На краю архипелага

– Ты ее видел? – не отставал Снежок.

– Нет. У бронзовых людей не было женщин.

– Они что – молились на этот портрет?

– Нет. Я не знаю, зачем он здесь. Я пытался расспросить жреца о том, почему у них нет женщин. Он, думаю, понял, о чем я говорю, и привел сюда. Показал портрет, что-то долго рассказывал, пытался объяснить знаками. Но я ничего не понял. Вообще ничего. Думаю – это не икона. Это портрет живой женщины. Она где-то есть… или была.

– Может, и так – на икону и правда непохоже. А что это за шум? Будто потрескивает что-то.

Бродяга молча развернулся, подошел к алтарю, уперся в его край, надавил. Камень на удивление легко поддался, с легким скрипом проехал немного, резко остановившись. На том месте, где он стоял, открылось идеально круглое отверстие диаметром около полуметра – из глубины его вырывалось бледное прерывистое свечение и доносился щекочущий нервы треск.

– Не бойтесь – подходите. Только не свалитесь туда: хана сразу.

Макс, еще не дойдя, начал догадываться, что увидит. Он только теперь понял, что в помещении сильно пахнет грозой – возможно, велика концентрация озона. Неудивительно: взору открылись внутренности трубы, уходящей вертикально вниз. Меж ее зеркально отсвечивающих поверхностей густо проскакивали искры электрических разрядов – именно они создавали тот шум, который привлек внимание мальчика.

– Что это? – как под гипнозом произнес Снежок.

– Понятия не имею, – честно ответил Бродяга.

– Наверное, они этой штуке поклонялись, раз она у них под алтарем, – предположил Макс.

Снежок, быстро реагирующий на все новое и так же быстро остывающий, предложил:

– Подумаешь – искры. От нашего штаба-холодильника гораздо больше пользы. Давайте обыщем эту церковь – вон здесь сколько дверей.

Предложение было дельным, но ничего принципиально нового не обнаружилось. Все те же вещи, что и в других домах. Хотя, возможно, самое ценное утащили в таинственных сундуках. Но сейчас не время заниматься их поисками – заросли, в которых валяется так много полезного, надо обшаривать вдумчиво, большим количеством народа.

Утомленные от всего увиденного, вышли наружу. В мире, где нет ни телевизоров, ни компьютеров, ни даже газет с журналами, плотность информационного потока, проходящего через мозг, резко падает. Сегодня они получили месячную норму, если не больше, – неудивительно, что с непривычки апатия накатывает. Каждый пытается переварить информацию, разложить по полочкам, не забыть ничего – ведь по прибытии их засыплют вопросами. Макс направился к дальней стене, остальные бездумно пошли следом. Даже неугомонный Снежок при этом помалкивал – выдохся.

Лишь когда Макс вскарабкался на стену и достал из футляра бинокль, мальчишка не выдержал:

– Ты что хочешь делать?

– Если Ник не ошибался, то где-то ниже по склону должен быть тот самый летчик с парашютом.

– Какой летчик? – не понял Бродяга.

– Когда мы были в экспедиции, на нас напал ящер. Ник убежал в лес, долго бродил и нашел погибшего летчика. Тот катапультировался и почему-то умер. Висел на дереве сидя в кресле – парашют за ветки зацепился.

– Быть такого не может.

– Почему?

– При катапультировании пилота действительно выбрасывает вместе с креслом-катапультой. Но потом оно отделяется и вниз он уже летит без него, на легком парашюте.

– А вдруг он с малой высоты катапультировался и оно не успело отделиться?

– Я, конечно, мало понимаю, но очень сомневаюсь. Может, пацан напутал? Или наврал?

– Нет – Ник хоть и мелкий, но не пустозвон. Что видел, то и передал. С городом ведь не напутал ничего – все так и оказалось.

– Думаешь парашют этот высмотреть сверху?

– Ага.

– Ну попробуй. Вид отсюда и правда хороший. Лишь бы его пар не закрывал.

– Про пар Ник ничего не рассказывал, – произнес Снежок, тоже уставившись вниз.

– Стена низкая, – неожиданно произнесла Дина.

– И что с того? – не понял Бродяга.

– Они строили ее не от врагов.

– Может, не успели высокую поставить… – предположил Макс.

– Нет. Блоки у них странной формы, и если ее собирались поднимать дальше, гребень должен быть неровным.

– Ага. Ты права. Не стена, а забор какой-то.

– Диксов тогда не было, – напомнил Бродяга.

– Тогда они странные, – удивилась Дина. – Тут же много тонн камня – это сколько надо было сил потратить, чтобы его добыть где-то внизу, обтесать, уложить. И все ради заборчика?

Макс, опустив бинокль, произнес:

– Я нашел парашют.

Глава 4

Естественно, и речи не могло быть о том, чтобы проигнорировать новую находку. На фоне сокровищ города бронзовых людей предполагаемые богатства летчика были скромнее количественно, но качественно превосходили здешние в разы. Народ в поселке, обсуждая рассказ Ника, наделял место упокоения пилота всеми качествами неразграбленной гробницы фараона и даже больше. Там обязательно должно быть холодное и огнестрельное оружие в количествах, достаточных для вооружения всей китайской армии, километр крепких строп, пять гектаров отличной ткани, пуленепробиваемый надувной плот с водометным двигателем и складывающимся зонтиком от солнца, набор для выживания с тонной рыболовных принадлежностей, запасом семян, аквалангом, цистерной спирта, контейнером продуктовых пайков, мешком с лекарствами. Кто-то где-то якобы от кого-то слышал про то, что выдается пилотам на случай аварии, но крохи правды тонули в свойственном молодости преувеличении и желании везде получать больше, чем это предусмотрено законами природы и здравого смысла.

С этой стороны у подножия склона местами было влажно. Да и на нем тоже не сказать чтобы сухо – уже знакомые трубы встречались здесь частенько, и каждая давала начало небольшому ручью чистой пресной воды. Естественно, растительность высоко оценила деяния неведомых инженеров и разрослась здесь не на шутку. Непролазные дебри разнообразных кустов и гигантской травы с мясистыми листьями, пальмы всех видов, кроме кокосовых, и незнакомые деревья. Причем последние попадались просто рекордных размеров: нигде до этого подобных колоссов не встречали. Все сочное, ядовито-зеленое, растущее нагло, не давая простора для прямых троп. Лишь местами попадались прогалины без пышной флоры. Почва в таких местах выглядела странно: будто застывшие натеки глины, или ледяные наросты, рассеченные тонкими промоинами. Идти приходилось зигзагами, пытаясь брать ориентиры сквозь переплетение пышных крон. Лишь перед самыми бамбуковыми зарослями стало просторнее, но вздыхать с облегчением не стали – здесь удерживать направление еще труднее. Макс уже было отчаялся, решив, что они ни за что не выйдут к нужному месту, но тут Дина заметила далеко среди стволов движущееся пятно необычной расцветки. Это оказался искомый парашют.

Видимо, для того, чтобы он был заметнее с воздуха, на ткани был нанесен рисунок из оранжевых и красных полос. Но основная площадь осталась белой. Некогда чистая, а сейчас посеревшая от деятельности птиц и мусора, нанесенного ветрами и дождями. Во время ливней вода скапливалась на одной половине, из-за чего образовался провисший мешок. Ветки не отпустили добычу, и когда тяжесть стала критической, материя не выдержала – образовалась обширная прореха, края которой радостно трепетали на самом легком ветру. Именно это цветное мелькание заметила Дина.

Снежок, все еще обиженный тем, что его друга заподозрили во вранье, снисходительно заметил:

– А кресло-то висит. И летчик в нем. Бродяга, ты пургу гнал: Ник зря говорить не станет.

– В тундре пурга, а здесь фигня какая-то…

– Что тебе опять не нравится?! Разве кресла не видишь?

– Да при чем здесь кресло?

– Но ты же сказал, что оно отдельно должно быть.