Нумизмат. Роман

Дмитрий Сергеевич чуть не подпрыгнул на месте и воскликнул:

– Интересное замечание! Надо будет как-нибудь с Ним обсудить.

– С кем?

– С Ним! – сказал Дмитрий Сергеевич и указал тростью на небо. -Может, и в самом деле этот разговор ни к чему. Отдать вас всех Ивану Ивановичу и – на покой.

Рублев побледнел.

– Не бойтесь, Егор Игоревич, я шучу. Сами подумайте, если так дело будет, Иван Иванович настолько устанет кувалдой махать, что в руки перо взять не сможет. Как считаете, веская причина?

«Кто такой?» – подумал Бобров.

«Никаких сомнений, цилиндр настоящий!» – только и думал Аистов, не заостряя внимания на разговоре.

Рублев ничего не ответил и лишний раз убедился, что, как бы ни был временами великодушен Дмитрий Сергеевич, он всегда останется Дмитрием Сергеевичем, в этом он весь.

– Вы правы, Егор Игоревич, все от того, что у нас у всех строгое разделение обязанностей. Вы уповаете, Отец располагает и решает – быть или не быть, Сын печется о вас, Святой Дух незримо контролирует вас, а я, Дмитрий Сергеевич, на пару Черновым Иваном Ивановичем вершу справедливость. А теперь – к делу! Лёня Клюев, бесспорно талантливый молодой человек, продал вам вещь, которая по праву должна принадлежать Егору Игоревичу.

– Ничего не знаем! Мы заплатили приличную сумму, если он не отдал деньги, с ним и разбирайтесь, – сказал Бобров, прекрасно зная, что у Лёни отродясь своего ничего порядочного не водилось.

– Мы с ним уже разобрались!

– Тогда, какие претензии?!

– Так вот в чем дело! – сказал Аистов, оторвавшись от изучения цилиндра.– Я тогда еще подумал: откуда у Лёньки рубль Анны Иоанновны? Стало быть, он твой, Егор?

Рублев замялся.

– Мы поменялись. Обмен производил с моей стороны – Иван Иванович, с Егора Игоревича – Лёня.

– Кто такой Иван Иванович? – вырвалось у Боброва само собой, как только он вновь услышал имя незнакомца.

– Вы что, не знаете?! – изумился Дмитрий Сергеевич.

– Нет, первый раз слышу!

– Надо будет сделать выговор Ивану Ивановичу, распустил он вас!

– Кого нас?

– Скупщиков краденого!

Бобров проглотил слюну и стал лихорадочно соображать. «Как я раньше не догадался, что он прокурор! Он же сам сказал, что я, мол, режиссер, один из главных. И про Отца какого-то плел, а еще Сына и Святого Духа, и говорит, что я вершу справедливость! Мол, вы на отца уповаете, а он располагает и решает быть или не быть, а сын его о вас печется, а дух за вами наблюдает. Все ясно! Отец- судья, сын его – адвокат, дух- милиция, он – прокурор, а Иван Иванович, стало быть, следователь. И как я раньше не догадался. Он же мысли, зараза, читает! Обученный, матерый волчара! Ну, спасибо, Лёня, свинью подложил, так подложил! И Рублев тоже хорош – взял и навел. Что, сами бы не разобрались?! Как ни как – не чужие! И вообще, как Егора угораздило с прокурором монетами меняться?! И вообще, кто он такой, этот прокурор?! Я его в клубе ни разу не видел. Приезжий, небось. Не дай бог, из Москвы. Точно, из Москвы! Ведь сам сказал, что мы с ним уже разобрались, а если вопрос решен, так в чем же дело? А в том, что по мою душу! Я только неделю как из Москвы вернулся. Неужели Генка сволочь сдал! Я ему – двадцать золотых червонцев за полцены, а он мне – прокурора. Сволочь, Генка! Я никогда никого не обманывал. Я его предупреждал, что червонцы краденные, а он взял и сдал, собака! Может бежать? Поздно! Попробую откупиться»

– Александр Александрович, вы верующий? – спросил Дмитрий Сергеевич.

«Зачем спросил»? – стал думать Бобров, – Наверно, сейчас станет стращать, чтобы во всем признался, мол, покайся, легче станет. Дудки! Меня теперь не проведешь. Скажу, что нет, пускай на это не рассчитывает. А денег предложу. Много предложу! Все отдам! Нет, половину оставлю. Знаю я вашего брата. Все отдашь, а тебя в кутузку! Выйду с голой задницей – ни кола, ни двора! Или кому-нибудь другому дело отдаст, и не будет у меня потом денег, чтобы на лапу снова давать!

– Так, верующий или нет?

– Нет, не верю!

– Я не сомневался! Так истолковать мои слова и сравнить Отца, Сына, Святой Дух и меня на пару с Иваном Ивановичем с людьми, которые покупаются и продаются, может только неверующий. Но, справедливости ради будет сказано, логика есть, но если только рассматривать ваш образ по расстановке сил и распределению обязанностей.

– Никого я ни с кем не сравнивал! – сказал Бобров и подумал: «Так и есть, обучен мысли читать! А не все ли равно? Главное, взятку возьмет! Сам сказал, что продаются и покупаются, а под конец так вообще лично признал, что мои мысли не лишены здравого смысла».

– Так в чем, собственно, дело? – сказал Аистов, оторвавшись в очередной раз от изучения цилиндра. С каждой минутой головной убор его интересовал все больше и больше и занимал все его мысли, но, чтобы не казаться невежей, он решил иногда давать о себе знать.

Дмитрий Сергеевич снял цилиндр и отдал его Аистову, тот засиял и даже забыл, о чем спрашивал, не говоря о том, чтобы сказать спасибо.

Избавившись таким образом от Аистова, Дмитрий Сергеевич продолжил разговор с Бобровым.

– Александр Александрович, меня сейчас мало волнует ваши махинации с Геннадием Геннадиевичем, придет время и вами займется Иван Иванович, меня же интересует рубль, который лежит у вас во внутреннем кармане куртки.

«Все стало на свои места! – стал размышлять Бобров.– Значит, Генку повязали. Туда собаке дорога! А я откуплюсь! Сам говорил, что продаются и покупаются! А теперь стращает, что если на лапу не дам, следователь Иван Иванович мной займется. Хорошо, что рублями возьмет. Долларов нет! А вдруг волюту потребует?! Зачем только жене третья шуба понадобилась?! Теперь садись в тюрьму из-за этой хапуги! Нет, обойдется. Сам сказал что, мол, рубль в кармане. Намекает! Матерый прокурор, ничего не скажешь. Вот что с людьми столица делает. Главное, чтобы по московским расценкам не затребовал. Не потяну, придется машину продать! Жалко, но фиг с ней – еще заработаю. Только бы откупиться, только бы откупиться!

– Александр Александрович, я смотрю, у вас ум за разум заходит. Я вас ставлю в известность, что в тюрьму мы вас заключать не станем. Я такими вещами не занимаюсь.

«Намекает, что придется еще и судье взятку давать», – подумал Бобров.

– Ну, это уже слишком! Успокойтесь, наконец. Мне нужен только рубль, который вы купили у Лёни. Хотите, я вам за него дам свой цилиндр. Это будет справедливо, вы потратились, и я должен вам компенсировать материальный ущерб. Деньги я не предлагаю, потому что с деньгами не вожусь! Деньги есть у Ивана Ивановича, но он с Матильдой и будет неприлично с моей стороны прерывать его свидание с возлюбленной, потому что они не виделись двести лет.

– А чем докажете, что он настоящий? – сказал Аистов, расслышав слово цилиндр.

– Не сомневайтесь, у меня все настоящее! Не верите, спросите у Егора Игоревича, он не соврет.

– Простите, я не знаю, – сказал Рублев, и ему почему-то стало стыдно.

– Я же сказал, что он не соврет! И отбросьте Егор Игоревич в сторону ваш стыд. Вы сказали чистую правду; ели бы вы сказали да, это была бы ложь, и тогда Иван Иванович скормил бы вас людоедам.

Рублев улыбнулся. За время общения с Дмитрием Сергеевичем он стал понимать, где он шутит, а где – свиреп, как лев.

Между тем Бобров переваривал слова того, кого он принял за прокурора. «Матерый волк, ничего другого не скажешь, вон куда повел! Говорит, что я с деньгами не имею никаких дел. Боится засветиться! А Матильда, наверное, из отдела внутренних расследований. Следит за ним и, если накроет, двести лет ему дадут, не меньше! А Иван Иванович, стало быть, наводит эту Матильду на ложный след, пока его шеф, прокурор, меня доить будет. А с цилиндром как ловко придумал. Прокурор – не водитель трамвая! Говорит, что будет справедливо компенсировать нам материальный ущерб. Возьмите, говорит, цилиндр! Гений! Шляпа, небось, стоит тысячу рублей не больше, а я за монету отвалил последние пятьсот долларов. Подожди! Это что значит? Что? Всего пятнадцать тысяч рублей – и я чист как младенец?! Повезло, так повезло! А я уже решил квартиру пятикомнатную в центре продавать»

– Про младенца, конечно, вы загнули, Александр Александрович, а вот что Иван Иванович не с нами, то в этом вам действительно повезло, так повезло!

«Намекает, что пришлось бы и следователю пятнадцать тысяч платить. Не беда, заплатил бы! Это же не миллион, как с Игната потребовали за то, что его сын, обалдуй, автомат милиционерам продал!» – подумал Бобров.

– У вас в России и такое может быть? – изумился Дмитрий Сергеевич.

– У нас все может! – сказал Бобров и подумал: «Если прокуроры мысли читают!»

– Справедливо. А теперь, уважаемый, давайте меняться, потому что вы у нас не один такой, кому Лёня чужое продавал.

«Вот в чем дело! – подумал Бобров.– Значит таких дойных коров, как я много! С каждого по пятнадцать тысяч. А если нас сто человек, а если двести – это же целое состояние! Недооценил. Рано решил, что этот не как все прокуроры, что берет по-божески!

– Да что вы такое несете, Александр Александрович?! Ну, подумайте сами, откуда я столько достану цилиндров девятнадцатого века?