Во-вторых, будет трахаться. Он знал кучу стокгольмских проституток, которые с превеликой радостью помогут ему в этом деле.
В-третьих, Сутинен собирался купить новую машину. Она должна быть большой и красной. Продольные полосы по бокам, а в салоне стереоколонки. Полноприводная и с турбонаддувом.
Так, строя далеко идущие и амбициозные планы на будущее, Сутинен позвонил в домофон богатого каменного дома рядом с парком Хумлегорден. Микрофон на двери затрещал. Сутинен вздрогнул, осмотрелся вокруг: нет ли где полицейских?
– Кто там? – послышался знакомый голос Ойвы Юнтунена.
– Это я, Сутинен. Открой дверь, Ойва!
– Какого черта ты приперся? Ты разве не в Лонгхольмене?
– Меня выпустили, открывай.
– Да ты, наверное, сбежал! Мы же, как люди, пять лет назад договорились, что вы отсидите, как положено, и не кинетесь в бега. Помнишь?
– Да нет, я свой срок до последнего денечка отмотал. Давай уж, жми на эту чертову кнопку.
Микрофон неприветливо замолчал. Мгновение ничего не происходило. Наконец дверь запищала, и Сутинен проскользнул внутрь.
Ойва Юнтунен провел Сутинена в гостиную. Она была обставлена серо-синими кожаными диванами и мягкими креслами. На стенах висели огромные картины, стоял многометровый книжный стеллаж из дуба. У другой стены находился стереоцентр. Напротив располагался небольшой бар, а рядом огромной пастью зиял камин из природного камня.
– Сними обувь, – приказал Ойва своему давнему подельнику, и тот быстро скинул бывшие лет пять назад модными сапоги с острыми мысками. Одуряющий запах потных ног отравил воздух.
– Надень лучше снова, – буркнул Ойва и включил вентиляцию на полную мощность. Тихий гул мгновенно высосал запах пота.
Совершенно сбитый с толку Сутинен сел на диван. Да, шикарную хату оторвал себе кореш! Вот как нынче устраиваются на воле. Стоило, значит, снова пожить как свободный человек.
Ойва Юнтунен оценивающе смотрел на подельника. Какой неприятный тип! И выражается так глупо, по-простецки. Что с него взять! Да и не одежда на нем, а непонятное тряпье, которое сразу говорит о своем владельце: кожаная куртка, джинсы. Руку с размазанной татуировкой украшали водолазные часы, хотя сам Сутинен Крутой Удар даже плавать не умел.
Ойва Юнтунен вздохнул. Со всякими головорезами приходится иметь дело. И вот этому отморозку он должен вручить двенадцатикилограммовый слиток золота? Ни за что!
– И что ты думаешь делать? – спросил Ойва Юнтунен, хотя заранее знал, какие пристрастия имеет бывший экскаваторщик.
Сутинен с горящими глазами принялся рассказывать о своих планах. И чем дольше он говорил, тем больше крепло убеждение Ойвы Юнтунена в том, что таким товарищам золото отдавать не стоит. Это приведет к росту преступности и падению нравов. Была опасность, что Сутинен, чего доброго, с радости напьется и разболтает кому-нибудь про золото, тогда у Ойвы точно будут проблемы.
Сутинена явно следовало как-то… убрать.
– Давай-ка мне мой слиточек, и я смоюсь отсюда, – потребовал Сутинен.
Ну да, конечно! Вот прямо сейчас тут и начнем делить золото, как будто речь идет о бутылке водки! Ойва Юнтунен принялся официальным тоном объяснять, что глупо сразу приступать к дележке. Нужно выждать время, потому как власти следят за этим домом и наверняка следили за Сутиненом, когда тот подходил к парку.
Ойва дал подельнику на первое время две тысячи крон и сказал, что лучше всего ему уйти.
– Сними где-нибудь хату, и давай встретимся завтра, например, в десять в том кабаке на Слуссене, как там его?
– Ок, в «Бренде». Ну, тогда я пошел. За пять лет ни разу пива не пил. Смотри не забудь, в десять встречаемся. Тогда бывай, Ойва! Рад был увидеться наконец вот так, на воле.
Ойва Юнтунен смотрел, как Сутинен пересек парк и скрылся за зданием библиотеки. Ему стало немного жаль несчастного бандюгу. Пусть хоть сутки на свободе погуляет. Ойва считал, что этого для Сутинена более чем достаточно. Он приготовил себе взбадривающий коктейль и набрал номер Стиккана, который принадлежал к высшей касте стокгольмского преступного мира.
– Здорово, как семейство? Вот и славно. Послушай, можешь организовать мне взлом сегодня ночью? Пусть кто-нибудь из твоих разобьет витрину какого-нибудь часового магазина, что ли. Только предупреди, чтобы никаких отпечатков не оставили, особенно на вещах. И скажи, чтобы он утром к десяти подошел в «Бренду». Там будет сидеть финн, помнишь, Сутинен Крутой Удар? Помнишь, он у тебя угнал фуру в Хельсинки несколько лет назад? Сделай так, чтобы все оказалось у него. Скажи, схорониться тебе надо – словом, придумай что-нибудь. Он на это пойдет, тот еще бандюга. Пусть твой человек угостит его пивом, мужик наверняка утром будет с бодуна.
– Ты чего задумал? – поинтересовался Стиккан.
– Да ничего такого, просто доставь этого Сутинена с часами на место встречи, понимаешь? И сообщи в полицию. Обычная история: мужичка с пылу с жару обратно в тюрягу.
Стиккан прекрасно все понял. Он только поинтересовался, можно ли часть украденного прикарманить – в уплату тому, кто обстряпает дело.
– Часами больше, часами меньше – это уже не мое дело, – ответил Ойва Юнтунен. – А я вам с Евой куплю билеты во Флориду. Говорят, в это время года там не так жарко. По рукам?
На следующее утро Сутинен Крутой Удар сидел в «Бренде» в тяжелом похмелье. К нему подкатил какой-то мелкий вор, угостил пивом и предложил заработать. Нужно было в полдень отнести целлофановый пакет с крадеными вещами в одно надежное место на углу. Обычное дело. Только прежде надо было встретиться с одним корешем.
Пару часов прождал Сутинен в баре Ойву Юнтунена, держа в руке пакет с украденными часами и серебряными подсвечниками. Ему надоело, и он понес часы в условное место.
Но и там никого не было.
А через мгновение к нему подкатил светло-серый «Вольво». Двое молодчиков в штатском вышли из машины, попросили показать, что у него в пакете, а затем защелкнули на татуированных запястьях Сутинена наручники. Посадили в машину и умчались.
Когда Стиккан позвонил Ойве Юнтунену и сообщил, что Сутинен «в порядке», Ойва сочувственно вздохнул. Жизнь – сложная штука. Есть люди, которым свобода не к лицу, и Сутинен Крутой Удар из таких.
А из Лонгхольмена пришли новые слухи, и оптимизма они не вселяли. Убийца-рецидивист и коммерс Сиира отправил королю Швеции уже пятое прошение о помиловании. Поговаривали, что смирившийся со всеми тюремными правилами убийца мог наконец-таки выйти на свободу.
Ойва Юнтунен с тоской думал о Густаве I и Карле XII. Если бы в Швеции и сейчас правили такие короли, напрасны были бы все мольбы о помиловании. Такой, как Сиира, в мгновение ока оказался бы на виселице. А нынешний Карл Густав – сопляк, такой король под чем угодно подпишется…
Ойва Юнтунен хорошо знал рецидивиста Сииру. На его счету и правда была куча преступлений – некоторые он искупил, но еще больше остались безнаказанными. Это был удивительно жестокий человек, сущий дьявол, зверски избивавший, а иногда даже убивавший своих жертв. От Сииры так просто, как от Сутинена, не отделаешься. Сиира свою долю получит любой ценой.
Отдать Сиире один слиток – еще два останется. А вдруг он и долю Сутинена себе потребует? Ойва начал думать, что безопаснее будет и Сииру оставить вообще без доли.
– Железа, вот чего заслуживают убийцы, а не золота, – решил Ойва Юнтунен.
Лучше убраться из Стокгольма до того, как Сиира выйдет из тюрьмы. У него было целых пять лет, чтобы сплести интригу против бывшего подельника. Ойва Юнтунен не собирался сидеть и ждать, что там придумал этот рецидивист. Надо исчезнуть: быстро, бесследно и надолго. Флорида представлялась хорошим вариантом.
Глава 3
Но Флорида разочаровала Ойву Юнтунена. После прохладного Стокгольма тропическое побережье казалось жарким и шумным. Дни проходили в основном за выпивкой, ибо больше заняться тут было нечем. Деньги таяли на глазах.
Ойва Юнтунен познакомился с несколькими финскими проходимцами, которые отсиживались во Флориде. Как правило, за ними числились неуплата налогов, фиктивные банкротства, растраты, взятки и тому подобное. Одни занимались бизнесом, другие кутили на неправедно нажитые на родине деньги. На трезвую голову они расхваливали свободный американский образ жизни, а напившись, со слезами на глазах жаловались на тоску по родине. Иммигрант всегда тоскует по своей родине, даже если он преступник.
Финны часто устраивали междусобойчики: жарили бычка, плескались в бассейне и обсуждали убийства и грабежи прошедшей недели. На этих вечеринках часто бывали коммерсанты – крепкие, загорелые, холеные, они медленно потягивали виски. Приходили бывшие «Мисс» с морщинистыми лицами, полнеющие модели, а также давно не летающие бортпроводницы. Заглядывал офицер, который мысленно все еще воевал против русских в карельских лесах, и пилоты гражданской авиации, лишенные летных прав. Было еще множество хохочущих вдовушек. Эти, успев похоронить своих финских мужей-горняков, теперь коротали последние золотые денечки за растапливанием целлюлитных подушек на задницах и критикой нищенского уровня жизни в Старом Свете. По ночам праздники финской диаспоры заканчивались усталым беспутством под меланхоличные народные песни. Наиболее популярной была «Распустились листочки в Карелии милой».
Один крупный чиновник, некий мистер Ябала, родом из Саво, ранее носивший фамилию Яппиля, рассказывал Ойве о своем житье-бытье. У него была огромная яхта, красивый дом в хорошем районе и две машины. Имелся также бассейн и баба к нему, недурная собой баба. Директор Ябала был республиканцем, ни в чем не нуждался. Ан нет…
– Я уже пять лет не ел ряпушку, веришь ли, Ойва? Иногда чертовски хочется фрикаделек, аж в животе жжет! Эти их гамбургеры… ну, ты знаешь.
Еще Ябала сокрушался, что уже много лет не видел самого обычного трамвая.
– Эх, проехаться бы на «трешке» от Каллио до Торговой площади, купить там десятикилограммового лосося и засолить его. Здесь только белая океаническая рыба, да еще и ехать за ней надо на своей машине! А больше всего скучаю по баньке, настоящей, по-черному! Представь себе: из парилки прямо в озеро, а потом посидеть и охладиться на лавочке. Здесь даже колбасы для гриля не купить! Да что там – старого доброго гамбургера – и его не умеют нормально сделать. Вот бы хоть на одну ночь выбраться в Финляндию, сходить в сауну, съесть, черт побери, за один присест килограмм холодных колбасок и выпить ведро домашнего пива!
– У тебя же есть сауна, – заметил Ойва Юнтунен.