СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ
Ах, как я хотел родиться птицей!
"Вот бы взять и появиться на свет с крыльями!" – думал я.
Конечно, я понимал, было бы смешно, если бы моей мамочке вместо меня аист бы приволок какую нибудь куропатку, ворону, журавля, или… аистёнка!
Странно, сколько себя помню, все свои десять жизней я мечтал родиться птицей. Мечтал, мечтал… Но почему-то постоянно рождался собакой! Да ладно бы хоть у мало-мальски порядочного хозяина, а то ведь… либо у какого-нибудь забулдыги, либо у живодёра, что на цепь в первое же лето посадит, либо, вообще, у Герасима. Не знаю, откуда это пошло, но так у нас, у собак, душегубов с незапамятных времён называют, тех, что кутят народившихся в вёдрах с водой топят.
Дважды мне довелось в домах у таких Герасимов уродиться. Поэтому две мои жизни были совсем короткими.
Ещё три жизни я провёл в обществе дворовых собак. Проще говоря, был дворняжкой. Как говорил один старый блохастый пёс, жизнь дворняги – сплошная романтика! То холод, то голод, то сучья свадьба! Тут помню, тут не помню…
Один раз сдох под забором – околел на морозе.
В другой раз машиной сбило.
А в третий, вообще, "повезло" – с собачниками угораздило познакомиться!
Шестая жизнь прошла в семейке алкашей. Кормили исключительно отбросами. Но пока они спали (а спали они часто), я спокойно гулял по столу, облизывал тарелки, допивал недопитую водку и жевал сигареты. Ни разу не засекли! Нализавшись, бродил целыми ночами по местности, пугал кошек, пел песни и выл на луну!
Порой так надоедало на вечно пьяную физиономию хозяина смотреть, что укусил бы с удовольствием, а потом бы дёру дал, куда глаза глядят! Но не мог. Во-первых: карликовым пинчером в той жизни уродился. Во-вторых: собачья привязанность не позволяла.
Собачья привязанность для нас, для собак, вообще, тема особая. Хоть пинай нас, хоть носом в дерьмо тычь, мы всё одно лапы хозяину лижем. То есть не лапы, а руки. И поговорка у нас ещё есть: "Не укуси руку кормящего!"
Так уж мы устроены. Запоминаем это правило на всю жизнь. Кто нас первым погладит, тот и хозяин. Тому мы и служим до конца своих дней. И не важно, сколько раз он тебя потом пнёт. Он хозяин – ему можно!
Говорят, у кошек девять жизней. Не знаю, может и у собак должно быть столько же. Но я прожил уже девять с половиной, или больше… в общем, сейчас доживаю десятую. И все они, надо признать, были собачьи.
Хотя…
Одна – две вполне могли бы претендовать на звание нормальных.
Да… В седьмую и в восьмую жизни мне просто дико повезло (по сравнению с предыдущими). В седьмой я жил у одной милой домохозяйки, которая души во мне не чаяла. Сюсюкалась со мной постоянно. Причёски мне разные делала. К ветеринару, как положено, по любому пустяку водила… Но были и некоторые неприятные нюансы: стерилизовали меня и хвостик купировали.
Восьмая жизнь прошла в обществе одинокого пенсионера. Хозяин попался добрый, но бедный. Может, потому и добрый, что бедный?..
Как получит пенсию, купит мне обязательно мосоликов на рынке и себе того же для первых блюд. Наварит каши и постных щей и ест всю неделю, а меня мосоликами балует!
Гулять без ошейника и без намордника выводил, когда захочу. Стоило в дверь лапой упереться, да гавкнуть разочек. Да, вот это была, пожалуй, самая нормальная жизнь!.. А следующая?..
Следующую мне и вспоминать не хочется…
– А-а-а-ав! – что-то зеваю.
Поспать, что ли?.. Сижу на цепи, как Цербер какой-то, голый мосол нюхаю, да блох кормлю. Десятая жизнь кончается… Сколько ещё осталось?.. Пока не знаю.
У нас, у собак, ни как у людей. Мы, как локаторы какие-то, многое наперёд чувствуем. И смерть тоже в числе этого многого. И никаких излишних церемоний.
Придёт эта… облезлая собачья смерть… схватит за шиворот, и выбросит тебя, как из будки, из этой твоей собачьей жизни. Без всяких там изысков…
Ну, ладно… Что-то я расчувствовался сегодня! Может, к дождю?.. Вон и хозяева топают… С сумками. С гостинцами. В город ездили… А это кто? Сынишка их с ними?! Ничего себе, как повзрослел! Сейчас он мне ошейничек то расстегнёт! Ух и весело же мы с ним когда-то в догонялки играли!.. Сколько же лет прошло?.. Пойду, хвостиком повиляю – поздороваюсь!.. Что это у него в руке? Конфета?.. Мне?! Мне! У-у-у, мня-мня-мня! Да за это и на задние лапы не грех встать! А всё-таки… жизнь прекрасна!
10.05.2019
НЕЧТО ТЁМНОЕ
– Добро пожаловать на нашу планету! – сказала квадратная "тётка", дважды квакнув по-лягушачьи.
– Зачем она квакает? – спросил я у маленького фиолетового почтальона, доставившего меня на эту планету.
– Ква-ква! – ответил квадратной "тётке" почтальон, а мне пояснил. – Здесь так приветствуют друг друга.
– В таком случае… Ква-ква! – улыбнулся я "тётке".
Пройдя сквозь пункт космической пересылки, где с меня сдули все инородные пылинки, я оказался в большом круглом помещении, похожем изнутри на нержавеющий чайник. Розовый свет, мягко разливающийся по всей его территории, освещал небольшое рубиновое озерцо, находящееся посреди помещения. Рядом с озерцом стояли двое сиреневых гуманоидов с небольшими шариками вместо голов. Внутри озерца бултыхалось нечто тёмное.
Заметив меня, гуманоиды бросились мне навстречу.
– Ква-ква!.. Ква-ква! – прокричали гуманоиды.
– Ква-ква! – любезно ответил я.
– Наконец-то ты приехал! – сказал мне один из гуманоидов.
– Да, наконец-то! – подтвердил второй.
Ртов у них, кстати сказать, не было. Звуки изливались откуда-то изнутри.
Глядя на меня затуманенными глазами, которых у них на двоих было ровно два, сиреневые гуманоиды подняли меня на руки и поднесли к рубиновому озерцу.
– Вот оно! – сказали мне гуманоиды, указывая на необычное существо, бултыхающееся в рубиновой воде.
– И давно оно тут бултыхается? – поинтересовался я, морщась от неприятного запаха.
– Со вчерашнего года, – сообщил голос одного из гуманоидов.
– Вы хотите сказать с прошлого дня? – уточнил я.
– Да, – подтвердил голос второго гуманоида.
– Ой, мороз, моро-оз!.. Буль-буль-буль-буль… – донеслось из озерца.
Нечто тёмное на мгновение выглянуло из рубиновой жидкости и спряталось обратно.
– Всё понятно, – сказал я гуманоидам. – Не удивительно, что вы не смогли разобрать ни единого слова, произнесённого этим неизвестным пришельцем. Этот афроамериканец – известный профессор с нашей планеты, прославившийся своей искренней любовью к фольклору и к хоровому песнопению.
– Но… что он делает в нашем бассейне? – уставились на меня вопросительно одноглазые гуманоиды.