Рыжая всадница, и Чуть грустно…

– Ты же живёшь с этим… – хмуро заметил он.

Женщина рассмеялась.

– С этим! Тот провалит. Уже провалил! Ты что, меня считаешь шлюхой? Я с двумя не живу.

– А потом так же, как он, и я провалю?

– Дурачок, ты будешь мужем законно! Легализация полная! – снова рассмеялась она.

– А как с ней?

– С твоей женой? – совершенно равнодушно уточнила гостья.

– Да. Как я ей скажу? Она же твоя подруга.

Подруга усмехнулась нагло и высокомерно.

Белея от гнева, желая её задушить, мужчина всё равно оставался бессильным перед этой жестокой женщиной.

– Я сказала всё. Лучше всю ситуацию объясни своей супруге, милый мой, сам. Со мной разговор будет куда больнее, поверь. И потом я беременна. Так что на этом точка.

Его ухмылка выразила недоверчивую иронию.

– Поберегись, – вдруг тихо и зло проговорила женщина, внимательно оценивая своего любовника. – Рожу расцарапаю. Повторяю в последний раз: я не шлюха. У тебя неделя.

У дверей он спросил её:

– Ты меня хоть любишь?

Хрупкая на вид, стальная внутри, смягчившись, гостья легко провела рукой по его лицу и, улыбаясь, добавила:

– Ты моя маленькая домашняя собачка, дурачок, мой пуделёк. Никто никогда так нежно, так сладко и с такой страстью не трахал меня.

***

Идиот

– И-ди-о-тэ, – проговорила моя жена по слогам из кухни так, чтобы наши две девочки обязательно слышали.

– Идиот, – отчеканила она наконец слитно.

Я знал: в данный момент она повязывает цветной в полоску кухонный фартук. На это уже выходили дети. Удобно усаживались на маленький и такой же цветной в полоску, как передник жены, диванчик. Который стоял как раз напротив моего кресла.

Малышне такая наша беседа доставляла почему-то огромное удовольствие. В это время они бывали очень серьёзны.

– Идиот, – сказала она в третий раз и добавила: – Достоевского читал «Идиот»? Это про тебя.

– Ну-ну, – отвечал я.

На большее я не был способен. Так как к третьему разу всегда чувствовал, что в словах жены какая-то правда есть. В принципе, больше говорить было не о чем. Главное сказано. И потому после третьего раза всегда повисала пауза. Но пауза непродолжительная.

– Лучше бы я вышла замуж за… – начинала она опять. И тут вариантов бывало бесчисленно: от Кольки до Джона. Вежливости ради я спрашивал:

– Это который?

И жена уходила в долгие и утомительные воспоминания. Всем становилось скучно. Я имею в виду детей. И наше маленькое собрание расходилось. Я оставался предоставлен самому себе на полчаса, и эти тридцать минут одиночества совершенно угнетали меня. Честное слово, не знал, чем заняться. За тринадцать лет нашей общей крыши, чтоб заполнить это время, испробовал тысячу способов. И пришёл к простому выводу – лучше подремать.