В пропасть из хинкальной

В хинкальной

Июль. Жара. Воронеж. Вечер.

Я слышал пение грузин.

Я размышлял тогда о вечном

В хинкальной за столом один.

Вы подошли ко мне с заказом,

Пока я ждал своих друзей.

Ваш образ мне напомнил сразу

Звезду чарующих ночей,

Ту предрассветную Венеру,

Которая в столь тёмный час,

Светя собой сквозь атмосферу,

Служила музой мне не раз.

Своей улыбкой бесподобной,

Своим прелестным милым видом,

Символизируя свободу,

Вы были, словно Атлантида,

И глубока, и неизвестна,

С весёлой нежною душой.

Своей походкою прелестной

Вы словно завладели мной.

Ваш цвет волос подобен солнцу

Авроры северных морей…

Я был для Вас лишь незнакомцем

В один из жарких летних дней.

Вы скрылись в городе вечернем,

Средь шума едущих машин,

Оставив мне лишь вдохновенье

Из атлантических глубин.

Ветер веет с юга

Ветер веет с юга

Вечером весенним,

Видно, прав Есенин,

Спящая округа

След твой не видала

Под луной взошедшей.

Может, ты скучала,

Ночь одна проведши?

Может, ты искала

Идеал далекий?

Вряд ли. Но, быть стало,

Отголосок звонкий

Твоего бокала

Мне поведал снова –

Ты опять бухала

В вечер выходного.

Настала тихая безветренная ночь

Настала тихая безветренная ночь.

На небе облачном не видно звездопада,

Среди деревьев небольшого сада

Я вижу человеческую дочь.

Она идёт спокойно по дороге,

Взгляд гордый устремив вперёд,

И, кажется, она поёт

Неслышно песню. Неземные ноги

Ступают плавно по земле остывшей,

Под ними прогибается покорная трава.

Шумит листва, под загородной крышей

Струится в дверь ночная синева.

Внутри все спят. Снаружи воздух чистый

Животворит воронежскую степь.

Поток реки широкий, серебристый

Блестит в низине, отражая облачную цепь…

Она идёт, свободой наслаждаясь,

Ища какой-то скрытый смысл кругом,

И луноцветы, с ней соприкасаясь,

Мгновенно расцветают, будто днём.

Она исчезла вновь в дверном проёме,

С собою тайну ночи унеся,

И кажется, что с нею красота Эдема вся

Теперь укрылась в загородном доме.

Тишина

Тебя мне сильно не хватало

В печали жарких летних дней.

Тебя всегда казалось мало:

И ночью в свете фонарей,

И днём под солнцем раскаленным,

В часы зари, в часы дождя –

В своём сознаньи приземленном

В тебе всегда нуждался я.

Ты приходила ненадолго

И уходила, не простясь.

Не насладившись вместе толком,

Мы вновь теряли нашу связь.

Ты оставляла только память,

О тех мгновениях покоя,

Лишь обещая предоставить

Надежду встретиться с тобою.

Этой ночью

Я этой ночью ощутил покой,

Когда взглянул на небо синее, бездонное,

И в этот миг моё сознанье утомленное

Соединилось с светлою мечтой.

Среди огней большого города в окне

Мне виделся твой силуэт неповторимый.

Ты спать легла, и сон твой, ангелом хранимый,

Был безмятежен в полуночной тишине.

И я мечтал о том, чтоб демоны тревоги

Не нарушали твой прекрасный сон,

Чтоб твой покой от зла был огражден,

Чтоб страх ночной не появлялся на пороге.

Последняя буря

Последняя буря перед долгой зимой

Как спор последний между мной и тобой.

Как ветер задумчивый листья опавшие

Судьба нас уносит в стороны разные;

Прохожие смотрят глазами уставшими

На этот полёт над лужами грязными.

И дождь нескончаемый улицы серые

Пытается смыть накануне морозов,

Из туч без конца льются крупные слёзы

На землю, на крыши домов потускнелые.

Все скоро закончится. Зимняя стужа

Покроет нас льдом, сделав вечно свободными,

И над фонарями, до боли знакомыми

Нас снова тоскливой метелью закружит.

Ты не ищи меня на предпоследнем этаже

Ты не ищи меня на предпоследнем этаже,

Я не вернусь, как это грустно ни звучит.

Я буду здесь. Но без тебя уже

Срок жизни, мне судьбою отведённый, пролетит.

Не жди меня, я начал с чистого листа

Свой нестабильный временной отрезок,

Упершийся с тобой в тупик (наверное, я резок).

Но как бы ни было, знакомые места

Пусть горечь у тебя не вызывают

С воспоминаниями обо мне,

Все то, что было, было словно бы во сне,

А сны всегда, поверь мне, исчезают.

Ты не ищи меня, мне больше ни к чему

Идти с тобою по одной дороге.

Уже все решено, и потому

Я ставлю точку в этом монологе.

Незнакомке

Я Вам пишу из Амстердама

(На самом деле из России).

В сетях проклятых инстаграма

Я приближаюсь к амнезии.

Мой vpn немного глючит

И сам я несколько завис.

Я жду, когда меня отключат,

Вернут к реальной жизни. Мисс,

Я Вам пишу, поскольку этим

Хочу я скуку утолить,

Я провалился в Ваши сети,

Пытаясь об одной забыть.

Я Вас прошу, не нужно сразу

В свой чёрный список помещать

Мой фейк-аккаунт несуразный,

Имевший смелость Вам писать.

Мне хочется лишь на мгновенье,

Любуясь Вашей красотой,

Забыться в кратком наслажденьи,

Не вспоминая о другой.

От Вас мне большего не надо,

Живите счастливо вовек.

С почтеньем, пишущий из ада

Вам незнакомый человек.

28 июня

Под хиросимой, под вишневым essa

Я Вам записывал гс. про Ницше.

Вы думали, возможно, что Вы выше

Моих бухих речей, лишенных стресса.

Вы были, как казалось мне, спокойны

И отвечали с легким недовольством,

Но, не найдя мотивов непристойных

В моих речах, Вы поняли, что просто

Я Вам хотел поведать о прошедшем,

(Ваш разум удивив при том немало).

Вы что-то мне ответили устало

В тот летний день, к закату подошедший.

А я остался в свежести вечерней

Прокручивать в себе воспоминания,

Жалеть о Вашем недопонимании

И дальше отмечать свой день рождения.

Напасть

В вечернем сумраке при мертвой тишине

В меня вселяется какая-то напасть.

Она порою разжигает страсть,

Порою держит разум в полусне,

Рождает силу, рвущую внутри

Оковы смысла здравого, неся с собой страдание,

Глумится от зари и до зари

Над всем с ума сошедшем мирозданием.

Вселяет в душу смутную печаль

И вместе с нею будит спящую тревогу,

Возводит стену между мною и людьми и как февраль

В конце концов все чувства охлаждает понемногу.

Я вчера не лапал Вашу грудь

И два пальца не совал Вам в жопу.

Я вчера решил чуть-чуть бухнуть,

Только малость перебрал чего-то.

Разговор о Ницше пропустив,

Оказавшись в комнате какой-то,

Я не смог найти презерватив.

Не смутившись этого нисколько,

Я обещал навеки Вас любить

И крупной суммой денег удостоил.

Ещё я обещал Вам бросить пить,

Но только этого тогда я не запомнил.

Я перегаром свечи зажигал,

Внеся в ту ночь романтики кусочек.

А дальше… Дальше помню, кто-то звал

Меня куда-то, сунув мне платочек.

Потом я помню кладбище. «Отелло»

Такая была надпись на платке.

В руке была бутылка «Изабеллы»

Пустая, словно мысль на языке.

Чего я Вам наговорил, не помню,

Но Вы куда-то скрылись от меня.

Я начинал свой долгий путь в агонию

Пустого нескончаемого дня.

Вы были так прекрасны, словно ложь,

Сквозящая теперь повсюду.

Я в Ваш великолепный круг не вхож

И Вашим рыцарем я никогда не буду.

И как по пьяне встретившись случайно,

Я улыбнусь, спокойно разойдясь.

Пусть прочих будоражит Ваша тайна

И разжигает в них слепую страсть.

Похмелье. Мы всё время платим

За наслажденья лёгкие часы,

И, проводив рассудок на закате,

Его встречаем утром, мокрым от росы.

Мой разум, где ты был в тот вечер,

Когда я долго беспробудно пил,

Когда я разом в роковую встречу

Все деньги, бывшие при мне спустил?

Моё похмелье – спутник жизни пьяной –

Свой опыт дарит вместе с болью.

И только грусть, как прежде, пеленой туманной

Опять свою диктует волю.

Цитокиновый шторм

Цитокиновый шторм

Как предвестник беды

Провожает в ничто

Дней спокойных следы.

За туманным стеклом

Вирус странных идей

Рушит грань между сном,

Между миром теней.

В изоляции снов

Власть безумных идей,

Диктатура стихов

С каждым днём всё сильней.

Словно мрак из-за штор,

Здравый смысл гоня,

Цитокиновый шторм

Рвётся внутрь меня.

По мотивам истории, услышанной 25. 08. 2022

Мне б написать стихотворение

О том, что сделал ты со мной,

Но не приходит вдохновение,

Вместо него приходит боль.

Она приходит незаметно,

Скрываясь где-то в глубине,

С уснувшим чувством безответным.

С воспоминаньем о том дне,

Когда записку ты порвал,

Похоронив мое доверие,

И свой покинул педьестал,

Оставив горечь и сомнение

В моей способности любить.

Как свергнутый с небес Денница

Ты взял из рук моих синицу

И журавля решил убить.

Мне б написать стихотворение

О том, что сделал ты со мной,

Но не приходит вдохновение,

Оно раздавлено тобой.

Призрак

Твой призрак, будто нечисть у могилы,

Вокруг меня кружится непрестанно,

Являясь мне в воспоминаньях милых,

Пытаясь обольстить меня обманом.

Пытаясь затянуть меня в трясину

Бессмысленных несбыточных мечтаний,

Обрушив следом на меня лавину

Жестоких нескончаемых страданий.

Твой призрак, будто нечисть у могилы,

Вокруг меня кружится непрестанно,

Но он уже давно утратил силу,

Способность вновь прельстить меня обманом.

Как под дождем кострище быстро стынет,

Свой дым развеяв над густым бурьяном,

Он, словно утром пелена тумана,

Бесследно растворяется в пустыне.

Dark

light

Your eyes, shining with a dark light

Coming from somewhere deep inside,

Inevitably consume my mind

As soon as the horizon brings the night.

Я ощущаю дикую усталость

Я ощущаю дикую усталость,

Когда пытаюсь о тебе забыть.

И кажется, что больше не осталось

Возможности и сил как прежде жить.

Густеет сумрак в воздухе весеннем,

На мартовской земле царит мороз,

Но в ожидании апрельских гроз,

Вокруг все дышит умопомрачением.

И время сжалось; будто бесконечность

Приклеила к тебе мой взгляд,

И противоречивую беспечность

Во мне вновь будит твой наряд.

Но ненадолго. Дикая усталость

Меня пытается отправить в забытье,

А я хочу взглянуть ещё, хоть малость,

На милое изображение твое.

Автобус 5а

Автобус пятый «А» как символ безысходности.

Мелькают за окном огни домов.

Меня не беспокоят больше новости,

Мне хочется укрыться в мире снов.

Шум двигателя, словно колыбельная,

Тоскою окружает разум мой,

Бессонница, усталость двухнедельная

Сопровождают этот путь домой.

Я ждал тебя, теперь же одиночество

Опять сверлит мои мозги.

Вокруг все рушится и рвется на куски,

Как здания в дождливый день в песочнице.

Как сон при звуке дрели у соседей.

Как утренний туман и дальше в том же духе.

Я не хочу писать об этом бреде,

Транслируя бессмысленные муки.

Я б не хотел тебя увидеть снова.

Мой мир уже разрушен до основ.

Мне хочется лишь скрыться в мире снов

В автобусе средь города большого.

Впереди тупик. В тёмном помещении

Темницы глаз твоих сижу я взаперти.

Я пробовал уйти, но с каждым возвращением

Я забывал о пройденном пути.

И словно в чашке чая, в твоих глазах холодных

Я растворяюсь и теряю разум свой.

Но горизонт событий твоих просторов звёздных

Я не могу покинуть, не вернувшись за  тобой.

Мечта

Куда исчезла ты, мечта моя,

Мечта о милом и недостижимом?

Умчалась ли, обиду на меня тая,

За то, что не заботился о существе ранимом?

А может, ты уснула крепким сном,

Какой бывает снежною зимою?

И, сожалея каждый о своём,

Бесцельно дни проводим мы с тобою.

Поверь мне, вновь воскреснет простота,

Придёт весна, наступит жизни жажда.

И счастьем некогда дышавшие места

Вернут утраченное мной однажды.

Лес шумел осеннею листвою,

Ветер облака на запад гнал;

Воздух чист, и солнца луч порою

По тропинке узкой пробегал.

Вслед за запоздавшей птичьей стаей

Уносилась ветром вдаль листва,

На поляне, всё ещё густая,

Засыхала жёлтая трава.

Осыпались стройные осины,

Увядали в холоде ночей,

И меняли облик свой равнины

В ожиданьи новых зимних дней.

О женщинах

Нам часто кажется, что женщины прекрасны,

Хотя прекрасны наши представления о них.

На деле женщины едва ль не ежечасно

Меняют версии себя самих.

Порой они неописуемо прелестны,

Но могут роль свою за миг сменить,

И кажется тогда, что более уместны

Сравненья их со злом, которое нас хочет погубить.

На деле женщины лишь череда спонтанных изменений

(А может, не спонтанных, это тема вечных прений),

Которые, подобно горсти уносящихся мгновений,

По сути временны, как переходящий мир коротких сновидений.

Ангел

Белоснежный ангел возле магистрали

Вечером весенним проходил.

Путь его на небе звёзды освещали,

Свет луны ковёр ему стелил.

В тишине вечерней взгляд его безмолвный

Медленно тонул среди дорог.

От его улыбки из глубины бездонной

Света неземного шёл поток.

Он на всё смотрел небесными глазами,

В них горели тысячи огней…

Вскоре он исчез за тёмными домами,

Скрылся в тусклом свете фонарей.

Лишь на небе звёзды, полные печали,

Вновь его пытались отыскать,

На земле деревья молча ожидали

Дня, когда вернётся он опять.

Angel (english version)

Once a snow-white angel appeared by the road.

In the spring evening he walked along the street.

The stars in the sky lit his pathway forward,

Moonlight as a carpet laid it.

In the peace of the evening, his gaze, gliding quietly,

Slowly drowned among the many ways.

From his smile from the deep soul, rising slightly,

There was a stream of unearthly light waves.

He looked at everything with heavenly blue eyes,

Thousands of lights burned in them…

He hid behind dark buildings, was gone in dim lights

Of lamps that stayed near the road. All the same

Stars in the clear sky that were full of great sorrow,

Tried to find him again. The trees

On the ground remained silent. It waited as if tomorrow

The day would come when he'd return in peace.

Ночной город

Огни на предпоследних этажах

Не предвещают ничего плохого.

Шумят деревья в парках и садах,

В тиши, несвойственной для города ночного.

Мерцают фонари на улицах безлюдных,

Кварталы в безмятежном мраке спят,

И, утонув в мечтах сиюминутных,

На небе звёзды беззаботные блестят.

Но между тем дыханье запада холодное

Неотвратимо тёплый воздух вытесняет,

Заполоняют небо тучи тёмные,

И чернота на город наступает.

Рай шахида. Поэма начала окончания начала конца

Осознай: вдалеке виднеется рай,

Рай шахида. Кровищи теперь через край.

Край печи вавилонской в обгоревших костях,

Не показанных, впрочем, пока в новостях.

Дым приносит страх ветром юго-западным

Вместе с гулом колонн машин-рефрежираторов.

В 5 утра незнакомец приходит домой

И грозится какой-то тюремной статьей.

Ветер северный мрак несёт из столицы.

Может, стоит решиться вусмерть напиться,

И проспать свою смерть с воскресением вместе,

Ожидая расправы, победы и мести.

Смысл есть и другое решенье принять

И начать решительно паниковать.

Паникуй или спи. Это выбор простой.

Спи, замри, бей, беги или Летова пой.

Виктор Цой ещё жив. Сталин мёртв, Ленин тоже.

(Так и хочется треснуть кому-то по роже).

В рот я, знаете сами что, первый канал,

(Хоть он мне при запоре не раз помогал).

И второй тоже в рот (и, пожалуй, не только).

Я на свадьбе, напившись, кричал как-то "горько".

И четвёртый и третий – этот постмодернизм

Не даёт всё же права пиарить фашизм.

Тамада весь в салате, а гости сбежали;

Пир во время чумы запретить обещали.

Я хотел жизнь познать, но теперь в другой раз,

А сегодня я снова познаю маразм.

Карабас-Барабас в непонятном театре,

Походящем на цирк, танцует под "country".

И играет "Калинка", но гостей уже нет…

Дальше память устала терпеть этот бред.

Милосердно пришло в мою душу забвенье,

Лишь осталась во мне мысль "Я гений,

Эта серая масса погрязла в болоте"

(Я опять захлебнулся в собственной рвоте).

О какой-то мразоте я вновь вспоминал.

Я пока ещё жив, хоть и сильно устал.

Где-то там вдалеке виднеется рай

(Или страшный обман). К нам придёт дед Мазай

И поднимет со дна наши мертвые кости,

Утонувшие в гордости, мести и злости.

В камуфляже Герасим по берегу бродит -

Это он в пять утра дверь в квартиру выносит.

Это он – архитектор рая шахида,

А заказчик пытается скрыться из вида.

И дрожащею тварью вернётся история

Словно к мужу-тирану жена. Метанойя?

Нет, не слышал такого. Лучше пропой:

"Этот муж не садист, он спаситель, герой,

Он почти что мессия (миссия наша

Заключается в том, чтоб из всей этой каши

Вынуть топор и начать им махать -

Этот проклятый мир освобождать)".

Дед Мазай на нас смотрит, глаза в пять рублей,

А вдали раздается как гром: "Дай люлей!"

Со священной войны возвращался шахид,

Вместе с кучей врагов уничтожив свой рай.

Всюду только руины, пепел и гарь,

Но зато нам теперь ничего не грозит.

Ракушка

В потоке бурном маленькой речушки

Я видел бесконечный океан,

И, ухо приклонив к безжизненной ракушке,

Хотел услышать я сказанья дальних стран.

Ракушка непокорная молчала.

Я уронил её на дно реки.

Поток стремительный разбил её о скалы

И вновь продолжил размывать пески.

Тонкий месяц над тучею синей

Освещает небесную гладь,

За рекою в притихшей долине

Стала ночь пелену опускать.

За безжизненной тёмной стеною

Затерялся далёкий закат,

Над землей, поглощённою тьмою,

Светит всполохами звездопад.

На востоке ещё догорает

Отблеск дня среди тяжких оков,

Цветом глаз твоих тускло мерцает

Проблеск неба среди облаков.

Давит грузом тяжёлым на душу

Память вместе с смертельной тоской,

Леденит словно в зимнюю стужу

Безнадёжный и мрачный покой.

Туман стелился над бескрайней водной гладью,

Безбрежный океан был погружен в глубокий сон.

Орда тяжелых туч своей могучей ратью

Закрыла темный и пустынный небосклон.

Крик птиц морских издалека не доносился,

Теснился средь огромных туч поблекший диск луны.

За горизонтом в тьме холодной скрылся

Забытый всеми айсберг. Легкий плеск волны

Ему отправил вслед прощальный вздох.

Бесшумный ветер тронул океан.

И снова стих. И лишь густой туман

На льдину мутной пеленою лёг.

Замерзший айсберг будто молвил в пустоту

Про одиночество, обман и проблески надежды тщетной.

И, словно в полусне, в предутреннем бреду,

Ему на небе тучи вторили толпой несметной.

Не выводи меня из полусна

Не выводи меня из полусна,

Позволь забыться мне в тени мечтаний,

Запри меня в тюрьме воспоминаний.

Будь призраком, не будь со мной честна.

Будь непонятной и противоречь

Самой себе. И как в пустыне Ближнего Востока

Мираж находится то близко, до далёко,

Так будь со мной, стараясь всюду пренебречь

И уважением ко мне, и честностью, и мной самим -

Убей во мне ту часть, которая тебя ценила

И постарайся сделать так, чтоб подсознание мое решило

Тебя навеки сделать человеком для меня чужим.

Декабрьский вечер

Декабрь. Я сижу на диване в комнате темной.

Тишина проникает внутрь через окна и через балкон.

Между тем равнодушие серою массой холодной

Погружает меня в свой глубокий и медленный сон.

Из окна кристалики звезд на небе безоблачном

Испускают сквозь воздух морозный свой свет леденящий.

Время движется к полночи быстро и безостановочно,

И мрачнее становится город, в сумраке спящий.

И чем больше огней гаснет в окнах домов однотипных,

Тем сильней и отчетливей в сердце властвует грусть.

Я сижу, вспоминаю прошедшее, то отплюнусь, то улыбнусь,

Как когда-то написано было в стихах знаменитых.

И из всех не забытых моей головою воспоминаний

Мне хотелось бы большую часть кому-нибудь рассказать.

Но не знаю, кому. Власть зимы, между тем, тормозя все попытки бесплодных исканий,

Продолжает меня незаметно в свой сон погружать.

Не печаль меня, мой ангел

Не печаль меня, мой ангел, не сворачивай назад,

На забытом полустанке не высаживай надежду.

Мне по-прежнему так важно твой неповторимый взгляд

Помнить, чувствовать в морозы дней предзимних и бесснежных.

Не молчи, не приближай холодность черты загробной.

Твой неповторимый образ слишком дорог для меня.

Ты сокровище. Твой голос греет изнутри сугробы,

Свет, тепло ветров весенних бережно в себе храня.

Пустота за мутным стеклом

В этом тихом заманчивом взоре,

Сияющем ярким огнём,

Отраженном в прохладном бушующем море,

Я увидел лишь пустоту.

Пустоту за мутным стеклом,

Неизменную в тьме, на свету.

Нечто, будто бы скрытое в спешке, тайком

За глухим запотевшим окном.

Может, видел я тайну священную,

Хоть и давнюю, но незабвенную,

Иль широкий простор необъятной души,

Так старательно спрятанный где-то в тиши.

Я не знаю. Мне кажется, там за стеклом

Нет чего-либо столь интересного.

Лишь пустое пространство, никому не известное,

Словно старый ненужный тайник под замком.

3 часа ночи

Кому не спится в 3 ночи? Наверное, тем, кого судьба разыграла,