Кессонная болезнь
– Я же просил не напоминать, что вы получаете продукты химическим путем! Опять портите аппетит, – скривился экс-подполковник военно-воздушных сил СССР.
– Простите, – стала оправдываться невидимая фея, – я всего лишь машина и всегда выполняю конкретные пожелания. Ваше распоряжение принято к сведению. Пока готовится завтрак, не желаете ли посмотреть выпуск новостей?
– Нет. Там, как обычно: лучший хит сезона «Фиолетовый запах», турнир по этим, как бишь их, левитанцам что-ли? Ну, когда парочки кружатся и кувыркаются прямо между облаков? Это уже начало надоедать.
– Могу подключить к служебному информационному каналу Внеземелья, хотя последние шесть веков это непопулярно.
– Что-нибудь об освоении плацдармов для обитания на спутниках Сатурна и Урана? Годится!
– Завтрак готов.
Посреди комнаты, словно гриб, вспух и развернулся стол, от которого тут же потянулись аппетитные запахи.
«Что-то расслабился я, – подумал Полуянов, потягивая кофе, – в барство ударился. Это время, отведенное на адаптацию, в совокупности с таким уровнем жизни развращает. До такой степени, что временами становлюсь сам себе неприятен. Тоже мне, коммунар, строитель светлого настоящего. Нахамил «Горничной»… Хотя ведь это же просто машина. Да и вообще, в конце то концов, могу я раз в две тысячи лет позволить себе как следует отдохнуть?» За этой мысленной шуткой Полуянов попытался на время упрятать от самого себя нараставшее в нем беспокойство, причин которого он пока не понимал.
– Ну, что там с информацией об освоении Внеземелья? – поинтересовался он. В ответ во всю стену развернулся стереоэкран.
Действо, разворачивавшееся за экраном, напоминало шикарный голливудский фильм в стиле «Космической Одиссеи» великого Кубрика. Многокилометровые металлические махины, порхающие в пространстве, сверхмощные излучатели, вылизывающие поверхность чужих лун, шагающие дредноуты, из которых высыпается десант бочонкообразных роботов, начинающих монтировать исполинские чаши городов… Правда покоробило то, что за десять минут новостей на экране ни разу не появилась хотя бы одна человеческая фигурка в скафандре. Люди, вероятно, были внутри кораблей, и это вполне разумно…
– А неплохо было бы вернуться здесь к своей профессии, – подумал Полуянов, – К примеру, принять участие в десанте на Оберон. Как там, у Юры Визбора поется: «Мы построим лестницу до звезд…»3
– Послушай, – обратился он к своей невидимой служанке-собеседнице, – Я как-то раньше не интересовался: как у вас можно устроиться на работу?
– Вопрос неясен.
– Ну вот, к примеру, я хочу поработать на освоении Оберона или, там, Япета.
– Вы желаете острых ощущений? Могу предложить виртуальный стимулятор сознания. Полный эффект присутствия при абсолютной безопасности.
– Да нет, – досадливо отмахнулся Полуянов, – Я в смысле труда на благо общества.
– Вопрос неясен. Я вынуждена связаться с информационным хранилищем.
Завтракая, Полуянов мурлыкал ту самую визборовскую песню о туманных далях Оберона. Через пятнадцать минут Горничная «вернулась». Под сводом комнаты вновь прошелестел ее голосок:
– Я консультировалась с медицинским информаторием. Смею заметить, что ваша психика нуждается в отдыхе. У вас возникают неадекватные желания, свидетельствующее, как говорят диагносты, о серьезных сбоях в здоровье. Диагносты рекомендуют вам расширить круг общения, посетить места массовых развлечений. Наконец, вы длительное время не общались с противоположным полом, что усугубляет психический стресс.
– Это, Солнышко, дело тонкое, не машинного ума…
– Диагност настоятельно рекомендует, иначе вы станете опасным для общества и придется применить крайние меры.
– Уж не в смирительную ли рубашку вы меня хотите упаковать?
– Я имею в виду прямую трансляцию. Получив ваше условное или безусловное согласие, мы заменим в электрической и химической структуре вашего мозга центры концентрации отрицательных эмоций и неадекватных желаний новыми центрами удовольствия и стандартизируем цепи желаний и стремлений.
Полуянова передернуло. Словно могильным холодом вдруг дохнуло на него из окна с видом на наступающий летний солнечный день. Он подавил в себе неприятное чувство и ответил с неохотой в голосе:
– Ладно, в твоих советах что-то есть. Так что давай отложим эти ваши трансляции. Условные и безусловные. Схожу на вечеринку, развеюсь, а потом поговорим уже о моем трудоустройстве… Без дураков…
* * *
…Бутов, осваивая новые и новые пласты информации, уже почти сдружился с ИХТИС4 – Индетерминированным Хранителем Трансцендентной Информационной Сети. С главным обитателем Золотой Пирамиды, в какой-то мере – хозяином Пятого Рима. Сдружился, если вообще можно сдружиться с квантовым суперкомпьютером, с холодным искусственным интеллектом.
– ИХТИС, получается, что человечество в тупике? Оно прекратило свое развитие?
– Человечество стабильно. Нестабильна лишь его численность.
– А ты не пробовал ее регулировать?
– Это мне неподконтрольно. Я не в праве причинять человеку какой-либо вред…
Да, большинство стремлений и мечтаний, будораживших мир столетиями, оказались ложными. Одна за другой были решены проблемы недостатка энергии, голода, терроризма и уличной преступности, транспорта. Дальше – больше. Люди научились управлять своими телами. За несколько поколений – невиданное дело в эволюционной биологии, но реальное в век генной инженерии и нанотехнологий – родилась новая раса, поглотившая все, ранее существовавшие. Совершенное тело, напрочь лишенное болезней, способное жить несколько столетий, левитировать, дышать под водой и даже вовсе не дышать по нескольку часов.
За Веком Больших Войн и Веком Всеобщего Благоденствия наступил Век Всеобщей Стандартизации. Стандартные, даже внешне теперь напоминающие друг друга, дети получали строго отобранные придирчивыми специалистами знания под девизом: ничего лишнего! Мозг не должен быть перегружен, человек слишком много думал и мучился в своей истории, он должен быть создан для радости и отдыха! Всем стали нравиться одни покрои одежды, одни прически, одни мелодии. Для того, чтобы не вызвать в обществе усталости и массового раздражения полным единообразием, Служба Управления Общественным Мнением, зарождавшаяся еще в ХХ столетии в виде электронных средств массовой информации, несколько раз в году сменяла пристрастия отдельных частей населения.
Оставалась лишь одна проблема: нехватка жизненного пространства. Бессистемно и бурно размножающиеся, благоденствующие и абсолютно здоровые долгожители, на которых уже не лежало бремя воспитания детей, требовали все больше и больше материальных благ. Все труднее было маленькой группке управленцев, контролирующих процесс всеобщего процветания и благополучия. От жуткой нагрузки вершители судеб человечества сходили с ума, умирали от сердечной недостаточности. И вот тогда, наконец, в чьей-то умной голове (или в головах, точно уже никто не помнит) созрела гениальная мысль: перепоручить нечеловеческий труд и ответственность не человеку. Гигантской машине, упрятанной в неуязвимой, парящей в космосе меж Землей и Луной сияющей «Золотой Пирамиде», поперечником в две тысячи километров. Маленькой рукотворной планете, отличавшейся от прочих небесных тел строгой геометрической формой, отличной от привычных плазменных, газовых и каменных шаров. Символ окончательного триумфа человечества.
Так возник ИХТИС. Так был провозглашен Пятый Рим. Так стадо по имени Человечество было перепоручено мудрому электронному Пастырю, призванному знать все, видеть все и заботиться обо всех и каждом. Среди населения ИХТИС отбирал тех, кого в наше беспокойное время называли бы гениями и талантами. Ведь среди Римлян появлялись время от времени и такие нестандартные выродки. Им было нелегко жить в Большом Стаде, но они были нужны, они были неотъемлемой деталью сложной системы, и потому ИХТИС брал их в свой небесный град. Эти сто сорок четыре тысячи избранных, допущенных в святая святых человечества, были Операторами и Координаторами. Они помогали выходить из непредвиденных ситуаций, где требовалась не только машинная логика, но и человеческая интуиция. Такой ситуацией стало, например, появление «Смерча». Они помогали ИХТИС управлять сложной многоплановой системой под названием Пятый Рим, планировать ее будущее, и сами оставались деталями этой системы, увенчанной Золотой Пирамидой небесного города.
Только управлять. Ибо у Пятого Рима не было ни правителя, ни президента, ни монарха со своей волей и своим видением мира. Был лишь бесстрастный и хорошо отлаженный и запрограммированный управляющий. Тысячу лет назад он был нанят давно ушедшими в небытие конструкторами и кибернетиками, перед ним была поставлена задача: обеспечивать людей всеми материальными благами и жизненным пространством. И он выполнял эту задачу прекрасно. Он просто не умел делать иначе.
– ИХТИС, – спросил Бутов, – Как ты думаешь, чего люди Пятого Рима больше всего хотят? И чего больше всего боятся?
– Я не умею думать. Я просто знаю. Они хотят жить. Смысл их жизни в самом их существовании. И по-настоящему боятся они лишь своей собственной смерти. Единственного, от чего я не в силах уберечь их.
* * *
…Полуянов никогда не подумал бы, что первый урок обществоведения в этом мире он получит от смазливой зеленоглазой девчонки, сразу после танцев. Сумей он заглянуть чуть подальше в свое будущее – ни за что не пошел бы вечером танцевать, послушав электронную горничную. Хотя расклад карт в его судьбе от этого вряд ли существенно изменился бы.
– У тебя такое романтичное имя – Александр-Владимир, – непринужденно щебетала Ливия-Кристина. На вид ей было лет двадцать, хотя на деле могло быть и сорок, и все сто двадцать пять. Наивные глазки, острый, чуть вздернутый остренький носик, русые с рыжиной, коротко остриженные волосы с ярко-алой модной нынче прядью в челке, упругая фигурка школьницы-старшеклассницы.
– А кто тебе сказал, что можно носить усы и бороду? У нас так никто не ходит. По ТВ-плюс говорят, что так ходили варвары. Правда, я не знаю, кто такие эти варвары. Наверное, красивое название изгоев… Хи-хи… Но это же так приятно – щекочет! Пушисто…
Ливия потерлась лицом о лицо Полуянова и беззаботно рассмеялась. Потом прильнула к экс-космонавту всем телом так, что он почувствовал ее тепло, напрягшиеся небольшие грудки и вдруг затвердевшие бугорки сосков на них. Полуянов, неожиданно для себя, залился краской. Такого темпа развития событий он не ожидал в принципе. Видимо Ливия почувствовала, как напряглось его тело, как окаменели литые бугры накачанных многолетними тренировками мышц. Она отпрянула и замерла, часто-часто заморгав.
– Я забыла, забыла, что ты из прошлого. Не такой, как мы. Наверное, у вас все это было не так? Расскажи, как!.. Нет-нет-нет, не рассказывай, забудь, того твоего страшного мира больше нет, и никогда не будет! И не было никогда! Не было! Будь со мной! Сейчас!
Полуянов что-то нечленораздельно пробормотал. Шла игра совершенно не по тем правилам, к которым даже он, неисправимый холостяк, привык.
– Ты считаешь, что с этим должны быть какие-то проблемы? – удивилась Ливия и с этими словами сбросила и без того вызывающе прозрачную тунику, под которой не было больше ничего – У нас это просто…
Она приникла к Александру в неправдоподобно страстном затяжном поцелуе. Ему оставалось только молча подчиниться. Впрочем, совершенно без насилия над собой…
…Ее голова лежала на его равномерно вздымающейся груди.
– Вот видишь, – мурлыкала Ливия, – у нас все действительно просто. Женщина вправе получить любого мужчину, а мужчина женщину, если желание обоюдное. И никто не вправе им помешать.
– А семья? Верность? В нашем двадцатом веке такого многие не потерпели бы. У нас были муж и жена…
– Ты опять говоришь непонятные слова, – перебила жалобным голоском Ливия, – Что такое это «семья»?
– Не это, а эта. Женского рода.
– Вы так называли женщин?
– Тьфу, Господи! Как, это вам неизвестно?! Ну, семья, ячейка общества…
– Чушь какая-то! – вспыхнула Ливия. От возмущения она даже поднялась, зардевшись, и села на край ложа, – Всем с детства известно, что самодостаточной ячейкой человечества является индивидуум, про общество нам вообще никто ничего такого не говорил. Ну, есть всякие общества любителей кошек, левитанцев, спейсборда. А общество вообще – это глупо. Полузвук.
– Но семья – это значит делить все трудности и радости на двоих, и все такое.
– Скажи, пожалуйста, почему вдруг я должна делить свое «Я» с кем-то еще? А, так вот откуда это слово «семья»! Семь Я! Значит, вы жили всемером! Ой, как интересно, расскажи, расскажи немедленно! – Ливия в восторге от сделанного ею открытия даже захлопала в ладоши.
Ошарашенный потоком откровений Полуянов потерял дар речи.
– Нет, Александр-Владимир, – вдруг посерьезнев сказала Ливия, – «Я» – это только мое! Тело – пожалуйста. Мы можем использовать друг друга, чтобы получить обоюдное удовольствие. Но личность! Запомни, в Пятом Риме это свято, это неприкосновенно! Как можно делиться с другим сокровенными мыслями, как можно непрерывно жить кем-то одним? Жить чужими заботами, чужими переживаниями, жить чужой жизнью. Какая гнусность!!!
Полуянова словно окатили ушатом холодной воды.
– Но любовь, – промямлил он, – Любовь между мужчиной и женщиной.
– Любовь между разными людьми?! Ты решил пошутить? Глупая шутка! – Ливия надула губки – Это же извращение, как ты не понимаешь! Говорят такое бывает, конечно. Но только у изгоев. Их держат где-то в космосе, в Золотой Пирамиде, подальше от нормальных людей. Фу, фу какая пакость! Неужели в вашем времени не понимали, что любить можно только себя? Ведь каждый индивидуум единственный и неповторимый. Что, как не эта уникальность, заслуживает самой нежной, чистой и высокой любви? И почему бы не доставить удовольствие этой неповторимости, побыв с кем-то еще? Давай еще разок? – Ливия-Кристина призывно выгнулась и совершила недвусмысленное движение.
Однако желание у Полуянова исчезло напрочь. Он уже всерьез пожалел, что отправился «отдохнуть в обществе» и «встретиться с женщиной», по рекомендации диагноста. Ливия вдруг показалась ему похожей на мраморную статую. Прекрасную, но абсолютно холодную и неживую. Переспать со статуей? Полуянову стало даже смешно.
– Ливия, у тебя есть сын или дочь? – неожиданно спросил он.
– О чем ты? – удивилась Ливия.
– Ну дети, – объяснил Полуянов, почему-то вдруг почувствовав раздражение.
– Ах дети… – Ливия подняла и опустила длинные ресницы, – Наверное есть. Обычно они есть у каждой взрослой женщины Пятого Рима. Да.
– А как их зовут? Сколько им лет?
– Откуда мне знать?! – крайнее изумление, почти переходящее в обиду – Мы выбираем имена сами, когда становимся взрослыми. До этого у каждого только код.
– Но они еще не получили имен? Значит они не взрослые. Сколько их у тебя?
– Откуда мне знать? – в голосе холодок и неприязнь.
– То есть как это – откуда? Ты что, не видела их?
– А что в этом удивительного? Ах, ну да, ты же из страшного прошлого… Да, я что-то такое слышала, что у вас все было как-то иначе. Может теперь будут и от тебя… Схожу тогда в пренатальный центр…
– Куда-куда? И что ты там будешь делать?
– Фу, какой ты пошлый, – Ливия, судя по выражению лица, одновременно сконфузилась и развеселилась, – у вас в прошлом никаких понятий о приличиях. Может, тебе еще интересно как я посещаю туалет после сытного обеда? Но ты меня возбуждаешь. Варвар бородатый. Ну, давай еще раз?
Словно пелена слетела с глаз, с одурманенного событиями последних дней, комфортом и вездесущей электроникой мозга. Полуянов вскочил, как был нагишом, и выкрикнул код своего дома. «Зеро-канал» пропустил его сквозь стену. С Ливией он даже не простился.
Как мало он знал о мире в который его забросила катастрофа. Своем новом мире. Таком чужом своем мире…
* * *
…Сергей Умеренков был занят изучением работы средств коммуникации Пятого Рима, когда звонкий, словно капель, голосок из воздуха вежливо сообщил.
– К вам видеовизит.
– Видеовизит разрешаю.
Умеренков повернулся к правой стене. Она, тихо вздохнув, потеряла прозрачность и по другую сторону возник возбужденный Полуянов.
– Давно не виделись, командир. Слушаю тебя.
– Ты понимаешь, Серёга, куда мы попали?! Это же не люди! Это не то, чего мы все хотели! Не то, о чем мечтали! Они любовь, любовь уничтожили! Они мечту убили, светлую мечту человечества! Серёга, это свиньи у корыта, наполненного звездами! И ради этого сто веков и миллионы смертей? – лицо Полуянова налилось кровью, – Неужели ты до сих пор так ничего и не понял?
– Успокойся, командир! А то ты со своей свежеотпущенной бородой и огнем в очах напоминаешь мне протопопа Аввакума. «Иное хощу и промолчать – ино невозможное дело – горит во утробе моей яко пламя палит!»5 – процитировал, усмехнувшись, Умеренков, – Все по порядку. А для начала – войди.
Полуянов, на мгновение смутившись, перешагнул мерцающую грань «зеро-перехода» на полу и сошел с экрана в комнату Умеренкова. «Никогда к этому не привыкну!» – подумал бортинженер «Смерча», присаживаясь в услужливо возникшее из пола кресло. Что угодно, но не путешествие через экран. Командир тоже приземлился и, немного успокоившись, продолжил:
– Ты, когда гулял по городу, не замечал ничего необычного?
– Ну спросил! Да один только «зеро-канал»…
– Не то, в обычной жизни, говорю, ничего неестественного? В человеческих отношениях, там…
– Ну, замкнутые немного они. Многие вопросы их удивляют. Но ведь прошло две тысячи лет. Надо же понимать. Мы для них рухлядь, музейные экспонаты. Даже в плане биологии, не говоря уже об образе мышления.
– О музеях мы еще поговорим. С этим я тоже, вроде бы, разобрался. А дети? Ты видел их детей? Слышал на улицах детский смех и крик младенцев?
– Н-нет. Угу. Точно. Детей не видел. А я все думаю: что это меня так угнетает? Чего не хватает для полноты ощущений.
– Сережа! Их женщины не рожают детей! Они не знают, что такое быть матерью.
– То есть как это? Ты еще скажи, что они не спят друг с другом. Они что, потомство в инкубаторах выводят? Как бройлеров?
– Вот именно! В инкубаторах! – заорал Полуянов, – И спят! Еще как спят! Нам и не снилось как! А после зачатия переносят плод в инкубатор. Это для них, как для нас в ХХ веке в парикмахерскую сходить, стрижку «канадка» сделать.
– Помню, еще в Пирамиде Владимир-Октавиан говорил что-то такое, дескать они избавили женщину от мучительных родов.
– Окстись! Они избавили детей от материнской ласки! Общество от семьи! Женщину от заботы о детях! Воспитывают их всех машины, киберучителя, знания, кем-то и когда-то отобранные раз и навсегда, запихивают в мозг прямой трансляцией, без школ и учебников, за долю секунды. Да они…
– Это же гениально! Переворот в методике обучения!
– В мозгах твоих переворот! Что ты несешь! Они наплодили восемьсот миллиардов самодовольных эгоистичных биороботов-потребителей со знаниями дилетанта-недоумка, не имеющих никаких целей существования кроме одной: холить и лелеять себя, любимого! Трансляция!.. Да понимаешь ли ты вообще и в частности, почему мы так вот свободно с ними общаемся? Или весь Пятый Рим в честь нашего прибытия с радостью выучил Великий и Могучий? Из соображений вежливости и гостеприимства, так сказать.
– Октавиан говорил, что это для них не проблема. Учитывая эту твою трансляцию…
– Черта с два! Я лишь вчера вдруг заметил, что это Я говорю на ИХ языке! Его впечатали в нас еще в тот миг, когда мы выкарабкивались из «Смерча». Помнишь ту вспышку? А мы даже не заметили!
– У меня все путается. Тогда почему у них наполовину русские имена, а?
– О да, весь мир принял русские имена и русский язык, потомуч то это русские принесли миру коммунизм. Как же! Это не у них имена. Это у нас вложен адекватный перевод. Жан, Ян, Иван, Джон. Петр, Питер, Пьер, Педро, мать их растак! Эжен, Юджин, Евгений. Суть ясна? Мне страшно, Сергей! Я не знаю в кого они нас начали превращать с первой секунды нашего пребывания тут! Я хочу остаться собой, понимаешь?! Я не хочу превратиться в самодовольного биоробота с русско-римским именем! Без дураков!
– Прошло две тысячи лет, многое изменилось, – глубокомысленно сказал Умеренков.
– Вечные вещи должны оставаться. Они с палеолита существуют. С шестого дня творения. Дружба. Любовь. Ненависть. Стремление к знаниям. Где все это делось, Серёжа? Где?!
– Но их технические достижения говорят об обратном.
– Да? Ты сама наивность. Тогда слушай сюда: мгновенное перемещение через «зеро» изобретено полторы тысячи лет назад. Внешний пояс и океанические города существуют около тысячи. А твои открытия тахионной реакции вообще забыты!
– Не может быть! Это же неумно… Невозможно, в конце концов!
– Еще как возможно! А музеи мира, не нужные никому, все до одного перенесенные в Золотую Пирамиду? Музеи и картинные галереи не нужны ни одному римлянину. Рубенс, Рембрандт, Тициан, Боттичелли, Серебрякова – все забыты! Бернс, Есенин, Пушкин, Киплинг – все, все сгинули без следа! Их никто не помнит. Их просто хранят.
– Не могу поверить. У меня в голове не укладывается… Стоп! Но освоение Вселенной-то продолжается! Продолжается, как ни крути!
– Еще расскажи о Великом Кольце и братстве галактических цивилизаций по Ивану Ефремову. Враки это! Больной бред наших наивных мечтателей! Все прозаичней. Проще. Их 800 миллиардов, Серёжа. Нужно жизненное пространство для удовлетворения потребностей каждого индивидуума. Материальных и примитивнейших эмоциональных потребностей, естественно – других у них, в общем-то почти нет. Самое простое решение – космическая экспансия. Авангард роботов под командованием Золотой Пирамиды уже вышел на границы Солнечной системы. Затем под контроль попадут ближайшие звезды. После – Галактика. Саранча! Вот апофеоз светлого будущего! Космическая саранча, цель которой обильно и безболезненно с максимумом удобств и удовольствия размножаться, поплотнее и повкуснее набить желудок и расширить обитаемую территорию.
– В вас говорят эмоции, Александр-Владимир, – вдруг раздался с экрана голос куратора адаптации Святослава-Тиберия, – Мы не саранча. Я все понимаю и не в обиде за вашу излишнюю резкость и категоричность. Но мы не саранча, как вы изволили выразиться. Мы – Сила упорядочивающая и благоустраивающая Вселенную, превращающая ее в вечный и неистощимый источник материальных благ, вселяющая в бессмысленный хаос материи смысл и предназначение. Мы гасим мировую энтропию. Так считает ИХТИС, и у меня нет оснований не согласиться с ним.
С этими словами Святослав-Тиберий шагнул в комнату, выйдя из-за похожего на облачко стола, так и оставшегося на экране.
– Превращаете Вселенную в парк культуры и отдыха с плевательницами на аллеях? – парировал Полуянов, – Но для чего? Для величия человечества? Но у вас нет человечества, вы не заметили? Есть только армия холеных, откормленных эгоистов.
– А вы уверены, что нашим людям нужно что-то другое? Вы уже месяц у нас. Вы видели хоть одно лицо, омраченное неприятностями? Хоть одни глаза, потемневшие от горя? Вы этого хотите? Да, вы привыкли жить в борьбе за лучшую жизнь, но мы уже достигли ее конечной цели. Наш девиз: стабильность. Благоденствие. А вы, в вашем страшном времени, вы привыкли жить, причиняя друг другу боль и страдания. Так кто же из нас больше похож на животных?
Вместо ответа Полуянов вскочил, выкрикнул код, и шагнул в экран. На мерцающей полосе зеро-перехода он задержался, отчего изображение позади пошло рябью, и зло бросил на прощание:
– А ты, Серёжа, хорошо прошел адаптацию.
На место экрана вернулась стена. Прочная, гладкая, непробиваемая…
* * *
…Бутов беседовал с ИХТИС. Более он, по мере возможности, не общался ни с кем. Римляне были столь же чуждыми для него, сколь и напарники по экипажу. На этот раз он задал совершенно неожиданный вопрос. Если, конечно, допустить, что суперкомпьютер ИХТИС способен вообще чего-то ожидать.
– Что такое человек?
– Высшая ступень развития жизни, носитель и субъект разумной деятельности.
– Не конкретно.
– Средних размеров примат с длиной тела до 90 сантиметров и высотой 160 -200 сантиметров . Имеет половой диморфизм…
Выслушав и это определение, Бутов вновь заметил:
– Это определение так же размыто на миллиарды особей. Но в мирах Рима происходят мутации. Идет эволюционный процесс. Люди ли те, кого ты, ИХТИС, по привычке считаешь людьми?
– У меня нет привычек. Есть программа, есть информационные носители. Если часть информации оказывается ложной, я замещаю ее более совершенным блоком. Жду предложений.
– Решение на самом деле более чем простое. И я тут оказался весьма кстати, ИХХТИС. Я ведь прибыл из прошлого. Мне, как особи, уже более двух тысяч лет. А это значит, что я во всем сохранил признаки стандартного человека. Ты можешь использовать меня для формирования уточненного блока информации о понятии «ЧЕЛОВЕК». Для создания матрицы Настоящего Человека.