Англо-бурская война. 1899-1902

Необходимое для одного являлось неприемлемым для другого. Милнер настаивал на том, что срок, который предшествовал бы получению избирательного права и условий, обеспечивающих адекватное представительство для горнодобывающих районов, должен быть не менее пяти. Крюгер предложил семилетний срок вкупе с многочисленными ограничениями, практически сводящими на нет ценность законодательного акта, а также обещал пять членов из тридцати одного человека, чтобы представлять большинство мужского населения. Он также добавил условие, что все разногласия должны выноситься на рассмотрение других держав – условие, несовместимое с сюзеренитетом. Предложения одного являлись невыполнимыми для другого, и в начале июня сэр Альфред Милнер возвратился в Кейптаун, а президент Крюгер в Преторию, не урегулировав ничего, но с ощущением чрезвычайной сложности вопроса. Поток мчался быстро, и шум водопада становился громче.

12 июня сэр Альфред Милнер принял в Кейптауне депутацию и дал оценку ситуации. «Принцип равенства народов, – сказал он, – являлся для Южной Африки необходимым. Одно государство, в котором существовало неравенство, в напряжении держало все остальные. Наша политика была политикой не агрессии, а исключительного терпения, которое, однако, не может превращаться в равнодушие». Двумя днями позже Крюгер обратился к фольксрааду. «Противоборствующая сторона не уступила ни пяди, и я не мог дать больше. Господь всегда помогал нам. Я не хочу войны, но и не подарю ничего. Пусть однажды у нас отняли независимость, но Господь ее возвратил». Он, несомненно, говорил со всей искренностью, однако трудно слышать благодарность Богу за режим, который поощрял спаивание негров и породил самых коррумпированных чиновников в современном мире.

Официальный доклад сэра Альфреда Милнера, в котором излагалось его мнение относительно сложившегося положения, как ничто другое, заставил британское общество осознать серьезность ситуации и почувствовать настоятельную необходимость в усилиях государства, чтобы поправить дело.

В докладе говорилось следующее: «Доводы за вмешательство перевешивают все остальные. Существует позиция, что все наладится само собой. Однако в действительности политика невмешательства, проводимая уже долгое время, только усугубила ситуацию. Неправда, что ухудшение положения произошло вследствие рейда Джеймсона. Дела шли все хуже до того, как был предпринят этот рейд. В его канун мы находились на грани войны, а Трансвааль – на грани революции. В результате рейда политика невмешательства получила новых сторонников, но последствия ее остались прежними.

Созерцание тысяч британских подданных, постоянно находящихся на положении рабов, страдающих от бесспорных притеснений и тщетно взывающих к правительству Ее Величества о помощи, неуклонно подрывает влияние и авторитет Великобритании при правлении королевы. Ряд печатных изданий, и не только в Трансваале, открыто и постоянно проповедуют доктрину единой республики на всей территории Южной Африки, поддерживая ее зловещими намеками на вооружение Трансвааля, его альянс с Оранжевым Свободным Государством и активное сочувствие, которое, в случае войны, окажет часть подданных Ее Величества. С сожалением должен отметить, что эта доктрина, подкрепляемая также нескончаемым потоком злобной лжи о намерениях правительства Ее Величества, производит большое впечатление на огромное количество наших голландских колонистов. Часто возникают разговоры о том, будто голландцы даже в Капской колонии имеют какое-то преимущественное право перед их согражданами британского происхождения. В тысячах людей, настроенных миролюбиво и, если их оставить в покое, полностью удовлетворенных своим положением британских подданных, культивируют недовольство, что, в свою очередь, раздражает британцев.

Я не вижу ничего, что могло бы положить конец этой вредной пропаганде, кроме убедительного доказательства намерения правительства Ее Величества не ослаблять своих позиций в Южной Африке».

Вот авторитетные и взвешенные слова, которыми британский проконсул предупреждал своих соотечественников о надвигающемся будущем. Он видел, что на севере собирается грозовая туча, но даже его глаза еще не различали, насколько буря была близка и ужасна.

В течение последней декады июня и начале июля большие надежды возлагались на посредничество глав Союза африканеров, политической партии голландцев Капской колонии.[25 - Капская колония существовала в 1880–1911 гг.] С одной стороны, они были соплеменниками буров, с другой – являлись британскими подданными и пользовались всеми преимуществами тех демократических институтов, которые мы хотели распространить на Трансвааль. «Только относитесь к нашим братьям так, как мы относимся к вашим!» – вся суть наших разногласий сконцентрировалась в этой мольбе. Однако миссия никаких результатов не дала, хотя проект, предложенный господами Хофмейером и Герхолдтом из Союза африканеров и Фишером из Оранжевого Свободного Государства, был представлен в совет и одобрен мистером Шрайнером, африканером, премьером Капской колонии. В первоначальном варианте статьи закона были запутанными и расплывчатыми, срок, предшествующий наступлению избирательного права, варьировался от девяти до семи лет в зависимости от условий. Однако в ходе дискуссии они были изменены: срок сократился до семи лет, а представительство золотых приисков возросло до пяти человек. Эта уступка не была значительной, как и представительство для большинства населения нельзя назвать щедрым, однако сокращение срока разрешения на право голоса горячо приветствовали в Англии как знак того, что компромисс может быть достигнут. Страна издала вздох облегчения. «Если, – сказал министр колоний, – сообщение подтвердится, то это важное изменение в предложениях президента Крюгера, вкупе с предыдущими поправками, даст нашему правительству основания надеяться, что новый закон может стать основой для урегулирования на позициях, заложенных сэром Альфредом Милнером при встрече в Блумфонтейне». Он добавил, что введены некоторые осложняющие условия, но заключил: «Правительство Ее Величества чувствует уверенность, что президент Трансвааля будет готов пересмотреть любую деталь проекта, которая может стать препятствием для полного решения рассматриваемой проблемы, и не позволит свести на нет или снизить значение принятого решения последующими изменениями закона и административными актами». Тогда же «Таймс» объявила, что кризис разрешен. «Если голландские политики Капской колонии убедили своих собратьев в Трансваале провести такой билль, то они заслуживают глубокой благодарности не только своих соотечественников и английских колонистов в Южной Африке, но и всей Британской империи и цивилизованного мира».

Однако этой ясной перспективе вскоре суждено было затуманиться. Встали вопросы о деталях, при ближайшем рассмотрении оказавшихся весьма значительными. Уитлендеры и британские южноафриканцы, которые в прошлом не раз убеждались, насколько иллюзорными могут быть обещания президента Трансвааля, настаивали на гарантиях. Предложенные семь лет, объявленные сэром Альфредом Милнером как несократимый минимум, увеличились на два года от первоначального периода. Этот пункт не помешал бы согласиться с законопроектом, даже за счет некоторого унижения нашего представителя. Однако существовали положения, которые вызывали подозрения, поскольку были разработаны столь ловким дипломатом. Одно из них гласило, что иностранец, претендующий на гражданство, должен представить свидетельство о постоянной регистрации в течение определенного времени. Но закон о регистрации в Трансваале вышел из употребления, и, следовательно, эта статья могла сделать весь билль бессмысленным. Поскольку ее заботливо сохраняли, значит, безусловно, намеревались использовать. Дверь открыли, но заблокировали ее камнем. И еще, непрерывное гражданство иммигрантов поставили в зависимость от решения первого фольксраада, так что, если члены от горнопромышленников предложат какую-либо реформу, не только их законопроект, но и их самих бурское большинство сможет выкинуть из палаты. Что могла делать оппозиция, когда правительство в любой момент имело возможность голосованием лишить их всех парламентского мандата? Было ясно, что меру, содержащую подобные статьи, необходимо тщательно проанализировать, прежде чем британское правительство сможет принять ее за окончательное урегулирование и обеспечение справедливости подданным короны. С другой стороны, оно, естественно, не желало отвергать статьи, обещающие улучшение их положения. Поэтому оно предложило, чтобы каждое правительство назначило представителей в согласительную комиссию, которая выяснит пригодность предлагаемого закона до того, как он примет окончательный вид. Предложение было представлено в совет 7 августа с добавлением, что, когда это будет сделано, сэр Альфред Милнер готов обсуждать все остальные моменты, включая суд, без вмешательства иностранных держав.

Идею согласительной комиссии критикуют как непростительное вмешательство во внутренние дела другой страны. Но тогда весь вопрос с самого начала касался внутреннего дела другой страны, поскольку внутреннее равноправие белых жителей являлось условием, на котором было восстановлено самоуправление Трансвааля. Безнадежно предлагать сравнения, но представьте, как повела бы себя Франция, вмешайся Германия в вопрос предоставления во Франции избирательного права. Однако, если бы во Франции немцев находилось столько же, сколько французов, а права их были бы ущемлены, Германия вмешалась бы достаточно быстро и продолжала бы делать это до установления справедливого modus vivendi.[26 - От лат. Modus vivendi.1. Прямое значение: «образ жизни», modus – «образ, способ», vivendi – «жизни, существования».2. Переносное значение: «согласие на разногласие», то есть вид временного соглашения, при котором стороны, которые не способны договориться в ближайшее время, все же могут как-то мирно сосуществовать друг с другом до принятия окончательного соглашения. Основное отличие «модуса вивенди» от обычного соглашения в том, что ему не нужна ратификация в парламенте. Обе стороны изначально понимают временный характер такого соглашения и необходимость договориться по всем вопросам в будущем.] Дело в том, что ситуация Трансвааля единична, такого положения вещей нигде не существовало, и к нему нельзя применить претензий, кроме общей нормы, что меньшинство белых людей не может всегда облагать налогами и управлять большинством. Чувство склоняется в сторону меньшего народа, но разум и право – полностью на стороне Англии.

На предложения министра колоний долго не реагировали. Из Претории не поступало никакого ответа. Но по обе стороны появились свидетельства, что приготовления к войне, которые скрытно осуществлялись еще до рейда Джеймсона, теперь поспешно завершаются. На вооружение тратились суммы, громадные для столь небольшого государства. Ящики с винтовками и боеприпасами потекли в арсенал не только из залива Делагоа,[27 - Залив Мапуту в Индийском океане у берегов Мозамбика.] но даже (к негодованию английских колонистов) через Кейптаун и Порт-Элизабет. Большие ящики с ярлыками «Сельскохозяйственные орудия» и «Горное оборудование» прибывали из Германии и Франции, чтобы расположиться в фортах Йоханнесбурга или Претории. В бурских городах мелькали люди из разных стран, но с одинаковым воинственным выражением лица. Европейские condottieri[28 - Кондотьеры – люди, готовые за деньги сражаться за любое дело, солдаты-наемники.] были как никогда готовы променять свою кровь на золото, и в конце концов они смело выполнили свою часть сделки. Более трех недель, пока мистер Крюгер хранил молчание, шли эти красноречивые приготовления. Однако гораздо больше ситуацию определял другой факт. Бюргер не может воевать без своей лошади, его лошадь не может двигаться без травы, трава будет только после дождя, а до периода, когда должен пойти дождь, оставалось несколько недель. Переговоры, следовательно, требовалось затягивать до тех пор, пока земля представляла собой голую, красновато-коричневую, пыльную равнину. Мистер Чемберлен и британское общество неделю за неделей ждали ответа на свой вопрос. Однако и их терпению есть предел, и он наступил 26 августа, когда министр колоний сказал с прямотой, нехарактерной для языка дипломатии, что вопрос не может оставаться в подвешенном состоянии вечно. «Время истекает, – сказал он. – Если оно закончится, мы не ограничимся тем, что предлагали раньше. Причем, взявшись за дело, не отступимся, пока не обеспечим условий, которые раз и навсегда положат конец разговорам о том, кто является в Южной Африке господствующей державой, и предоставят нашим согражданам те самые равные права, которые обещал им президент Крюгер, когда королева даровала Трансваалю независимость. Это самое малое, что по справедливости они должны иметь». Немногим раньше лорд Солсбери был столь же эмоционален. «Никто в нашей стране не желает нарушать соглашений, пока признается, что, гарантируя независимость Трансвааля с одной стороны, они гарантируют равные политические и гражданские права поселенцам всех национальностей – с другой. Однако эти соглашения не являются “законом мидян и персов”.[29 - «Закон мидян и персов» – указ в Персии, с царской печатью «Отмене не подлежит».] Они не вечны, их можно аннулировать, а однажды отмененные, они уже никогда не будут восстановлены в прежнем виде». Долготерпению Великобритании начал подходить конец.

Между тем из Трансвааля прибыло новое официальное послание, предлагающее альтернативу согласительной комиссии. В нем говорилось, что бурское правительство примет предложения сэра Альфреда Милнера относительно избирательного права при условии, что Великобритания откажется от претензий на сюзеренитет, согласится на третейский суд и даст обещание никогда больше не вмешиваться во внутренние дела республики. На это Великобритания ответила, что готова согласиться на арбитраж, надеется больше никогда не иметь оснований вмешиваться для защиты своих подданных, поскольку с предоставлением избирательного права все предпосылки для такого вмешательства исчезнут, но она никогда не согласится отказаться от своего положения сюзерена. Официальное послание мистера Чемберлена заканчивалось напоминанием правительству Трансвааля о том, что кроме избирательного права между двумя правительствами остаются открытыми и другие спорные вопросы, которые следует разрешить одновременно с первым. Под ними он подразумевал положение коренных народов и отношение к англо-индусам.

2 сентября поступил ответ правительства Трансвааля. Он был кратким и жестким: буры отозвали свое предложение о предоставлении избирательного права и снова подтвердили непризнание сюзеренитета. Переговоры зашли в тупик. Было непонятно, каким образом их можно продолжить. Учитывая вооружение бюргеров, небольшой гарнизон Наталя занял позиции на границе. Трансвааль потребовал объяснений по этому факту. Сэр Альфред Милнер ответил, что они охраняют британские интересы и готовятся на случай непредвиденных обстоятельств. Рев водопада зазвучал близко и мощно.

8 сентября состоялось заседание Кабинета министров – одно из самых важных за последние годы. В Преторию направили официальное послание, которое даже оппоненты правительства признали сдержанным и предоставляющим основу для мирного урегулирования. Оно начинается с категорического отказа удовлетворить требование Трансвааля о государственном суверенитете в том смысле, в каком его представляет Оранжевое Свободное Государство. Все предложения, поставленные в зависимость от этого условия, поддержаны быть не могут.

Британское правительство, однако, было готово согласиться на срок для получения избирательного права в пять лет, как говорилось в ноте от 19 августа, предполагая в то же время, что в совете каждый член сможет выступать на своем языке.

«Принятие Южно-Африканской Республикой этих условий немедленно снимет напряженность между двумя правительствами и, безусловно, сделает ненужным какое-либо вмешательство в будущем для устранения ограничения прав, поскольку уитлендеры будут иметь возможность самостоятельно привлекать к ним внимание в исполнительном совете и фольксрааде.

Правительство Ее Величества все больше заботит опасность дальнейшего промедления в снятии напряжения, которое уже нанесло большой ущерб интересам Южной Африки, и оно убедительно настаивает на незамедлительном и ясном ответе на настоящее предложение. Если оно будет принято, правительство готово немедленно начать мероприятия… чтобы оговорить все детали предполагаемого третейского суда. Если же ответ Южно-Африканской Республики будет отрицательным или неконструктивным (чего, мы искренне надеемся, не случится), я уполномочен заявить, что правительство Ее Величества оставляет за собой право пересмотреть ситуацию de novo[30 - «Заново», «с самого начала» (лат.).] и сформулировать собственные предложения по окончательному урегулированию».

Таково было официальное послание, и Великобритания с напряженным вниманием ожидала ответа. Но снова последовала заминка, а в это время пошел дождь, подросла трава, и равнина стала подходящей для конного стрелка. Бюргеры были не склонны идти на уступки. Они знали, на что способны, и решили (совершенно справедливо), что на тот момент являются самой мощной военной державой в Южной Африке. «Мы справлялись с Англией и раньше, но это ничто по сравнению с тем, что мы покажем ей теперь», – восклицал известный гражданин, а он, по его собственному утверждению, говорил за всю страну. Таким образом, империя ждала и дискутировала, а звуки сигнальной трубы уже прорывались сквозь прения политиков, призывая народ снова пройти испытание войной и бедой, которыми провидение по-прежнему готовит нас к более благородной и высокой цели.

4

Канун войны

Нота, направленная Кабинетом министров 8 сентября, несомненно, являлась предвестником либо мира, либо войны. Туча должна была пролиться или пронестись мимо. Ожидая ответа, страна провела некоторое время в изучении и обсуждении военных приготовлений, которые могут понадобиться. Военное министерство несколько месяцев вело подготовку на случай непредвиденных обстоятельств и произвело определенные передислокации, которые оно считало достаточными, но, как покажет наш будущий опыт, оказавшиеся слишком незначительными для серьезного дела.

Занятно, просматривая подшивки газет уровня «Таймс», наблюдать, как сначала один или два небольших материала военного содержания появляются среди бесконечных столбцов сообщений, посвященных дипломатии и политике, как постепенно они все увеличиваются в объеме, пока наконец не происходит полный переворот – дипломатия сужается до крошечных заметок и война заполняет все пространство. Первое мерцание оружия в тусклой монотонности британских газет датируется седьмым июля. В этот день сообщалось об отправке двух рот инженерных войск и территориального корпуса с запасом провианта и боеприпасов. Две роты инженерных войск! Кто мог предвидеть, что они станут авангардом самой большой армии, когда-либо в мировой истории пересекавшей океан и какой еще не доводилось командовать британскому генералу.

15 августа, в тот момент, когда переговоры уже вошли в самую серьезную фазу после провала встречи в Блумфонтейне и отъезда сэра Альфреда Милнера, британские силы в Южной Африке абсолютно и нелепо не соответствовали потребностям защиты нашей собственной границы. Несомненно, этот факт должен открыть глаза тем, кто, несмотря на все доказательства, утверждает, что эта война спровоцирована британцами. Политик, желающий войны, обычно готовится к ней, и это именно то, что мистер Крюгер делал, а британские власти – нет. В это время господствующая сюзеренная держава имела на гигантской границе два кавалерийских полка, три батареи полевой артиллерии и шесть с половиной батальонов пехоты – примерно шесть тысяч солдат. А безобидные государства могли выставить сорок-пятьдесят тысяч конных стрелков, мобильность которых удваивала их силу, а также самую лучшую артиллерию, включая орудия такого крупного калибра, каких еще не видели на полях сражений. Совершенно очевидно, что буры тогда были в состоянии с легкостью пробиться и в Дурбан, и в Кейптаун. Британские войска, обреченные на оборонительные действия, могли сначала оказаться заблокированными, а затем были бы сломлены, и тогда основные силы буров встретились бы только с неорганизованной самообороной, нейтрализуемой индифферентностью или враждебностью голландских колонистов. Поразительно, что наши власти, похоже, никогда не рассматривали возможность того, что буры сделают первый шаг, или не понимали, что в этом случае нашему запоздалому подкреплению придется высаживаться под огнем республиканских пушек.

В июле Наталь встревожился, и премьер-министр колонии направил решительный протест губернатору сэру В. Х. Хатчинсону, а также Министерству по делам колоний. Было хорошо известно, что Трансвааль вооружен до зубов, Оранжевое Свободное Государство готово к нему присоединиться, и прилагаются усилия (как неафишируемые, так и публикуемые в прессе) поколебать лояльность голландских граждан в обеих британских колониях. Находящиеся в опасности люди замечали многочисленные дурные признаки. Поля подожгли необычно рано, чтобы после первых дождей трава быстрее начала расти, собрали лошадей, раздали винтовки и патроны. Фермеры Свободного Государства, которые зимой пасли скот на земле Наталя, отогнали стада в безопасные места за линией Дракенсберга. Все указывало на приближающуюся войну, и Наталь отказывался удовлетвориться отправкой даже еще одного полка. 6 сентября в Министерстве по делам колоний получили второе обращение, в котором дело излагалось предельно четко и ясно.

«Премьер-министр желает, чтобы я по единодушному совету министров убедил вас в том, что в Наталь немедленно следует направить войска, достаточные для защиты от нападения Трансвааля и Оранжевого Свободного Государства. Главнокомандующий Наталя поставил меня в известность, что, даже когда прибудет Манчестерский полк, сил хватит только для того, чтобы занять Ньюкасл и прикрыть южную границу колонии, тогда как Лаингс-Нек, Ингого-Ривер и Зулуленд останутся неохраняемыми. Моим министрам известно, что, как в Трансваале, так и в Оранжевом Свободном Государстве, предприняты все меры, чтобы обеспечить немедленное нападение на Наталь. Мои министры полагают, что буры пришли к мысли о неизбежности войны, и в этом случае для них лучшим вариантом является наступление до того, как к нам прибудет подкрепление. Получена информация, что вторжения будут производиться в направлении Мидл-Дрифта и Грейтауна, а также Бондс-Дрифта и Стангара с целью ударить по железной дороге Питермарицбург – Дурбан и перерезать линии коммуникации войск и снабжения. Практически все фермеры Оранжевого Свободного Государства, обычно остающиеся в натальском округе Клип-Ривер по меньшей мере до октября, ушли с большими для себя потерями: их овцы ягнятся по дороге и ягнята умирают или получают травмы. По крайней мере два фермера из округа Интоньянани перевезли все свое имущество в Трансвааль, стараясь захватить в заложники детей работавших на ферме негров. Из надежных источников получены донесения о попытках повлиять на лояльное коренное население и настроить одно племя против другого, чтобы вызвать беспорядки и отвлечь наши оборонительные силы. В Фолксрюсте, Фрейхейде и Стандертоне созданы крупные запасы продовольствия и товаров военного значения. Личности, которых считают шпионами, изучали мосты на Натальской железной дороге, и известно, что шпионы есть во всех важных центрах колонии. По мнению министров, такие катастрофы, как захват Лаингс-Нека, разрушение северного участка железной дороги, успешный рейд или вторжение (что, как они полагают, задумывается), произведут самый деморализующий эффект на коренное население и лояльных европейцев колонии. К тому же они сильно воодушевят буров и тех их сторонников в обеих колониях, которые, хотя вооружены и готовы к выступлению, возможно, будут вести себя тихо, если не получат толчка извне. Министры согласны с намерением правительства Ее Величества использовать мирные средства для облегчения положения уитлендеров и официального утверждения верховной власти Великобритании, прежде чем прибегнуть к войне, однако настаивают на мерах предосторожности».

В ответ на это и другие обращения войска в Натале постепенно усилили, частично за счет формирований из Европы, частично переброской пяти тысяч британских солдат из Индии. 2-й Беркширский, 1-й Королевский манчестерский фузилерский, 1-й Манчестерский и 2-й Дублинский фузилерский полки прибыли вместе с артиллерийским подкреплением. Из Индии перебросили 5-й драгунский гвардейский, 9-й уланский, 19-й гусарский, а также 1-й Девонширский, 1-й Глостерский, 2-й Гордонский хайлендский полки и 2-й полк Королевских стрелков. Эти полки совместно с 21-й, 42-й и 53-й батареями полевой артиллерии составляли Индийский контингент. Их прибытие в конце сентября увеличило численность войск в Южной Африке до 22 000 человек. Этих подразделений не хватало, чтобы отбросить многочисленного, мобильного и отважного противника, однако они оказались способны предотвратить ту катастрофу, которая, как мы теперь знаем, над нами нависала.

Что же касается расположения войск, то мнения властей Наталя и полевых командиров разошлись. Принц Крафт говорил, что «стратегии и тактике порой приходится уступать требованиям политики», однако политическая необходимость должна быть очень серьезной и всем до конца понятной, если за нее нужно платить кровью солдат. Несовершенство нашего рассудка или характерное для британцев предубеждение не позволяет обученному солдату видеть в фермере, сидящем на коне, серьезного противника, несмотря на имеющийся печальный опыт. Даже когда наши газеты писали о том, что, по крайней мере на этот раз, мы не станем недооценивать своего врага, мы все равно самым серьезным образом ошиблись в отношении буров. Северная треть Наталя – позиция с военной точки зрения такая уязвимая, какую мечтал бы получить любой игрок в kriegspiel.[31 - «Игра в войну» (нем.) – разновидность шахмат. В Кригшпиле каждый игрок видит только свои фигуры. Поэтому в игре нужен судья. Он владеет всей информацией о ходе игры, сообщает о легальности ходов, взятых фигурах и т. д.] Она сходится в острый угол, завершающийся на вершине сложным перевалом, зловещим Лаингс-Неком, над которым господствует еще более мрачная Маджуба. Обе стороны угла открыты для вторжения, одна из Трансвааля, другая из Оранжевого Свободного Государства. Армия, стоящая в вершине угла, оказывается в настоящей ловушке, потому что подвижный противник может нахлынуть в страну немного южнее, перерезать путь снабжения и создать цепь полевых укреплений, которые превратят отступление в чрезвычайно сложное дело. И далее, в таких местах, как Ледисмит или Данди, опасность, хотя и не так остро, тоже присутствовала, если оборонительные порядки не будут достаточно сильны, чтобы отстоять себя в бою, и недостаточно мобильны, чтобы не позволить конному врагу обойти себя с флангов. Нам (сегодня наделенным той солидной военной мудростью, которую дает только знание того, что уже случилось) очевидно, что для армии, которая не могла выставить на линию фронта больше 12 000 человек, по-настоящему выгодным для обороны рубежом была линия Тугелы. В действительности же был избран Ледисмит, место, практически непригодное для обороны, так как над ним, по меньшей мере в двух направлениях, возвышаются холмы.

Такой поворот событий, как осада города, по-видимому, не рассматривался, поскольку артиллерийских орудий не запрашивали и, соответственно, не присылали. Однако на небольшой железнодорожной станции Ледисмита сгрузили запасы, которые, говорят, оценивались в сумму более миллиона фунтов стерлингов, таким образом, позицию нельзя было эвакуировать без значительного ущерба. Маленький городок являлся пунктом, в котором основная железнодорожная линия раздваивалась, в одну сторону она шла на Харрисмит в Оранжевом Свободном Государстве, в другую – на тоннель Лаингс-Нека и Трансвааль через угольные месторождения Данди и Ньюкасл. Правительство Наталя придавало особое (как теперь ясно, преувеличенное) значение обладанию угольным бассейном, и именно по их решительному настоянию (но с согласия генерала Пенна Саймонса) силы обороны разделили, и отряд численностью три-четыре тысячи отправили в Данди, примерно за сорок миль от основных сил, которые остались в Ледисмите под командованием генерала сэра Джоржа Уайта. Генерал Саймонс недооценил силы противника, однако трудно осуждать ошибку в расчетах, которую так храбро искупили и за которую так трагически заплатили. В тот же момент, до которого дошло наше политическое повествование, во время неопределенности, наступившей после отправки ноты Кабинета министров от 8 сентября, военная ситуация перестала быть бесперспективной, однако все еще оставалась ненадежной. На месте находилось двадцать две тысячи регулярных войск, которые, вероятно, надеялись на усиление примерно десятью тысячами колонистов, однако эта армия должна была прикрыть огромную границу. Отношение жителей Капской колонии отнюдь не являлось благодушным и могло стать враждебным, а от черного населения с большой степенью вероятности можно было ожидать выступления против нас. На защиту Наталя имелась возможность выделить только половину регулярных войск, а подкрепление нельзя было доставить раньше, чем через месяц после начала боевых действий. Если мистер Чемберлен действительно блефовал, следует признать, что он делал это с очень плохими картами.

Для сравнения можно дать некоторое представление о силах, находившихся в распоряжении мистера Крюгера и мистера Стейна. К этому моменту стало ясно, что Оранжевое Свободное Государство, с которым у нас не было и тени разногласий, собирается выступить против нас (одни скажут – беспричинно, а другие – по-рыцарски). В прессе состав вооруженных сил двух республик варьировался от 25 000 до 35 000 человек. Мистер Дж. Б. Робинсон, личный друг президента Крюгера и человек, большую часть своей жизни проживший среди буров, посчитал последнюю цифру завышенной. Для оценки не имелось надежной базовой точки отсчета. Очень сложно учесть сильно разбросанное и обособленное население, у которого правилом являются большие семьи. Одни вычисляли, исходя из предполагаемого естественного прироста за восемнадцать лет, но данные, зафиксированные тогда, сами по себе были предположением. Другие брали за основу количество избирателей на последних президентских выборах, но никто не мог сказать, сколько людей не приняло участия в голосовании, к тому же в этих республиках берут в руки оружие на пять лет раньше, чем участвуют в выборах. Теперь мы знаем, что все оценки были много ниже фактической численности бурской армии. Однако сведения британской разведывательной службы, судя по всему, были не так уж далеки от истины. Согласно их данным, боевая численность только Трансвааля составляла 32 000 человек, Оранжевого Свободного Государства – 22 000. Вместе с наемниками и повстанцами из колоний она составит 60 000, а существенное восстание голландцев Капской колонии увеличит общую численность до 100 000. Относительно артиллерии было известно, что в их распоряжении около ста орудий, многие из которых (и этот факт требует серьезных объяснений) были более современными и мощными, чем те, что смогли выставить мы. О качестве этого большого войска нет необходимости говорить. Солдаты были мужественными, выносливыми и сражались с необыкновенным религиозным исступлением. Все в них принадлежало к семнадцатому столетию, кроме винтовок. Верхом на своих низкорослых лошадях, они обладали мобильностью, которая практически удваивала их возможности и никогда не позволяла зайти к ним во фланг. Как стрелкам им просто не было равных. Добавьте к этому, что у них было преимущество действовать в привычных условиях при более коротких и безопасных коммуникациях, и вы поймете, насколько трудноразрешимая задача стояла перед солдатами империи. Переходя от перечисления сил буров к рассмотрению ожидавших их в Натале и разделенных на две части 12 000 человек, следует признать, что вместо оплакивания наших несчастий, нам скорее следует поздравить себя с тем, что мы избежали потери этой огромной провинции, которая, будучи расположенной между Британией, Индией и Австралией, является замко?вым камнем имперской арки.

Рискуя сделать утомительное, хотя и совершенно необходимое отступление от темы, нужно сказать несколько слов о тех мотивах, по которым буры много лет втайне готовились к войне. То, что не рейд Джеймсона являлся причиной тому, очевидно, хотя он, вероятно, заметно ускорил дело, поставив бурское правительство в сильную позицию. То, что прежде делалось скрытно и медленно, стало можно делать быстро и открыто, когда для подобных действий появилось столь благовидное оправдание. На самом деле подготовка производилась задолго до рейда. Примерно за два года до того несчастного нападения началось строительство крепостей в Претории и Йоханнесбурге и активные закупки оружия. В тот самый год, 1895-й, на вооружение была истрачена весьма значительная сумма.

Итак, если причиной вооружения был не рейд и буры не имели оснований бояться британского правительства, с которым Трансвааль мог поддерживать такие же дружественные отношения, какие в течение сорока лет поддерживало Оранжевое Свободное Государство, то зачем они вооружались? Это сложный вопрос, отвечая на который мы оказываемся в области скорее догадок и подозрений, чем установленных фактов. Однако честнейший и самый объективный из историков должен признать существование огромного количества доказательств того, что некоторые голландские лидеры, как в северных республиках, так и в Капской колонии, вынашивали план создания единого голландского государства от Кейптауна до Замбези, в котором флаг, язык и законодательство будут голландскими. Именно в таком стремлении многие проницательные и хорошо информированные эксперты усматривают истинный смысл упорного вооружения, неизменной враждебности, установления связей между двумя республиками (одну из которых мы собственными руками восстановили и сделали суверенным, независимым государством) и, наконец, тех козней, которыми пытались подорвать симпатию и верность наших собственных голландских колонистов, никогда не испытывавших никаких политических притеснений. Все это было направлено на достижение одной цели – окончательное изгнание британской державы из Южной Африки и создание одной великой голландской республики. Огромные деньги, израсходованные Трансваалем на разведывательную службу (бо?льшая сумма, полагаю, чем истратила на эти цели вся Британская империя), дают некоторое представление об активности секретной деятельности. Нет сомнений, что в британских колониях была развернута целая армия эмиссаров, агентов и шпионов с самыми разными миссиями. Газеты тоже субсидировались, и значительные суммы тратились на прессу во Франции и Германии.

Естественно, наличие большой тайной организации, имеющей целью заменить британское правление в Южной Африке на голландское, нелегко неопровержимо доказать. Такие вопросы не обсуждаются в официальных документах, и людей проверяют, прежде чем заговорщики им доверятся. Однако существует масса свидетельств о личных желаниях подобного рода известных влиятельных людей. Трудно поверить, что то, чего многие желали лично, не было предметом общих усилий, особенно когда мы видим, что события развивались именно в том направлении, на которое они указывали. Мистер Дж. П. Фицпатрик в книге «Трансвааль изнутри» (произведении, за которое все последующие авторы, пишущие на эту тему, должны испытывать к нему чувство признательности) рассказывает, как в 1896 году к нему подошел мистер Д. П. Граафф, в прошлом член Совета по вопросам законодательства Капской колонии и весьма заметный деятель Союза африканеров, и заявил, что Великобританию следует изгнать из Южной Африки. Тот же политик предлагал то же самое и мистеру Бейту. Сравните с этим следующее утверждение брата премьер-министра Капской колонии мистера Теодора Шрейнера: «Я встретил мистера Рейца, в то время судью Оранжевого Свободного Государства, в Блумфонтейне семнадцать-восемнадцать лет назад, вскоре после ретроцессии Трансвааля, когда он занимался созданием Союза африканеров. Тогда требовалось быть терпеливым со всеми, поскольку Англия и ее правительство не имели намерения лишать Трансвааль независимости (поскольку совсем недавно ее “великодушно” даровали), не имели намерения воевать с республиками (поскольку совсем недавно установили мир), не имели намерения захватывать золотые копи Ранда (поскольку они еще не были открыты). Вот тогда я встретил мистера Рейца, и он старательно убеждал меня стать членом его Союза африканеров. Однако после изучения устава и программы Союза я отказался вступать в организацию. Между нами состоялся следующий разговор по существу, навсегда запечатлевшийся в моей памяти:

Рейц. Почему вы отказываетесь? Разве привлечение интереса людей к политическим делам не является достойной целью?

Я. Является. Однако мне кажется, что между строк этого устава явно просматривается направленность на совсем другую цель.

Рейц. Какую?

Я. Я совершенно ясно вижу, что конечная цель – свержение британской власти и изгнание британского флага из Южной Африки.

Рейц. (С легкой понимающей улыбкой человека, чью тайную мысль и цель раскрыли, но это его совсем не расстроило.) А что, если и так?

Я. Вы ведь не думаете, что этот флаг исчезнет из Южной Африки без упорной борьбы и сражения?

Рейц. (С той же легкой, застенчивой, самодовольной и тем не менее полуизвиняющейся улыбкой.) Не думаю. Но даже если так, что с того?

Я. Только то, что, когда эта борьба начнется, мы с вами окажемся по разные стороны баррикад. И еще, во время последней войны Господь был с Трансваалем, потому что правота была на его стороне. В этом же случае Он будет с Англией, потому что вряд ли одобрит заговор, чтобы свергнуть ее власть и изменить положение в Южной Африке, которые Он освятил.

Рейц. Посмотрим.

Так закончился наш разговор. В течение прошедших семнадцати лет я видел непрерывную пропаганду свержения британской власти в Южной Африке всеми возможными способами (в прессе, с кафедры, с трибуны, в школах, колледжах, законодательных органах), пока она не привела к войне, которой мистер Рейц и его соратники являются источником и причиной. Поверьте мне, день, когда Ф. В. Рейц сел писать ультиматум Великобритании, был в его жизни моментом гордости и счастья, которого он долгие годы ждал со страстью и предвкушением».

Сравните эти высказывания голландских политиков из Капской колонии и Оранжевого Свободного Государства со следующим фрагментом речи, произнесенной Крюгером в Блумфонтейне еще в 1887 году:

«Полагаю, сейчас слишком рано говорить об объединении Южной Африки под одним флагом. Каким должен быть этот флаг? Королева Англии возражала бы против спуска ее флага, а мы, бюргеры Трансвааля, возражаем против спуска нашего. Что же делать? Мы еще малы и не имеем прочного положения, но мы растем и завоевываем свое место среди великих держав мира».

«Мечта нашей жизни, – говорил другой, – объединение государств Южной Африки, и это должно произойти изнутри, а не снаружи. Когда дело будет закончено, Южная Африка станет великой».

Во всех голландских головах постоянно вынашивалась одна и та же мысль. За ней следовали многочисленные признаки того, что намерение готовятся воплотить в жизнь. Повторяю, честнейший и самый объективный из историков не может отмести существование тайной организации как миф.

На это можно возразить, что буры имели право на любые организации. Почему они не должны иметь собственных взглядов на будущее Южной Африки? Почему бы им не стремиться иметь общий флаг и один общий язык? Почему им не следовало, если они могли, склонить на свою сторону наших колонистов и сбросить нас в море? Я не вижу таких причин. Пусть попробуют, если хотят. А мы попробуем не позволить им этого. Но давайте положим конец разговорам о британской агрессии, о замыслах капиталистов относительно месторождений золота, об ошибках простых людей, которыми прикрывается суть дела. Пусть те, кто говорит об умыслах Британии против бурских республик, на минуту обратят внимание на свидетельства замыслов этих республик против британских колоний. Пусть они поразмышляют о том, что при одной системе все белые люди имеют равные права, а при другой – меньшинство выходцев из одного народа подвергает гонениям большинство людей другого происхождения. Только тогда пусть они решат, при какой системе обеспечивается истинная свобода, кто стоит за свободу для всех, а кто за реакционность и национальную вражду. Пусть они сначала подумают и ответят на все эти вопросы, прежде чем решать, кому отдать предпочтение.

Теперь оставим широкие вопросы политики и отвлечемся на время от военных суждений, которым вскоре было предначертано приобрести жизненно важное значение. Вернемся к развитию событий в дипломатической борьбе между правительством Трансвааля и Министерством по делам колоний. Как уже говорилось, 8 сентября в Преторию было направлено последнее официальное обращение с минимальными условиями, которые британское правительство могло принять как достаточное облегчение положения своих подданных в Трансваале. Был затребован четкий ответ, и народ ожидал его с мрачным терпением.

Страна не питала иллюзий относительно трудностей войны с Трансваалем. Было совершенно ясно, что нас ждет мало чести и много проблем. Еще терзала души Первая бурская война, и мы помнили об отваге неукротимых бюргеров. Однако наши люди, при всей мрачности их настроения, тем не менее чувствовали решимость, потому что национальный инстинкт, который выше мудрости политиков, позволил им понять, что это не локальный конфликт, а проблема, от решения которой зависит само существование империи. Предстояла проверка ее сплоченности. В мирное время люди произносили за империю тосты. Было ли это бессмысленной тратой вина, или они чувствовали готовность пролить за нее свою кровь во время войны? Неужели мы действительно создали ряд отдельных стран без общих чувств и интересов или империя – органическое целое, способное испытывать единый порыв и объединяться в решительный момент как несколько государств содружества? Такой стоял вопрос, и от ответа на него в значительной степени зависело будущее всего мира.

В колониях стали проявляться признаки понимания, что происходящее противостояние не является делом исключительно метрополии, что она отстаивает права империи в целом и справедливо может рассчитывать на их поддержку при любом повороте событий. Уже 11 июля Квинсленд, огненный и субтропический, предложил контингент конной пехоты с пулеметами. За Квинслендом последовали Новая Зеландия, Западная Австралия, Тасмания, Виктория, Новый Южный Уэльс и Южная Австралия. Канада, с твердым, но более неторопливым характером севера, последней сказала свое слово, однако оно было еще определеннее, потому его хорошо обдумали. Граждан Канады это дело касалось меньше других, поскольку австралийцев в Южной Африке было много, а канадцев – совсем мало. Тем не менее Канада с готовностью приняла на себя часть общего бремени, и готовность ее только возрастала с увеличением тяжести этого бремени. Помощь предложили составляющие Британскую империю люди с самым разным цветом кожи – индийские раджи, западноафриканские вожди, малайская полиция. Однако эта война должна была быть войной белых людей, и если британцы не в состоянии спасти себя сами, то такому народу действительно не следует иметь империи. По той же причине не стали привлекать и великолепную индийскую армию в 150 000 солдат, многие из которых – испытанные ветераны. Англия не требовала похвал и почета за такое самоограничение. Однако безответственный писатель прекрасно может себе позволить задать такой вопрос: многие ли из тех зарубежных критиков, чье уважение к нравственности нашего государства столь же ограниченно, как и их знание наших принципов и истории, поддержали бы такое самоотречение, окажись их собственные страны в таком же положении?