Женя Колбаскин и сверхспособности

– Кать, что-то ты ерунду городишь, – так прямо и высказываю в ее наглое, хоть и красивое лицо, а ей хоть бы что. Сидит она и продолжает на меня смотреть, главное, еще жалостливо так, будто я какая-то собачонка хромая.

– Ничего, все образуется, и на твоей улице будет праздник, – сказала она какую-то очередную чушь и похлопала меня по спине, типа, опять приободрила. Чуть ребра, короче, все мне не переломала. А потом пошла обручи свои крутить. Сто штук или больше.

После этого дурацкого разговора я понял, что надо все-таки сходить к физичке и всё выяснить самому. Но сначала надо было отпроситься у физрука.

Встаю я, значит, и иду к этому шкафоподобному физруку, а он сидит на стуле: свисток в зубах и кружка чая в руке. У него вообще-то фиг когда отпросишься, сварливый такой мужик. Подхожу я, короче, к нему и говорю:

– Борис Алексеевич, можно мне к Татьяне Павловне сходить?

Он же сразу, как услашал это, резко подскакивает такой и глаза на меня выпучивает. Но стоит заметить, что чай он не ни капли не раплескал, хоть и кружка у него почти полная была.

– Конечно, Колбаскин, хочешь узнать про свои сверхспособности? – спрашивает меня. – Но у тебя ж их нет!

– Почему вы так уверены?

– Все так говорят.

– Ага, слышал уже. Ну, так мне можно идти или нет?

– Да, иди, конечно. Хотя стой, подожди. Ребят, Колбаскин уходит! – кричит он этим заморышам-переросткам, и они все к нам бегут. – Он идет к Татьяне Павловне узнать про свои сверхспособности.

– Так он же обычный! – выкрикивает Сашка.

– Нет, может у него все-таки есть какая-нибудь маленькая, малюсенькая, малипусенькая способность, – говорит Катька.

– Да не, вряд ли, – говорит Степка.

– Ага, в носу ковыряться, что б другие не видели, – говорит Ванька и ржет, как конь педальный. Вот же скотина шелудивая.

Все тоже гогочут. Гиены форменные, одним словом.

– Ну, иди уже! – влазит своим противным, скрипучим голоском Янка.

– Может тебя донести? – говорит Ванька. «Вот удот!» – А то устанешь по дороге?

– Идите вы… – говорю я раздосадованно.

Меня это, короче, что-то шибко разозлило, и я развернулся, и резко вышел из спортзала, и пошел в раздевалку. Иду, главное, и слышу, как они там радуются. Мне, вроде, даже показалось, что кто-то сказал: «Наконец-то он ушел!». Вот и называй их одноклассниками после этого.

Глава 4. Поехавшая физичка.

Подошел я, значит, к кабинету физики. Всегда меня тошнило от этого помещения. Там вечно почему-то холодно, тоскливо и ничего непонятно. Понять эту физику вообще не реально, скажу я вам честно. Ладно, подхожу я к нему, а там очередь. Прикидываете? Очередь. Больница, что ли, какая? Пять человек – шмакадявки все мелкие. «А учится, когда они будут? Куда учителя-то вообще смотрят?» – думаю я про себя и становлюсь в конец очереди. И тут же я слышу, как одна мелкая спрашивает шепотом у другой:

– Это он, да?

– Да, – говорит другая, – не тыкай пальцем.

И вся эта мелочь начинает посмеиваться. Серьезно, стоят и посмеиваются. Шепчутся еще. Совести вообще нет. Мелкие девчонки называется. Я, конечно, делаю вид, что не обращаю внимания. Буду еще с мелкотой всякой связываться.

Тут вдруг дверь кабинета открывается, и оттуда выбегает мелкий пацан, шпендель такой, и кричит во всю глотку:

– Урааа! Я могу иголками пуляться!

И как начнет руками махать, и повсюду иголки летят, во все стороны. А девчонка одна сразу силовое поле выставила и закрыла всех, кроме меня, естественно. И мне одна иголка прям в шею впилась.

– Ай, ты че творишь? – говорю я ему и достою иголку. Она на иголу кактуса чем-то была похожа, сантиметра два длиной.

Знаете, что дальше было? Этот мелкий засранец смотрит на меня, да так с ухмылочкой ещё, и говорит:

– А, это ты, обычный.  Не парься, до свадьбы заживет.

Прикинте, че сказал. Какой на фиг свадьбы. Мне б до нее хоть дожить, а в такой обстановке это вообще маловероятно.

Че-т, короче, меня эта ситуация вывела из себя в конец. Я просто взял и пошел к двери напролом. «Буду ещё – думаю, – ждать этих невоспитанных шмакодявок». Я думал, вообще-то, что они как бы вякать начнут, а они поодскакивали все в разные стороны, будто я заразный какой-то. Ладно, мне-то и лучше.

Ну я и зашел в кабинет, и захлопнул за собой дверь. Зашел, я, значит, туда и  не вижу ничего. Темень там какая-то стоит. Только портреты этих умников – ученых в рамочах светятся.

– Проходи, Колбаскин, – говорит физичка таким странный голосом, типа, с эхом еще каким-то.

– Куда? Я ничего не вижу, – говорю.

– А, извини, я забыла, что ты в темноте не видишь, – сказала она и хлопнула в ладоши. Сразу зажглись какие-то лампы, типа, масляные, что ли.

«Че тут устроила?» – думаю.

Я подошел к её столу и сел рядом на стул. А на столе, значит, у неё вообще какой-то бардак был. Палочки какие-то дымящиеся стояли. Воняло от них жутко. И еще какие-то фигурки странные были, и трава сухая лежала. То есть, вообще че-т нездоровое там творилось, в этом и так ненормальном кабинете.

– Зачем пришел? – спрашивает она меня своим эховитым голосом и сверкает глазенками.

– Хочу узнать если у меня сверхспособност…

– Нет, ты – обычный! – говорит она резко, не успел я даже вопрос закончить.

– Вы уверены?

– Да. Как ты посмел сомневаться в моих способностях? – сказала она громко, и у нее, типа, глаза ещё красными вдруг стали.

– Да не сомневаюсь я, просто уточняю, – отвечаю ей успокоительным тоном, а то мало ли, что эта поехавшая физичка может тут сделать со мной.

– Ладно, ладно, – говорит она и  сразу обхватывает мою бошку рукой.

Держала она меня так, наверное, с минуту. А потом, значит, клешню свою опустила резко, и ещё как бы обессиленно так. Как макоронина, короче, она у неё болталась.

– Нет, я ничего не чувствую, а мои способности не действуют только на обычных.

– В смысле не действуют? – спрашиваю я.

Она посмотрела на меня, как на тупицу, и цыкнула ещё.

– Скажи, ты не замечал, что люди не могут твои мысли читать, видеть твое прошлое и вообще не могут на твой разум воздействовать?

– Ну да, вроде. Но меня ж телепортировал сегодня одноклассник?

– Это другое, – говорит.

Я сижу и дыню свою чешу.

– Что я, типа, как та девчонка с вампирами? – спросил я и усмехнулся по-дурацки.

– Не понимаю о чем ты.

– Ладно, ладно, ни о чем. Так что мне делать?

– Не знаю.

– А я могу как-нибудь получит сверхспособность?

– Не знаю.

Ну я, в общем, почувствовал, что разговаривать дальше бесполезно, да и физичка че-т без настроения стала.

– Ладно, – говорю, – я пошел. Спасибо.

– Не за что, Колбаскин, – сказала она и тяжело вздохнула.

Вот тут-то она была права, действительно, не за что.

Вышел я, значит, оттуда, и звонок прозвенел. Урок закончился. А шмакодявочники эти стоят до сих пор и лупят на меня своими глазенками мелкими.

– Ну, что? – спрашивает одна из них, самая, видать, противная. – Обычный ты, да?

Я прошел мимо них и даже взглядом не удостоил. Буду еще с ними связываться. Мелкие какими-то ушлыми стали вообще. Наглые такие.

Глава 5. Обычные не одиноки.

Ну вот, значит, иду я по лестнице вниз и думаю: «Пожрать хоть надо, что ли. А то нервы эти, аж жрать хочется, как собаке. Может, хоть в столовке поспокойнее будет».

Короче, прошел я опять через весь этот хаус, который творился там в школе, и в итоге подошел к столовке. «Большая перемена все-таки, – думаю, – столовка должна быть битком забита». Зашел я внутрь, а там пусто оказалось, как и у меня в желудке. Только один стол вдалеке и стоял. За ним каких-то два жирных чувака точили булки вовсю. Ну я к ним и подошел.

– Здаров, пацаны. А че никого нет? – спрашиваю у этих желудков ходячих.

– Есть никто не хочет, – отвечает мне один их них.

Другой даже не посмотрел на меня, а только продолжал усиленно жрать, как будто у него отберут эти булки.

– Почему? – спрашиваю я и сажусь рядом.

– А ты че, – он откусывает полпиццы и жамкает её, – не знаешь? У всех теперь такой метаболизм: хочешь – ешь, хочешь – нет.

– Ты прикалываешься, что ли?

– Нет, – говорит и закидывает в топку остаток пиццы.

– А вы че здесь тогда сидите?

– У нас сверхспособность такая – есть сколько хочешь.

«Ну и сверхспособность, – думаю. – Этим лишь бы пожрать».

– А вы там булки-то еще оставили в буфете? – спрашиваю его, хотя и догадываюсь, что он мне ответит.

– Нет. Все забрали. Да, ты бери, угощайся, – говорит он мне любезно так.

– Ладно, – говорю я и беру первую попавшуюся булку с вершины этой мучной горы. Пирожок с повидлом. Мой любимый.

– Спасибо.

– На здоровье.

Сидим мы, хаваем, короче. Он мне даже стакан чая пододвинул, тип, чтоб не в сухомятку. Заботливый, видишь ли, такой. А тот другой даже голову ни разу не поднял, жрет и жрет без продыху.

– Так ты че, реально, обычный? – спрашивает он меня и закидывает сосиску в тесте целиком себе в пасть.

«Откуда они все это знают?» – спрашиваю у себя.

– Да. Ну и че? – говорю я недовольно.

– Да ни че. Тяжело, наверное, так жить?

Офигеть, да? Как будто они уже всю жизнь с этими сверхспособностями дурацкими. А эти-то вообще жрать только и умеют.

– Да нет, – говорю, – нормально. Всегда так жил и дальше буду жить.

– Да прям?! – говорит и забрасывает кекс к себе в глотку. Я же пока только пол-пирожка успел съесть. – Неужели не хочешь сверхспособности, как у всех?

– Зачем? – говорю, – Мне и так нормально. Буду я еще всякой ерундой заниматься.

– Да ну, – говорит, – скучно же.

– А че скучно? Говорю ж, нормально мне и не скучно.

– Ну не знаю, всем охота быть особенным.

– Булочки тоннами жрать – это, что особенность такая, что ли?! – чуть ли не кричу я. – Все сверхспособные, а продолжаете ерунду всякую делать.

– Да что ты? – говорит он мне так спокойно, что аж раздражает еще больше. – Не злись по пустякам.

– Да ну тебя! – сказал я и залпом осушил стакан (хорошо, что в столовке чай у нас всегда был остывшим) и взял, короче, еще один пирожок, встал и свалил оттуда. А этот в след кричит мне, типа, не отчаевайся, мол, все у тебя будет хорошо. «Ага, конечно, если б я булки тоннами жрал, то уж точно все у меня было бы хорошо».

Ну я и вышел из столовки очень прям злой. Встал там перед входом в  неё и начал рвать зубами этот бедный пирожок. Сожрал я его и думаю: «Надо жить дальше. А че еще делать?»

Пошел я тогда к расписанию, потому что забыл какой у нас следующий урок . Подхожу, смотрю, а там, значит, на полдоски объявление приклеено.

ВНИМАНИЕ!!! СОБРАНИЕ ДЛЯ ОБЫЧНЫХ В АКТОВОМ ЗАЛЕ В 11.20. ЯВКА ОБЯЗАТЕЛЬНО. ВСЕ ОБЫЧНЫЕ ОСВОБОЖДАЮТСЯ ОТ ЗАНЯТИЙ.

«Ничего себе, – думаю. – Так серьезно прям, что ли, всё это?».

Смотрю я на мобилу- 11.16. «Ну а че еще делать-то? Пойду, раз говорят. Может, че полезное там узнаю».

Ну, и пошел я к  актовому залу. Иду, а коридоры пустые почему- то. Никого нет, вообще пусто.

Пришел я в итоге к этому залу, смотрю, а там толпа народа стоит. Учителя все, главное, школьники. Да все там были. Вся школа, короче, собралась. Начали они передо мной расступаться, типа, проводы какие, на войну там или еще куда. И все они ещё че-то так переговариваются, посмеиваются, а  некоторые наоборот такие жалобные, грустные лица сделали.

– Крепись, Колбаскин! – кричит мне какой-то амбал.

– Да, не унывай, – поддерживает его девчонка такая неказистая.

И тут, короче, вылазит ко мне Ванька, хохмач этот недоделанный. Идет он впереди меня, и кричит:

– Дорогу, дорогу, расступись, обычный человек идет!

«Вот, гад. Ослиная моча».

– Заткнись! – говорю.

– Да ладно тебе, – говорит, – я тебе даж дверь открою.

И он реально открывает дверь и делает такой, типа, поклон. Все гогочут, даже учителя эти. Но тут звонок звенит, и все они сразу же срываются с места, и через две секунды никого уже нет.

Я, короче, зашел в этот актовый зал, а там пустота зияющая. Но на первом ряду кто-то сидел, какие-то мелкие шмакодявки. «Поржать, что ль, пришли? Опять мозги клевать будут – думаю. – Сейчас я им всыплю».

– Вы кто такие? – спрашиваю я у них.

– Мы – обычные, – говорит мелкая девчонка.

– Да, – поддакивает пацан в квадратных очках.

– Садись, – говорит мне эта малявка и хлопает ладошкой по стулу рядом с ней, типа, я собачонка какая-то.

Ну и я, конечно, сел на другой ряд. Как только я сел, на сцене из неоткуда появилась наш завуч, такая-то такая-то. Не помню, как ее звали. Она всегда вела эти бесполезные и скучные концерты и конкурсы: какие-то там викторины, и мисс того, и мисс сего. Одета она была, значит, в красный плащ и прическа у нее дурацкая была, типа, хохолка какого-то, а на шее еще кулон стремный висел. То есть разоделась она, как курица петушиная.

– Здравствуйте, дорогие друзья, – сказала она в микрофон.

Зачем ей этот микрофон нужен был, так я и не понял. Главное, смотрела она не на нас, а вдаль куда-то.

– Вы обычные, – говорит. – Это факт. Я даю на обсуждение этого вопроса пятнадцать минут, время пошло.

Звук гонга, короче, раздался и она – завуч эта, сразу куда-то делась. То есть не ушла, а просто исчезла. «Форменный идиотизм», – думаю. Я повернул свою башку и посмотрел на этих мелких, а они тоже на меня вылупились, такими же выпученными шарами, как и у меня.

– Что делать будем? – спрашивает девчонка.

– Не знаю, как вы, – говорю, – а я домой пойду.

– Не получится, – говорит пацан, – мы пробовали уже выйти.

– Не неси чушь, – говорю я и иду к двери, уверенный такой в себе.

Подошел я к двери, дергаю ручку. Не поддается. Сильнее дергаю, потом толкаю дверь плечом, стучу руками и колочу ногами.

– Обсуждайте вопрос, тогда выпушу, – слышу я голос завуча, который, типа, эхом по всему залу расходится.

– Вы че с ума сошли, что ли?! – кричу я.

Ответа нет. Все ровно, что стенке говорить.

Ну и че? Бестолку же. Пришлось мне вернуться к малявкам этим.

– Ладно, – говорю им. – Как вас зовут, хоть?

– Я – Настя.

– Я – Леша.

– Понятно, а я – Женя. Сколько вам лет.

– Мне 8, – говорит мелкая, – я во втором классе учусь.

– А мне 12, я в шестом учусь.

«Да уж, ну и мелкая рыбешка мне попалась», – подумал я.

– Вы уверены, что вы обычные? – спрашиваю я у них.

– Да, – одновременно отвечают они.

– Мы были в том ужасном кабинете, – говорит Настя.

Слышали, а я что говорил? Устами младенца, так сказать.

– А что нам делать? – спрашивает Леша.

«Вот и повезло же, – думаю, – мне с напарниками такими».

– Я откуда знаю. Ты ж у нас умник, твоя рожа все время весит на стенде возле расписания.

Он, вроде, как немного даже обиделся, хотя я ж комплимент ему сделал.

– Я не знаю, – говорит он.

«Олимпиадник называется».

Ну и мы, короче, тупо сидели там и молчали. Минут, наверное, так пять. Типа, думали, как быть дальше.

– Может нам к метеориту съездить, – вдруг говорит Настя писклявым своим голоском.

– Зачем? – спрашиваю я.

– Может, что-нибудь обнаружим, у ученых спросим, – тут же подпердывать Лешка этот начал.

– Ага, конечно, эти ученые сами ничего не знают, только вид делают. Да и как мы вообще, к этому камню подберемся? Там же, наверняка, всё огорожено.

– Нет. Ты что, новости не смотришь? – говорит Настя и достает из портфеля лопату огромную, хоть щас картошку копай.

– Для чего тебе такой мобильник большой? – спрашиваю я у нее. – Ты ж в первом классе еще только?

– Во втором! – отвечает она рассерженно немного. – Он мне для учебы нужен.

Ага, как же, все так говорят. У меня, вообще, в её возрасте, тетрис был, и нормально. Да и сейчас – кнопочный мобила, и не жалуюсь.

Короче, достала она эту лопату и начала показывать мне и Лешке видео какое-то. Там куча народу, значит, просто шатались вокруг этой каменюги и фоткались. Ученные эти, главное, тоже фоткались и в камеру махали. Еще летали там в небе всякие люди. Дурдом, одним словом.

– Ладно, – говорю, – я понял. Тогда завтра туда съезжу и посмотрю че к чему.

– Мы тоже поедем, – говорит Лешка своим полуломанным, басовитоподобным голосом.

– Нет.

– Да, – опять пищит эта мелкая. – Мы тоже обычные! Мы должны быть вместе!

– Я не собираюсь с вами нянчится.

– И не надо, мы просто будем рядом и поможем тебе!

Она чем-то напомнила мне сестру. Такая же упрямая, как ослишка какая-то.

– Ладно.

Как, я это, сказал, так прям перед нами появилась вдруг завуч. Мы аж подпрыгнули все от испуга.

– Обсудили? – спрашивает она нас своим эховитым голосом.

– Да, – отвечает Настя. – Мы завтра утром туда поедем, куда метеорит упал.

– Утром мы не сможем, – говорит Лешка, – у нас же уроки.

– Об этом не беспокойтесь, – говорит завуч. – Вы освобождены от занятий до тех пор, пока не станете нормальными.

Я, конечно, был рад такой приятной новости. Кто хочет на эти уроки вообще ходить? Но вот что-то последние её слова мне не очень понравились.

– Мы и так нормальные! – говорю я ей, точнее, чуть ли не кричу.

– Нет, вы обычные! – говорит она грозно и исчезает.

Дверь позади нас открывается.

Эти двое малявок как-будто прилипли к стульям. Сидят и чуть ли не плачут. Ну я и решил свинтить по-быстрому, то бишь избавиться от этой назойливой мелкоты.Я встал и пошел к двери, по-тихому так. Вышел, значит, и тут меня за рукав тянет кто-то. Смотрю – мелкая эта прицепилась. А позади нее очкарик плетется.

– Ты забыл? – спрашивает Настя. – Нам теперь надо быть вместе.

– Не надо. Идите домой, – говорю.

– А когда мы завтра встречаемся? – спрашивает олимпиадник этот.

– Нуу, давайте в 9, возле кинотеатра.

– Хорошо, – сказали они почти одновременно.

Я пошел, короче, в раздевалку, а они за мной опять тащатся. Переобуваться я не стал (обувь уличная развалилась же от какой-то кислоты). Просто, значит, курточку накинул и вышел из раздевалки, а эти двое стоят передо мной одетые и ждут. Хатики какие-то, честное слово. А как они так быстро переоделись, ума не приложу.

Я посмотрел на них, посмотрел и пошел, а они возле меня прутся. И, главное же, не отстают, хоть я и старался быстрее идти.

Лешка, ботан этот, в итоге отвязался первый. Сказал, что где-то там живет – возле реки. А эта шмакодявка осталась со мной.

Мы идем с ней, а на улице тот же бедлам, что и утром был. И тут эта мелкая начинает мне заливать всякую ерунду. Рассказывает мне, типа, про маму свою. Про то, что она крутая нынче стала, то и это умеет делать. Предметами там управляет, быстро бегает, в невидимку превращается, поет отлично, пляшет, вяжет и всякую ерунду еще, короче, научилась делать.

– А папа что? – спрашиваю.

– Папа, – говорит она грустно, – ушел два года назад к тете Ларисе. Мама сказала, что они теперь дышат под водой и быстро плавают, поэтому они уплыли в Америку.

– Че серьезно?

– Да.

Абсурд, да и только.

– А ты вообще как к этому относишься? Ну, в смысле к тому, какими люди стали, да и к сверхспособностям этим? – спрашиваю я у Насти.

– Хорошо, – говорит она. – Это же прикольно, когда сверхспособности есть. Но люди некоторые злее стали.

– Кто?

– Учительница моя. Она меня сегодня наругала за то, что я чихнула и не извинилась. А я и не знала, что нужно извиняться. Она накричала на меня, и я всю перемену плакала. Раньше она добрее была.

Да уж, что-то она меня совсем расстрогала. Мелкая она еще для всего этого.

– Может тебе портфель помочь понести? – предложил я.

Она же посмотрела на меня, улыбнулась и говорит:

– Нет, спасибо, Женя, я сама. Вон мой дом уже. Я пошла. Пока.

– Пока, Настя.

Я посмотрел ей вслед. Тоже таким мелким был когда-то. Проще как-то было.

Глава 6. В семье не без урода.

Поднимаюсь я домой, а на уме одно: «Лишь бы дневник родаки не спросили». «Хотя ж рано ещё», – вспоминаю. – Мама на работе, батя спит, наверное». Ну и захожу я, значит, домой, вешаю куртку на крючок, снимаю свои туфли…

– Привет, сын, – говорит отец. Он выходит из кухни и идет в зал, а в руках тащит бутылок десять пива.

Я, конечно, очумел немного.

– А не рановато ли, пап? – спрашиваю я.

– Не, – говорит, – я теперь не хмелею, хоть сколько пей, все равно.

– Ааа, понятно.

Я уже не шибко удивляюсь дурацким сверхспособностям. Насмотрелся за день.

– А че ты не спишь? – спрашиваю его, а он даже не смотрит на меня. Сидит, глушит пиво и зырит в телик. В общем, как обычно.

– А мне теперь спать почти не надо. Я это, сова как бы, – говорит.

«Сова». Прикиньте?

– А как на работе, спокойно?

– Какой спокойно?! Зеки все взбунтовались. Кто металлом управляет, кто огнем дышит, кто ножи из рук метает, кто прутья гнет голыми руками. Ужас полный! Хорошо хоть телепортов или бегунов этих не было. Но мы тож, сынок, не промах. Усмирили их по-быстрому. Сахарков им камеры изо льда сделал. Теперь они там и кукуют.

Я стою и не верю своим ушам. «Камеры изо льда? Это еще чё такое?»

– Но там же холодно, – говорю.

Зеков-то тоже жалко.

– Не, – отвечает так самодовольно, – я им там подогрев смастерил. Как в шоколаде они там. Одиночка для каждого. Мечта. А ты что не на уроках?

– Отпустили, – говорю, – потому что я обычный.

У него аж пиво из рук выскочило, как он это услахал. А сам подскочил такой резко и говорит:

– Как так?

– Да вот так.

– Не может такого быть, – говорит папа и качает головой, тип, не верит, – что б у моего сына и не было сверхспособности?

– Ладно, что ты так расстраиваешься.

Он, значит, весь раскис, как хлебный мякиш, и повалился в кресло, и за голову схватился, будто я помер вообще.

– Пап, ты че?

– Ступай, – говорит, – горе мне это пережить надо.

Вот это горе: сын обычный.

– Пап, а дневник посмотришь? – говорю я. «Мож, хоть так его растормашу,– думаю.– Эмоциональная встряска какая-никакая».

– На что мне твой дневник? – говорит. – Ты ж обычный, наверняка, там двойки одни.

И снова качает головой.

«Ну ладно, – думаю, – раз такое отношение, то и в комп можно будет подольше поиграть, а то я ж теперь обычный».

Ну и пошел я к себе в комнату, переоделся и сел за комп. Не шибко-то, часто я вообще в комп играл, но иногда-то можно было. В танчики там одни любил рубится по сетке. Хорошо получалось, главное. Медалей полно было и других всяких наград.

Ну и вот, короче, врубил я комп, захожу в эту игру. Выбрал танк, карту, загрузился и поехал. Проехал метров пять и меня тут же загасили. И знаете, че я услышал? А услышал я такой тоненький, чуть ли не девчачий голосок. Этот голосок сказал мне: «Женя 2475, ну ты и школота!». Прикиньте? Какой-то шмакодявочный ободранец назвал меня школотой. Меня, естественно, сильно бомбит, и я хочу в ответку что-нибудь сказать, а то че, оборзели же совсем. Но только я начинаю говорить, как меня выкидывают в ангар. Я вообще офигел. Ничего-то сказать даже не успел, сразу бан, значит.

«Ладно, – думаю. – С кем не бывает». Взял я другой танк, пониже уровнем. Загружаюсь. Интернет немного тормознул, и я на пять секунд долше грузился. Подождал, загрузилось, смотрю, а танк уже горит. «Что за ерунда?» – думаю. Ну и начал я следить за другими танками. Мне аж дурно чуть не стало после увиденного. А что там такого было? Ну, начнем с того, что около десяти танков просто-напросто летали в небе, как самолеты какие-то и стреляли друг в друга. Еще там был один танк, который по-тихому так заныкался за зданием, а потом он просто стрельнул, и снаряд полетел прямо, а затем повернул направо. Реально, направо, под девяносто градусов, снаряд этот, и подбил другой танк. Другие там через стены стреляли или прям под землю уходили, типа, кроты какие-то, а потом вылазили на другой стороне карты. Некоторые, вообще, невидимыми могли становится. А с какой скоростью они ездили, я ж офигел. Формула 1 позавидовала бы. «Что за читы такие дикие-то?» – думаю. – Совсем меры не знают. Ладно там стрелялка какая или стратежка, но танчики. Это ж почти история-то».

Ну, в общем, что-то меня всё это дико разозлило. Я комп просто из разетки выдернул и всё. И знаете, че я сделал тогда? Сам даже не верю. Книгу взял, короче. Представьте, как они меня все довели. До ручки дошел. А мне эту книжку мама положила, типа, что б я просвещался. Намек такой тончайший, что я как бы туповат.

Лег я, значит, на кровать и начал читать эту какую-то стихотворную муть про своего теску. А он еще тем гадом оказался. Главное же, увлекся даже, интересно было, но все равно заснул где–то на середине.

Просыпаюсь я такой, а на улице темно уже. «Ничесе, – думаю, – поспал». Смотрю на часы – еще четыре только. Бац – снова солнце засветило. «Вот дундуки, делать им, что ли, больше нечего?»