Девятый

Тепло, светло – благодать.

Прилег. Вырубился почти мгновенно.

Даже на мягкой кровати и чистых простынях я ни разу не спал так крепко и с таким удовольствием, как на просоленных досках разбитой лодки чужого мира.

* * *

Проснулся, когда солнце прошло уже три четверти своего дневного пути: дело приближалось к вечеру. Волнение опять затихло, но рядом раздавался странный звук – будто карликовый конь топчется копытами по доске и чем-то шуршит при этом.

Это оказался не конь – мой зеленый знакомый с голодным видом возился в куче водорослей, нанесенной волнами на борт. Покосившись на меня, он уныло произнес:

– Скучно мне.

– Я тебя понимаю, – сказал, уже поднимаясь.

Поспать бы еще часиков десять, но не стоит – надо до темноты успеть хоть немного подкрепиться. Бросив взгляд на кучу вонючих водорослей, не стал составлять конкуренцию попугаю: пусть сам в ней копается. У меня организм большой – мелкими дохлыми рачками его не накормить.

Чаек летало видимо-невидимо, и гнезд на скале виднелось не меньше. Хищников здесь явно не бывает – обнаглевшие птицы селились на любом мало-мальски подходящем выступе. Мои занятия альпинизмом их насторожили – начали с криками носиться вокруг, едва не задевая крыльями. А когда я добрался до первой кладки, вообще чуть с ума не сошли – пришлось отмахиваться, чтобы глаза не выклевали.

Яйца были мелкие и на вкус не очень, но слопал их с удовольствием. Даже наличие зародышей не смутило – выплюнул их и полез выше. Брезгливость – первый признак сытости, голод быстро делает человека всеядным.

Так и карабкался от гнезда к гнезду. Заодно обогатился новой информацией о мире: раз до птенцов дело еще не дошло, то, очевидно, на дворе сейчас вторая половина весны или начало лета. В любом случае не осень. По растительности на острове это определить невозможно: у трав разные сроки цветения и созревания семян; с кустами тоже не все просто – я не замечал на них ни соцветий, ни плодов. Лишь скорлупа орехов в медвежьем помете встретилась, но это вполне могли быть остатки прошлогоднего урожая.

На очередном гнезде пришлось остановиться – лезть дальше было безумием: почти отвесная скала и пикирующие на голову птицы. Спустился, обошел этот жалкий клочок суши по кругу, едва не сломав ногу на камнях, но другого места для подъема не нашел – сплошной обрыв. Желудок жалобно заурчал, прямым текстом заявляя, что хотелось бы продолжить банкет: трех десятков яиц этой прорве показалось мало.

Да разве это яйца – не больше перепелиных…

Вернулся к останкам лодки, проверил одежду. Все высохло, покрывшись пятнами соли. Ничего, доберемся до пресной воды – отстираю это раздражающее дело.

При мысли о пресной воде облизал пересохшие губы. Пока плавал, жажда сильно не донимала, а вот на суше начала грызть. Это может стать проблемой: морская вода – медленный яд (а может, и не медленный – состава ведь не знаю). Да и не напьешься ею по-настоящему.

Покосился на скалу. Забраться бы наверх: оттуда точно можно будет сушу разглядеть. Да уж… дадут тебе эти крылатые твари залезть, помечтай… Мне для полного счастья не хватало еще на камни сверзиться с десятиметровой высоты или глаз на чьем-то клюве оставить. Скажите спасибо, что я чайками не питаюсь – знаю, что мясо у вас зловоннее, чем тухлая рыба. Я не такой уж эстет, но есть подобное, да еще и в сыром виде… Лучше поголодаю.

Попугаю надоело копаться в водорослях. Вспорхнув, он пристроился на шпангоуте, сунул голову под крыло, явно намереваясь поспать. Хороший пример для подражания, но чуть позже.

Нащупав на дне здоровенный, но подъемный валун, вытащил на борт. Пучком водорослей кое-как отер с него зеленую слизь, дождался, когда поверхность чуть подсохнет: не хотелось бы, чтоб из рук выскользнул при замахе.

Когда камень с силой ударил в край расшатанной доски, остатки лодки содрогнулись, попугай, проснувшись, заорал на все лады и даже вроде бы выругался на неизвестном моему новому телу языке. Я не обиделся – был занят осмотром результатов моей деструктивной деятельности.

Доска треснула как раз там, где предполагалось. Расшатав по слому, отодрал, покрутил в руках. Для моей цели сойдет. С помощью другого камня, гораздо меньших габаритов, обстучал все угрожающие места – не планировал завтра получить занозу.

Почему завтра? Да потому что сегодня я приготовлю еще одну доску, а потом лягу спать и буду заниматься этим приятным делом до утра.

* * *

Ночь прошла спокойно. А если и неспокойно, то я этого не слышал – спал как убитый. И снов не снилось – голова пустая-пустая. Мне сейчас легко: надо просто выживать – и больше ничем не грузить свою бедную голову. Даже предрассветный холодок не смог меня поднять – свернулся калачом и продолжал отлеживать бок.

Встав вместе с солнцем, разделся, прикрепил под бревно доску, подвязав ее крест-накрест с помощью штанов и рубахи (как замечательно, что она с длинными рукавами). Потом долго брел по мелководью – вокруг скалы оно тянулось далеко. Идти приходилось осторожно: под ногами хаотическое нагромождение огромных валунов и опрометчивый шаг мог привести к серьезной травме.

Выбравшись на глубину, я ухватился за один из пеньков, осторожно пристроился на осевшем под моим весом бревне будто всадник, вместо стремян использовав привязанную снизу доску: ступнями в нее уперся. Попытался грести заготовленной вчера доской – и едва не перевернул свой «крейсер». После нескольких неудачных попыток кое-как приноровился – пошел вперед с заметной скоростью. До байдарки, конечно, далеко, но уже чувствуется, что двигаюсь туда, куда надо. Только настороже все время надо быть: одно неловкое движение – и опрокинусь набок… Будто бешеного быка оседлал. Если поднимутся волны, придется плыть вчерашним способом – усидеть не смогу.

Но пока что погода мне благоприятствовала, хотя я и уверен, что надолго это не затянется, наверняка на горизонте уже собираются ураганы и смерчи для очередного негативного бонуса.

Осторожно обернувшись в очередной раз, с трудом разглядел скалу – далеко позади осталась, причем точно за «кормой». Это порадовало: значит, течение не сносит меня вбок, а, возможно, даже помогает… или, наоборот, назад несет.

Над головой захлопали крылья – попугай шмякнулся на бревно, уверенно потопал к облюбованному еще вчера пеньку.

– Доброе утро, Зеленый. Песен сегодня не будет – перевернуться неохота. Так что извиняй.

Не дождавшись от меня концерта, попугай занялся традиционной чисткой перьев, а я продолжал монотонно работать доской, будто байдарочным веслом.

Руки начали уставать.

* * *

Сушу я разглядел часа через два-три. Хотя не уверен даже в этом – точно определять время по солнцу не научился, а сознанию доверять в этом вопросе нежелательно: иной раз пять минут тянутся будто день.

С виду та самая земля, что со скалы веселого острова разглядывал. Широкое побережье. Как минимум огромный остров, но лучше бы это оказался материк.

При виде цели заработал еще усерднее – морские прогулки мне надоели до чертиков. Из-за спешки едва не перевернулся – сумел удержать равновесие благодаря резкому нажиму на край опорной доски, работая при этом короткими гребками от себя.

Попугаю, похоже, плавание надоело не меньше, чем мне: жадно поглядывая в сторону далекой земли, он явно дожидался удобного момента, чтобы покинуть неустойчивый «авианосец». И наконец этот момент настал – захлопали крылья, зеленая точка растаяла вдалеке.

Везет ему, а мне еще грести и грести…

Но все плохое рано или поздно заканчивается (или его сменяет еще более плохое): около полудня я подобрался к земле так близко, что мог различить каждый кустик на берегу. Кроме кустиков здесь, кстати, имелась и древесная растительность – что-то вроде высоких сосен, растущих на пологих, очень низких холмах. Может, это песчаные дюны?

Берег мне нравился все больше и больше – ничем не похож на тот трижды проклятый остров, приютивший меня после прибытия.

На последних метрах пути пришлось почти добровольно свалиться в воду: волнение здесь не позволяло усидеть на бревне. Ноги уткнулись в песчаное дно – вода едва до груди достает. Дотащил «корабль» до суши, пошатываясь, будто матрос, переживший месячный шторм, выбрался на берег, расстелил одежду, присел.

Все, плавание окончено. На третий день странствий пришелец из другого мира достиг Большой Земли.

Захлопали крылья (очень знакомый звук), на бревно плюхнулся попугай, уставился на меня с ожиданием.

– Что, Зеленый, вернулся? Признайся, что ты от меня в восторге, вот и не можешь оставить в покое.

– Винца хлебнем? – с затаенной надеждой поинтересовался птиц.

– Спрашиваешь, – устало усмехнулся я. – Еще немного – и на ослиную мочу соглашусь: губы слиплись, хоть разрезай.

Попугай, сорвавшись с места, упорхнул прямиком к лесу, зазывающе покрякивая на лету. Неужели и впрямь к винному погребу направление показывает? Не очень в это верится, но рассиживаться не стоит – надо найти воду, пожрать и оружие. И про огонь тоже не забывать… будь он четырежды проклят…

Проваливаясь почти по щиколотку в чистейший, почти белый песок, направился следом за попугаем. Лес встретил ядреным ароматом хвои, идти по подстилке стало легче, даже шишки не беспокоили – огрубевшая кожа ступней на них не реагировала.

Взбираясь на холм, подобрал увесистую палку. Не дубина, но при случае врезать такой можно хорошо (или выбросить, чтобы бежать легче было).

Кроме шишек, сухой хвои и палых веток частенько встречались грибы. Но, несмотря на лютый голод, даже не думал на них соблазняться: грибы – последнее, что я решусь здесь попробовать. Понятия не имею, какие съедобные, а от каких «мама» не успеешь сказать; и при таком риске пищевая ценность не впечатляет – легче бумагой насытиться.