Летняя любовь. Подарочное издание дачных историй от Аси Лавринович

– Да все хорошо, Верона, – рассмеялся Никита. – Я пошутил. Нос как нос. С таким жить можно.

– Ну спасибо! – буркнула я, снова осторожно дотронувшись до носа.

– Не сказать чтобы очень красивый, но и уродливым его не назовешь, – продолжил насмешливо Никита.

– Да замолчи ты!

За два года я забыла, как Яровой может допекать.

– В следующий раз смотри, куда бежишь, – предупредил Никита.

– Угу.

В этот момент из актового зала вышел Марк. Он оглядел нас с Никитой, затем сухо проронил:

– Привет, Ник!

– Привет!

– Вер, – обратился ко мне Василевский, – я там все доделал. Мне домой надо. Мама звонила.

– Да, конечно! – закивала я. – Спасибо огромное за помощь, Марк!

Когда Василевский скрылся из виду, Никита снова уставился на меня.

– Ну? – не выдержала я внимательного взгляда Ярового. Его серые глаза сияли. – Опять что-то с носом не то?

– Вы вдвоем украшали зал?

– А что?

Тогда Никита, не говоря больше ни слова, первым направился в пустой актовый зал. Там на полу повсюду лежали связки воздушных шаров, тяжелые портьеры слабо шевелились из-за сквозняка, а из открытых окон слышался птичий гомон.

– Мм, – промычал Никита, самодовольно поглядывая в мою сторону. – План с айподом сработал?

– На что ты намекаешь? – насупилась я. И, наверное, в ту секунду ужасно покраснела.

– Чем вы тут занимались?

– Да тебе какая разница?

Я вспомнила, что Марк поцеловал меня в макушку, и дыхание снова перехватило. Никита, пиная попадавшиеся на пути воздушные шары, подошел к огромному окну и уселся на подоконник.

– Сейчас встретил Лидочку в коридоре, – недовольным тоном начал Яровой. – Она мне уже расписала, какая замечательная олимпиада по физике будет в нашу смену в лагере и как она рада, что я еду защищать честь нашей гимназии.

– Ой-ой. – Я приложила ладонь к щеке, будто у меня только что страшно разболелся зуб. Так вот зачем меня искал Никита.

– Ты с ней до сих пор не поговорила, да?

Я покачала головой:

– Прости.

– Так и думал.

– Но я обязательно выполню свою часть договора! – горячо заверила я. Не люблю быть обязанной. – Если пообещала, значит, сделаю. Ты меня хорошо знаешь.

– Хорошо знаю, – странно усмехнувшись, согласился Никита.

Я стояла напротив и смотрела на Ярового. Вспомнила, что когда-то он был единственным человеком, которому я могла рассказать все на свете. И почему-то именно он находил в утешение те самые слова, которые я ждала.

– Мне просто в эти дни совсем не до этого было, – зачем-то сказала я. И если Яровой решит, что сейчас я имею в виду наши непонятные зарождающиеся отношения с Марком, я его придушу.

Думала, Никита, как обычно, проигнорирует мое оправдание, но он спросил:

– Что-то случилось?

– Ты что, не читаешь школьное «Подслушано»?

Никита рассмеялся.

– На фига мне это? Ты бы еще спросила, смотрю ли я «Пусть говорят».

И его насмешливый тон вернул меня в реальность. Слишком большая пропасть образовалась за эти два года между нами. Придется рассказать Никите то, о чем мне пока говорить не хотелось. Судя по всему, Яровой решил, что под «мне было не до этого» я подразумевала флирт с Василевским, а не свалившуюся мне на голову Катерину.

– Ладно, забей! – вздохнула я, отыскивая свой рюкзак.

Возможно, на моем лице отразилось разочарование, потому что Никита все-таки поинтересовался:

– Нет, Вер, серьезно. Все в порядке?

Я замерла на месте с тяжелым рюкзаком в руках. Рассеянно скользнула взглядом по расслабленной позе Ярового, по бордовым портьерам, по разноцветным связкам шаров… А птицы за окном стали кричать еще пронзительней.

– Да, все хорошо, – наконец ответила я. – Завтра же поговорю с Лидией Андреевной.

Закинув за спину рюкзак, первой вышла из актового зала.

* * *

Яркий свет софитов похож на слепящее июльское солнце. У меня слезятся глаза, а когда я спускаюсь со сцены, охватывает какое-то полудремотное состояние. Будто я на самом деле не в гимназии, а в огромной пустыне. Болит голова, хочется пить, а пылинки, кружащиеся в лучах прожекторов, – маленькие песчинки. И звезды, которые накануне мы с Иркой вырезали из фольги, раздвоились, усыпали весь потолок актового зала… Кажется, я все-таки заразилась от папы, потому что в горле страшно першило.

Тем не менее, усевшись в кресло и прикрыв глаза, я начала снова негромко и упрямо повторять слова:

– У каждого человека свои звезды. Одним – тем, кто странствует, – они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для ученых они – как задача, которую надо решить. Для моего дельца они – золото. Но для всех этих людей звезды – немые. А у тебя будут совсем особенные звезды…

Ирка плюхнулась рядом со мной в одно из кресел и внимательно осмотрела. Затем, нахмурившись, спросила:

– Ты чего там бубнишь?