Эти слова физрука заставили меня обернуться. Я хотел было сойти вниз. Догнать мужчину, чтобы расспросить, но увидел, как они, вместе со строгой Мариной Евгеньевной скрылись в коридоре, ведущем в неизвестное мне крыло школы. А потом раздался предательский звонок.
Как только прозвенел звонок, пионеры встали со своих мест, вытянулись у парт.
– Всем спасибо, – поднялся учитель Русского и Литературы Георгий Алексеевич – высокий молодой преподаватель в серебристом костюме с отливом. – Домашнее задание все записали? Очень хорошо.
Когда ученики в разнобой попрощались со своим преподавателем, учитель вышел из кабинета.
– Стойте, не спешите расходиться! Ну! Тихо всем! – тут же подоспел на его место Гриша, – у нас для всех есть важное объявление!
Класс притих, весь обратился в слух. Ученики, собирая учебники, внимательно смотрели на их белобрысого самоназванного лидера. Самоназванного, потому что старостой был другой мальчик, по имени Саша. Серьезный и воспитанный, он, однако, был слишком скромным, чтобы поставить спортсмена-Гришу на место.
– Вот блин, – расстроенно протянул Глеб, повесив голову. – Это он про меня сейчас всем скажет. Мне тоже будет бойкот.
– Не будет, – поспешил ответить я.
– Как не будет? Он же сейчас всем объявит…
– Да кто он такой? – Сказал я и, бросив портфель на столе, отправился к доске.
– Как вы знаете, – продолжал тем временем Гриша. – Мы объявили Батону бойкот. Любой, кто заговорит с ним, станет предателем бойкота. Сегодня такой предатель нашелся. Это…
– Твой бойкот несправедливый, – стал я рядом с Гришей.
Ошалевший от такого поворота событий класс притих еще сильнее.
– Бойкот, – холодно сказал мне Гриша, – бойкот предателю!
– Да! – Встал Денис. – Бойкот! Предателю бойкот!
– Бойкот! – Донеслось с задних парт.
– Бойкот!
– Бойкот предателю!
Уже через полминуты весь кабинет гремел от скандирования:
– Бойкот! Бойкот! Бойкот!
Гриша самодовольно уставился на меня. Я лишь наградил его свинцовым взглядом в ответ. Встал, бесстрашно скрестив руки на груди, и принялся уверенно осматривать скандирующих школьников.
– Бойкот! Бойкот! – Стихал общий хор.
Потом он перешел в разнобой голосов, а спустя еще несколько мгновений стих.
– Накричались? – Спросил я. – Ну вот и хорошо. А теперь послушайте меня.
– А когда это у Батона прорезался голос?! – Крикнул какой-то мальчишка с середины правого ряда.
– Прорезался, – кивнул я. – Вам бы тоже не мешало, а то идете слепо, как барашки за своим пастухом.
– Это кто ж? – Нахмурил брови Гриша. – Я, что ли, пастух?
– Ну, не я это сказал.
– Бред! Если ты плюнешь в коллектив…
– Да-да, слышал уже, – перебил я белобрысого. – А ты, Гриша, уверен, что сам в коллектив не плевал?
– Чего?! – Пошел он, было на меня, но остановился.
Остановился, потому что я не обратил на мальчишку никакого внимания, а только громко заговорил всему классу:
– Я знаю, что меня обвиняют в воровстве! Именно по этому обвинению вы объявили мне бойкот!
– Да! Верно!
– А нечего было общее брать!
– Да!
– Брать общее, – продолжил я. – И правда – тяжелый проступок. Но и наказание без вины виноватого – не легче. Так вот. Все говорят, что бойкот объявили мне общим голосованием! А ведь это не так!
– Как это не так?! – Крикнули из класса.
– Общим!
– Ведь все же были за!
– Да только я вижу иное, – продолжил я. – Всех подначивает Гриша, все с ним, не разобравшись, соглашаются!
– Как это не разобравшись?!
– Разобрались же!
– Ты слышал, что коллектив говорит? – Хмыкнул Гриша. – Мы во всем разобрались.
– Помолчи, – Я наградил его мимолетным взглядом. – Разобрались, говорите? Так где же доказательства? Где свидетели, что именно я взял? Покажите мне, кто поймал меня за руку. Тогда я со всем соглашусь. Соглашусь с этим вашим бойкотом.
Класс затих. Школьники стали недоуменно переглядываться. Среди многочисленных детских глаз, мое внимание привлек один взгляд. Та самая девочка, с каре темных волос, что живет у меня по соседству, удивленно смотрела на меня, но отрывая карих глазенок.
Краем глаза я следил за ней. В отличие от остальных одноклассников, девочка не скандировала дружное «бойкот». Она только грустно стояла, с жалостью поглядывая на меня.
Признаюсь, ее жалость была мне неприятна. Однако и враждебности от нее я не чувствовал. Девочка сомневалась в моем преступлении, совсем как Глеб.
– Как это помолчи, ты что, опупел, Батон?! – Крикнул Глеб.
– Кто поймал меня за руку? – Проигнорировал я его слова.