Только зачем отвратительный король говорит мне об этом?!
Он может взять меня прямо сейчас и разрушить мою жизнь, но ничего больше не добьется.
Цветок любви с ним?! Да за кого он себя принимает?! С ума сошел?! Меня трясет от ярости.
– Завтра все увидят твой цветок, Камила. Сочный, свежайший и ярко-красный. И твой отец увидит, и все подданные увидят. Все и каждый поймут, что ты отдалась мне добровольно, да, вкусная?
В его низком голосе ласковый приторный мед, а мне хочется выть от слепящего ужаса.
Это уже не шутка. Она слишком затянулась.
Это месть. Жестокая, изощренная месть мне за что-то. А может, моему отцу или всему народу амири через меня.
Я никак не общалась с Альдо раньше. Он не мог записать во враги лично меня.
Или мог, если он настолько мелочный, а мой отказ сильно уязвил его самолюбие.
А сейчас у меня один шанс на спасение – перетерпеть сильную унизительную боль. Возненавидеть Альдо за жестокость, презирать его, и не почувствовать ни капли удовольствия от своего первого раза с мужчиной.
Говорят, первый раз часто никакой. Просто терпимый. У меня должно получиться…
Альдо – самонадеянный болван, если надеется, что я с первого же раза «расцвету»!
Мне противно то, как он на меня давит. Уже совсем мне все расплющил! Мерзко от того, как уверенно его рука чувствует себя на моей груди. И отвратительно то, что от омерзения и страха мои соски напряглись так, будто близость этого мужчины меня волнует.
Альдо ведь может именно это подумать.
Что я сама его хочу.
Тело накрывает новая волна ледяных мурашек.
Хватит…
Король шеннари просто пугает меня. Он ничего не сделает. В конце концов, он же король…
Есть у него понятия о чести. Должны быть.
А в следующий миг мне по глазам бьет ярчайший свет. Словно все лампы и люстры в покоях вспыхивают одновременно.
– Ласкать девушку в темноте – лишать себя половины удовольствия, ммм?
Я начинаю ненавидеть сам звук его голоса. Непозволительно красивый и произносящий настолько ужасные слова.
Мое ночное платье длинное, но оно сшито из тонкой гладкой ткани. Очень мягкой и приятной на ощупь. Розовой.
Я будто лежу под мужчиной совсем голая.
Он не жених. Не тот, с кем лежать так было бы нормально и даже приятно.
Он враг.
И то, как самодовольно он смотрит на меня, не оставляет сомнений: в своих мыслях король шеннари уже победил.
Я даже подумать боюсь, что у него там в его жутких ненормальных мыслях.
Внезапно я с ужасом слышу треск ткани платья.
Вся она резко расходится посередине, открывая меня врагу.
Мою вздрагивающую от безумного сердцебиения грудь, живот, волосы на лобке… Девушки амири никогда их не удаляют. Это делает муж в первую брачную ночь, показывая, что юная жена теперь готова к удовольствиям.
– Прекрати! Не смей! – яростно кричу.
Альдо отпустил меня, чтобы уничтожить на мне платье несколькими рывками. Грубо и страшно, даже не магией. Руками его разорвал.
Зато мои руки теперь свободны, и я пытаюсь закрыться, хотя они отдавлены и плохо слушаются. Как бесполезные кульки, которые колют миллионы мелких иголочек.
Я перевожу взгляд на лицо короля и замираю. Пульс бьется в ушах, в горле, в запястьях – всюду.
Пусть Альдо не смотрит на меня так! Теперь, в безжалостном свете ламп, вид короля шеннари меня отчаянно пугает.
Он сложен, как опытный воин. Высокий, широкоплечий, мускулистый. С узкими бедрами и сильными ногами. Элегантный, но при том слишком мощный.
У него высокие скулы и хищные густые брови.
А в глазах что-то настолько жуткое, что меня хватает посмотреть в них на миг и тут же отвести взгляд.
Не могу смотреть в его лицо. Даже просто в лицо не могу.
Мне стыдно. До раскаленных щек, кошмарно, ужасающе стыдно. Я не чувствую больше ничего, кроме пожара, будто вся моя кожа горит и плавится под мужским острым взглядом.
Как он меня назвал? Вкусная?
Он меня жрет. Одними глазами пожирает так, что не чувствовать невозможно.
Каждую венку. Каждый изгиб.
Это все не для него!!!
Он не смеет меня видеть. Не смеет неотрывно разглядывать, как будто я – еда на его столе.
Я неловко закрываюсь, и вся дрожу, на глазах выступают злые слезы.
Альдо вскидывает бровь.
– Ты – моя. Я так решил. И я буду играть с тобой, когда сам захочу. И как захочу, – в его бархатном голосе ни тени сомнения. Он говорит тихо и с презрительной ленцой. Одними словами втаптывает меня в грязь.
Его… вещь. Игрушка. Рабыня.