотрелась несколько необычной и даже вычурной для мужей их родного города. На плечах поверх расписных кафтанов красовался ниспадающий до пола алый плащ с массивным меховым воротником, какой она не у каждого боярина встречала. Шею княжича украшал внушительный медальон на увесистой цепи, отделанный огромными изумрудами. На пальцах сверкали лалы и адаманты. Стопы княжича были обуты в добротные кожаные сапоги заморской работы – в чем не было сомнений, судя по затейливому шву – какие даже в базарный день не сыщешь на рынке. Да и какие не каждый кожемяка выделает.

– Еся, давно от тебя не было вестей. Ни записочки…– улыбнулась Дива брату. Ей было радостно видеть его преуспевающим, а не жалким, как в последний раз. Кажется, толк из него вышел…

– Я в Изборске время коротал. Вот решил выбраться: тебя повидать да сестер. Как вы тут поживаете?

– У нас все гладко: Роса замуж вышла. За тиуна. Если помнишь его…А я дочь этим летом родила. Ендвиндой назвали… – улыбнулась Дива. – В остальном по-прежнему…

– Я очень рад это слышать…Ты стала еще красивее, чем прежде! – похвалил Есений.

И правда. С появлением в ее жизни крохи, Дива заметно переменилась. Движения ее сделались плавными, походка – мягкой. Исчезла угловатость, свойственная подросткам и юным девам. Фигура приобрела женственные очертания. Взгляд стал ласковее. А как ранимо было теперь ее сердце! Она и прежде отличалась добротой души. Но ты было другое. То была щедрость, широкий нрав княжеский, не привыкший мелочиться по пустякам. Но в ней не было прежде особенных переживаний. Она сочувствовала одиноким старушонкам да брошенным котятам. Но не поверженному противнику, обоснованно полагая, что он сам виноват в своих несчастьях. И потому больше всех радовалась победам Новгорода, не думая об их цене. Теперь же, когда она слышала о жестокости этого мира, ее душа разрывалась на части. Если где-то страдали, плакали и гибли люди – она печалилась так, как если б все они были ей знакомы. Хотя зачастую это оказывались не просто неведомые чужаки, а враги, жаждущие богатств словенских. А если вдруг несправедливая богиня касалась своим перстом малых деток да сирот – Дива лишалась сна, на ее глазах то и дело наворачивались слезы, которые она была не в силах сдержать. Она стала ранимее и слабее, но зато в ее жизни появилось счастье.

Оглядев сестру с улыбкой, Есений продолжил, вздыхая.

– Сестренка, такое дело…Золото, что ты мне в прошлый раз давала на нужды – иссякло у меня вконец…

– Как это «иссякло»? – лицо Дивы вытянулось в изумлении. – Я ж тебе свое вено целиком отдала! Да на то злато и каменья можно было ни одну деревню отстроить да скотины закупить целое стадо! – Дива негодовала, потому как действительно отдала ему весь тот сундук с драгоценностями, что еще ее первый жених Радимир с собой из Изборска привез в качестве дара невесте от новой семьи. Сделала она это не просто так. А для того, чтоб юный княжич подальше укрылся, ведь в Новгороде ему небезопасно.

– Это все верно, что ты говоришь. Но дела мои не пошли там. Как-то разлетелось все по мелочам…

– Ах, значит, еще и по мелочам?! – Дива вмиг вышла из себя.

– Не так много там было, как кажется, – вздохнул Есений. – Ничего особенного себе не позволял. Одежи купил – пару кафтанов да опашню парчовую на выход, обувки, коня справил…Чуть не женился я там к тому же…Все, кажется, вроде пустяки. Но ты меня знаешь: я дешевки не беру, чтоб дважды не платить. Средств и так нет совсем…– сетовал Есений. – Скакуна заморского взял – ты же знаешь – наши совсем никуда не годятся…А там, глядь, уже зима. Хвать, а саней нету…Без саней нынче никак…Кроме того, в доме, где я какое-то время обретался – свои нужды имелись – пристройки потребовались. Я думал – женюсь, все на пользу. Да не получилось ничего… А злата уж нет, все в сараях да в приданом бывшей невесты осталось…Потом еще съездил с одним купцом за море. Мир, думаю, надо ж поглядеть. А то сидим сиднем, не знаем ничего в захолустье своем. А у него там торговые дела не задались…Местные насели, чуть товар не сгрузили… Пришлось выручать…Ты ж знаешь, я друга в беде не брошу…Ну и понеслась…Потом оружие мне потребовалось…Я ведь с одними разбойниками еще поладил…

– Хватит! – гаркнула Дива, сделав жест, повелевающий замолчать. Ее горло сдавили возмущение и протест. – Значит, ты послежде, как прокутил огромную сумму, незаслуженно полученную тобой, просто так от меня…Значит, после этого ты приходишь меня «проведать» и попросить еще?!

– Я бы не пришел, коли б ни нужда. А куда мне было кидаться за помощью, как не в семью? Кроме того, понимаешь, экая беда…Я ведь еще задолжал немного… – признался княжич. Глаза Дивы почти вылезли на лоб, после того как Есений тут же нацарапал на бересте несколько символов, выражающих сумму долга.

– Твои сложности, пустопорожний болван! – заорала Дива почти также громко, как сам князь и его дитя. Теперь она злилась не только на брата, но и на себя. Какая же она была дуреха, что доверила этому глупцу целое состояние в стремлении уберечь его от самого себя и гнева князя. Гнева пока не было, правда. Но зная этого растяпу Есения, он мог одним неуместным высказыванием навлечь бурю на себя и всех остальных, в том числе, и на нее саму. Подальше от беды она тогда его отправила в надежде, что он обоснуется и будет до конца жизни в достатке. В случае чего надеялась, что еще можно будет у него укрыться! Надо признать, она и сама была не святая: пару раз позволяла себе издержки, которые чуть не закончились расправой, но это… Это переходит всякие существующие границы! Ее собственные траты ничто по сравнению с расходами Есения! – Иди-сражайся, плотничай, торгуй, нанимайся в подмастерье, в конце концов! Сам выпутывайся!

– Сестренка, ты ж знаешь, какой из меня боец…– Есений уже не представлялся могучим воителем, как прежде. Теперь он был в образе удачливого князя-путешественника и умелого торговца в едином лице.

– Ну с разбойниками же ты «ладил»! – ехидно цитировала Дива его собственную браваду.

– Ну, там немного не так все было…У нас имелся общий замысел…– начал Есений.

– Тогда остается только одно – скрываться от тех, кто ждет от тебя возвращения долга! Беги со своим купцом снова за море! Корабль, надеюсь, у вас не изъяли за долги?! – вопила Дива.

– Да видишь как…Я ведь не скрывал пред теми людьми, кто я и что я…Сразу поставил себя – князь, мол, новгородский…В общем, я к чему веду – если что, то меня знают, где искать…Не скроешься особенно…

Дива показалось, что еще миг – и ее точно хватит удар. Только все стало налаживаться с Рёриком и меж ними достигнут мир, который она старательно охраняла, аки зеницу ока, и вот на тебе. Малейшее пятнышко на ее имени и все пропало! А здесь не какая-то мелочь. Тут грозят покрыть позором весь их род! Залезть в казну так просто уже нельзя – ею ведает Арви. Хотя услышав все это, она, Дива, кажется, готова сама заплатить долги брата, лишь бы избавить себя от угрозы бесславия. После той заварухи с ее превысившими все пределы затратами в день русалий и праздник в честь будущего младенца, Рёрик повелел Арви ограничить княгиню в чрезмерном транжирстве, дабы «избежать недоразумений в дальнейшем». А здесь не скромный кошель с горсткой монет требуется…Как бы ни такой же самый ларь, что этот дурила Есений протратил на путешествия, обновки и шлюх!

– Баранья шапка на бараньей голове! – заорала Дива. – Кому ты задолжал?!

– Да какая разница? – вздохнул Есений. – Важно не то, кто они. А то, что свое они взыщут…

– Что это значит? Какие-то купцы? Или что? – пытала Дива. – Я спрашиваю, кто?! Кто они, отвечай! Да не молчи же! – закричала Дива, отвесив брату оплеуху.

– Разбойники…Я же ведь…– Есений не успел закончить мысль, как был прерван новыми воплями.

– Разбойники? У тебя, что, голова толокном набита?! Как ты мог связаться с ними?! Ты из благородной семьи, а они – висельники! Да они, небось, все в розыске! Ты хоть осознаешь, что тебя за одни лишь разговоры с этими людьми можно повесить вместе с ними?! Связи с этими лиходеями порочат тебя! И меня! Меня!

– Дива, я знаю, ты права в этом. Поэтому я и не хотел тебе говорить…Но раз уж так получилось, то…

– Кто они?! Какие-то бродяги? Лесные скоморохи, грабящие сельчан? Кто? Ну же? Да говори же!

– Боюсь, все серьезнее. Они…Ну, словом, это не простые лесные грабители…– сокрушенно раскрыл Есений. – А разбойники, которые весь почти Изборск в страхе держат. Сам Изяслав в свое время Емельяна опасался и не трогал. Так что здесь не получится так легко от них отмахнуться. Они ведь мне расправой угрожают. Говорят, не вернешь займа – убьем…

– Все! Довольно! Не желаю слушать! Пошел вон, тупица! И не трепли языком, где попало! Иначе я сама убью тебя! – Дива в ярости поволокла Есения из-за стола. – Поднимай свое седалище с моей лавки и вали! Вон!

Невозмутимо поправляя воротники, Есений раскрыл рот, чтобы не то возразить, не то поведать что-то еще. Но Дива упредила его.

– Ничего не хочу слушать! Да у меня сейчас судороги сделаются, если ты не сгинешь отсюда! – ругалась Дива. – Пошел вон, недоумок! – Дива гнала Есения прочь, но ее мозг уже начинал лихорадочно продумывать, где можно добыть средств. Ее брата ничто не должно связывать с разбойниками. И никто не должен узнать об этом сраме! За это его могут казнить с ними купно! А уж с ней что станется после такого…Один Сварог ведает! В любом случае следует торопиться, дабы займодавцы не нагрянули сюда лично.

Есений неспешно и с достоинством сгреб в котомку остатки солонины и двинулся к выходу, вздохнув. С сестрой в последнее время было тяжело беседовать. Но сегодня она превзошла саму себя. Видимо, переняла некоторые повадки у своего буйного супруга.

– Росу пойду-навещу, – молодецки хлопнув дверью, Есений отправился к другой своей сестрице.

Глава 61. Милости для Любавы

Пройдя несколько дворов, Есений с легкостью отыскал жилище Росы, которое ему описала Мирава во всех подробностях. Как есть – за высоким частоколом большая строгая изба, без наличников и петушков. Зато с широкой лестницей и теплыми ставнями.

Просунув руку сквозь жерди в заборе, Есений отпер калитку и зашел во двор. И тут же увидел Росу. Она заносила ведро с водой в дом. Есений нагнал ее, выхватил из ее рук ношу и занес в сени. А после, поправляя воротники, развернулся, дабы поприветствовать сестру.

– Пчелка моя! Роса! Будь здорова! Как ты? – Есений поцеловал Росу в лоб и обнял по-братски крепко.

Они не остались на улице, а сразу прошли в избу, которая, вопреки внешнему виду, внутри оказалась уютной и чистой. В печи бурлило жаркое, распространяя тонкий аромат крольчатины и овощей.