– Покойной ночи, Ватсон, – обратился он ко мне, когда княжеский экипаж отъехал от нашего дома. – Я буду очень рад, если ты зайдешь ко мне завтра в три часа дня. Мне будет очень приятно поболтать с тобой об этом деле.
II
Ровно в три часа я явился к Холмсу, но его еще не было дома. Хозяйка передала мне, что не было еще восьми часов утра, когда он вышел из дому. Я сел у камина с твердым намерением дождаться его во что бы то ни стало. Поручение, принятое на себя Холмсом достать фотографическую карточку меня крайне интересовало, и хотя вся эта история не имела того мрачного, ужасного характера, как описанные мною раньше преступления, тем не менее, она приобретала выдающийся интерес ввиду самой личности клиента. Вместе с тем, мне было крайне любопытно снова проследить ясную, разительную логику моего друга и мастерское умение распутывать самые запутанные обстоятельства. Я уже так привык к его постоянным удачам, что мне и в голову не приходила возможность неудачи.
Около четырех часов в комнату вошел какой-то, по-видимому, пьяный конюх с не чесаными волосами и бородой, раскрасневшееся от вина лицо которого и засаленная одежда производили неприятное впечатление. Хотя я знал удивительное искусство Холмса переодеваться, тем не менее, я не сразу догадался, кто стоит передо мною. Он кивнул мне головой и исчез в спальне; и явился пять минут спустя таким же элегантно одетым и безупречным джентльменом, как всегда. Заложив руки в карманы, он уселся перед камином и начал хохотать от всей души.
– Это великолепно! – воскликнул он и продолжал снова хохотать, пока, наконец, у него не захватило дыхание.
– Что случилось?
– Нет, право, это слишком смешно. Ты ни за что не отгадаешь, чем я сегодня занимался, и чего я сегодня добился.
– Не имею понятия. Ты, наверное, знакомился с домом и привычками мисс Ирэн.
– Совершенно верно, и мне пришлось увидеть много интересного. Я тебе все расскажу по порядку. Итак, я вышел сегодня утром из дома переодетый грумом. Знаешь, между этими конюхами существует замечательная дружба. Они готовы друг другу во всем помочь. Я скоро нашел занимаемый ею дом. Двухэтажная вилла, в которой она живет – настоящая игрушка. Позади ее расположен сад, а фасадом своим она выходит прямо на улицу. На улицу же выходят окна большой, роскошно обставленной гостиной. Окна эти очень высоки, почти во всю вышину комнаты, и снабжены теми глупыми английскими оконными запорами, которые может отворить любой ребенок. Я начал бродить по улице и не ошибся в расчетах: в переулочке, примыкавшем к саду, находилась конюшня. Я помог конюху вычистить лошадей и заработал благодаря этому на кружку пива и получил самые точные сведения об Ирэн Адлер.
– Ну, и что же?
– О, оказывается, она вскружила головы всем мужчинам этого квартала. Она самая восхитительная женщина в мире. Все конюхи и кучера Серпентин-Авеню утверждают это в один голос. Она живет очень уединенно, поет в концертах, выезжает ежедневно в пять часов и возвращается в семь часов к обеду. Очень редко выезжает из дому в другое время. Ее часто навещает молодой человек необыкновенной красоты. Он бывает у нее по нескольку раз в день. И зовут его мистер Годфри Нортон. Ты видишь, как выгодно иметь знакомых кучеров! Они отвозили его домой, по крайней мере, раз двадцать, и поэтому дали мне о нем самые подробные сведения. Когда я узнал от них все, что мне было нужно, я начал тихо прогуливаться близ виллы и составлять план кампании.
Очевидно, этот мистер Нортон играл не последнюю роль во всем этом деле. Он, как я узнал, юрист. Какие отношения существовали между ним и Ирэн Адлер? Ради чего посещал он ее так часто? Кем была она для него – клиенткой, другом или возлюбленной? В первом случае, она, конечно, отдала бы ему на хранение карточку. В последнем – пожалуй, что нет. От решения этого вопроса зависело, где я должен продолжать свои розыски: на вилле Адлер или на квартире этого господина. Это было очень важное обстоятельство, и оно запутывало все дело. Я боюсь, что эти подробности тебе не интересны, но они необходимы для уразумения истинного положения вещей.
– Я слушаю тебя очень внимательно, – ответил я.
– Я еще не пришел к окончательному решению, как перед виллой остановился кеб, и из него выскочил чрезвычайно красивый господин с орлиным носом и большой бородой. Очевидно, тот самый, которого мне описали. Он, по-видимому, очень торопился, приказал кучеру ждать и прошел мимо отворившей ему дверь девушки, с видом человека, чувствующего себя дома.
В вилле он пробыл около получаса; время от времени показывался у окна, и я видел, как, жестикулируя и возбужденно разговаривая, он ходил взад и вперед по комнате. Ее не было и следа. Вдруг он выскочил из виллы в сильнейшем возбуждении. Прежде чем сесть на извозчика, посмотрел на часы. «Поезжайте во весь дух! – проговорил он. – Сначала к Гроссу и Ганкею, в Риджент-стрит, а затем в церковь святой Моники. Вы получите полгинеи, если привезете меня туда в двадцать минут!»
Они помчались, и я только что раздумывал, следовать ли мне за ними, как вдруг увидал, что по переулку едет нарядное маленькое ландо. Едва только кучер успел подъехать к подъезду и застегнуть пуговицы своей ливреи, как Адлер выскочила из подъезда и сама распахнула дверцы экипажа. «В церковь святой Моники, Джон! – крикнула она. – Получишь полсоверена, если будешь там через двадцать минут!» Я только мельком увидал ее, но этого было вполне достаточно, чтобы понять, что ради такой женщины мужчина способен на всякую глупость.
Такого удобного случая я не должен был упускать, Ватсон. К счастью, вблизи я нашел извозчика, и, прежде чем он успел оглянуться, я уже сидел в его экипаже. «Получите полсоверена, если довезете в церковь святой Моники в двадцать минут!» Было без двадцати пяти минут двенадцать, и я отлично понимал, что должно было произойти.
Мой извозчик ехал очень скоро, но те все-таки меня опередили. Я расплатился и поспешно вошел в церковь. Кроме преследуемых мною и одного, по-видимому, весьма смущенного священника, в церкви никого не было. Священник, видимо, убеждал их в чем-то, и все они стояли перед алтарем. Я вошел в боковой придел с видом совершенно случайно зашедшего в церковь. К моему величайшему удивлению, все трое вдруг обратили внимание на меня, и Годфри Нортон быстро подошел ко мне.
«Слава Богу! – воскликнул он. – Вы можете оказать нам очень большую услугу. Идемте! Скорее, скорее!»
«Куда идти?» – спросил я.
«Идемте, идемте, остается еще три минуты!»
Меня потащили к алтарю, и, прежде чем я успел понять происходившее, я стал давать ответы, которые мне подсказывали, и удостоверять вещи, о которых я не имел ни малейшего понятия. Короче сказать, я явился свидетелем торжественного брака Ирэн Адлер с Годфри Нортоном.
Через несколько минут все было кончено; справа меня благодарил господин, слева – дама, а спереди священник выражал мне свое удовольствие. Я никогда не был в таком глупом положении, и вот теперь-то, вспомнив о нем, я невольно и расхохотался. Очевидно, священник отказывался венчать без свидетелей. Если бы я там случайно не очутился, жениху пришлось бы брать свидетеля с улицы. Невеста подарила мне соверен, который я повешу на память к моей часовой цепочке.
– Это совершенно неожиданный оборот дела, – проговорил я.
– Да, моим планам грозила полная неудача. Молодая парочка собиралась, по-видимому, куда-то уезжать, и потому я должен был, со своей стороны, принять быстрые и энергические меры. Но на церковной паперти они расстались: он направился в Темпл, она – к себе. «В пять часов поеду я, по обыкновению, в парк», – крикнула она ему. Они отправились в разные стороны, а я решил заняться делом.
– Каким же?
– Съесть холодного ростбифа и выпить стакан пива, – ответил он, позвонив в колокольчик. – До сих пор у меня не было времени думать о еде. А вечером я буду еще более занят. Впрочем, я хотел бы просить о твоей помощи, доктор.
– С удовольствием.
– Я тебе все расскажу, когда хозяйка принесет ростбиф.
– Прости, – проговорил он затем, с аппетитом набросившись на поданное блюдо. – Я должен тебе все объяснить за едой, так как у меня очень мало свободного времени. Через два часа мы должны быть на театре военных действий, так как мадемуазель или, вернее, мадам Ирэн вернется в семь часов со своей прогулки. Я уже составил план наших действий. Но вот что: ты должен дать мне слово ни во что не вмешиваться. Понял?
– Значит, я должен сохранить нейтралитет?
– Да. Должно быть, дело дойдет до столкновения. Ты на это не обращай внимания. Когда я, что самое главное, попаду в дом, все успокоится. Через четыре или пять минут откроется окно гостиной. И ты должен стать подле этого открытого окна.
– Хорошо.
– Ты увидишь меня с улицы, и не должен меня выпускать из виду.
– Хорошо.
– Как только я подниму руку, ты бросишь в комнату предмет, который я тебе дам, и одновременно с этим крикнешь: «Пожар!» Ты все запомнил?
– Конечно.
– В этом ничего опасного нет, – проговорил он и вынул из кармана длинный сигарообразный сверток. – Это обыкновенная самовоспламеняющаяся ракета. Этим ограничится вся твоя задача. Крикнув «Пожар!», ты спокойно пойдешь вниз по улице, и минут через десять минут я тебя, вероятно, догоню. Надеюсь, ты меня понял?
– Я должен сохранять нейтралитет, подойти к окну, наблюдать за тобой, бросить это по твоему знаку в комнату, крикнуть: «Пожар!» и ждать тебя на углу улицы.
– Совершенно верно.
– Ты можешь вполне положиться на меня.
– Отлично! Но теперь уже мне пора приготовиться к моей роли.
Он направился в спальню и вернулся через несколько минут в образе любезного, скромного методистского проповедника. Широкая черная шляпа, широкие брюки, белый парик, умильная улыбка и благосклонный, любезный взор как нельзя лучше характеризовали методистского священника. Но Холмс изменил не только свой наряд. Его черты, его манеры, все его существо изменилось до неузнаваемости.
Без десяти семь мы были в Серпентин-Авеню. Уже смеркалось, и только что начали зажигать фонари; мы начали ходить перед виллой в ожидании ее хозяйки. Вилла была совершенно такой, какой я себе ее представлял по рассказам Холмса, но окружающую местность я себе воображал гораздо более пустынной. На одном углу болтала группа веселых курящих зевак, невдалеке стоял точильщик со своим колесом, и два солдата любезничали с няней. Несколько хорошо одетых молодых людей медленно прохаживались взад и вперед с сигарой во рту.
– Видишь ли, – заметил Холмс, – эта свадьба чрезвычайно упрощает дело. Теперь фотография является обоюдоострым оружием. Я не думаю, чтоб ей было очень желательно показать карточку мистеру Нортону, точно так же, как нашему клиенту не очень приятно, если бы она попала в руки принцессы. Вопрос в том, где найти карточку.
– Да, где?
– Маловероятно, чтобы она ее всегда носила при себе. Кабинетная карточка слишком велика, чтобы ее можно было легко скрыть в дамском платье. Поэтому, очевидно, что она ее с собой не носит.
– Где же она?
– Может быть, у ее банкира или нотариуса, но это предположение маловероятно. К чему ей передавать другому такую важную вещь? На себя-то она может положиться, но ведь она не знает, в силах ли воспротивиться ее деловой человек политическому или косвенному влиянию. Кроме того, она намерена воспользоваться карточкой в ближайшие дни. Поэтому она должна у нее быть всегда под рукой. Поэтому она, наверное, хранится у нее на квартире.
– Но ведь у нее делали два раза обыск.