– Винсенте, 5–53.
Мерлин точно оценила состояние девушки. Сейчас не стоило её задерживать.
– Иди к себе. Скоро он приедет. Его зовут Августо (при упоминании этого имени Лаура вздрогнула) Пиннети. Советую по дороге прихватить вина.
– У меня есть.
Мерлин утешительно погладила девушку по плечу.
– Ступай, милая, и не принимай близко к сердцу. Все будет хорошо.
Когда Лаура вышла из бара, Мерлин широко улыбнулась.
– Маурицио, детка клюнула.
– Чего? – непонимающе переспросил бармен, оторвавшись от своего занятия.
– Я говорю, звони Пиннети, девочка созрела.
17
Розовый торшер в углу комнаты едва освещал помещение. Лаура лежала на кровати, широко раскинув ноги, и безразлично смотрела на вращающийся под потолком вентилятор. Грузное тело человека, по нелепому стечению обстоятельств носящего то же имя, что и её отец, нависало над ней.
Синьор Пиннети, судя по выражению лица, получал от происходящего огромное удовольствие, чего нельзя сказать о Лауре, задыхающейся от ненависти и отвращения. Ей было противно решительно всё в этом некрасивом самоуверенном мужчине: слащавый, чуть хриплый голос, лысина, захватившая большую часть черепа, наглые бегающие глаза, двойной подбородок, вибрирующий в такт движениям, и даже капля пота, повисшая сейчас на кончике его носа. Достигнув критического размера, капля сорвалась вниз и разорвалась на губах девушки подобно авиационной бомбе. Огромный ком, родившийся внизу живота, подкатил к горлу, стремясь вырваться наружу. Боже! Когда это закончится.
– Не забывай о молитве, когда будет трудно, – вспомнила Лаура слова отца.
Губы её чуть шевельнулись:
– Святая Мария, сестра моя.
– Ты защити от невзгоды меня, – послышался далекий, как шорох опавшей листвы, голос отца.
– Отец! Отец! Ты слышишь меня?
– Что ты сказала, крошка? – спросил Пиннети и придвинулся к девушке вплотную.
В следующую секунду он почувствовал невыносимую боль в паху, словно его член попал между двух раскаленных наковален.
– Ах ты, сука! – заорал он что есть мочи и наотмашь ударил девушку по лицу.
Но Лаура не почувствовала удара. Её сознание коллапсировало, сжавшись в тугой непроницаемый кокон. Рыча от боли, Пиннети сполз на пол и стал стягивать штаны со спинки стула.
– Ну подожди, сучка, вот сейчас я только встану, и ты у меня получишь, – грозно пообещал он.
Вся его решительность растворилась, как только он поднялся. Девушка лежала на кровати, обхватив руками колени, бледное лицо искажено гримасой ужаса, глаза закрыты.
– Эй, ты чего? – спросил Пиннети, боязливо ткнув Лауру пальцем в бок.
Тело на ощупь оказалось твердым и ледяным. Пиннети вздрогнул, схватил рубашку, втиснулся в модные тугие туфли, выскочил на площадку и опрометью бросился вниз.
18
Лаура не понимала, что происходит. Она проваливалась в черную бесконечную бездну, и лишь маленькая, едва заметная голубая звездочка была свидетельницей этого падения.
– Святая Мария, сестра моя, – произнесла звездочка.
– Ты защити от невзгоды меня, – подхватив молитву, Лаура рванулась к голубой звездочке всем естеством.
– Душу мою от греха ты спаси.
– Сердце в покое моё сохрани.
И тьма отпустила.
Пролог. Часть 2. Дуализм бытия
1
Каримов открыл глаза и сел. Пересохшее горло пылало. Яркая картина сновидения стояла перед глазами. Каждую ночь один и тот же сон. Что это, божья кара или плод больного воображения?
– Ни то, ни другое, – произнес из-за спины до тошноты знакомый голос Незнакомца. – Всё это случилось на самом деле.
– Можешь оставить меня хотя бы на минуту? – зло кинул Каримов через плечо стаскивая с себя лабораторный халат.
– Нет. Ты без меня погибнешь, – произнес высокий смуглый мужчина в деловом костюме, поразительно похожий на самого Каримова лет в тридцать пять.
– Ну и пусть, я хочу погибнуть! Каждый вечер я умираю с надеждой, что навсегда, и каждое утро я просыпаюсь здесь! Я больше так не могу.
Каримов обмотал лабораторный халат вокруг головы и привычным движением завязал рукава на затылке.
– Опять старая песня, – Незнакомец присел на плоский камень. – Останься сегодня здесь, не уходи. Я чувствую, они близко, возможно, появятся после полудня.
– Ты говоришь это каждый день, – Каримов попытался сглотнуть, но слюны не было. – Я хочу пить!
– Так иди, ты знаешь, где взять воду.
Оставив собеседника, Каримов поднялся и, покачиваясь, отправился к возвышающейся неподалеку черной ступенчатой пирамиде. Горячий известняк обжигал ноги. Поднявшись на первую ступень, он прильнул к неглубокой выемке в центре и стал жадно пить воду, скопившуюся здесь за ночь. Напившись, он обессиленно откинулся назад и замер в неестественной позе, бездумно смотря перед собой. Мысли хаотично кружились подобно опавшей листве потревоженной сильным порывом ветра. Что с ним? Сошел с ума? Возможно. Тогда все вокруг – плод больного воображения? В том числе и этот человек, так похожий на него самого. А если нет, и происходящее реально? Если лаборатория взорвалась, то он должен быть мертв. Значит, все-таки бред – предсмертный бред. Крайне реалистичный и сумбурный предсмертный бред.
– Не стоит так сильно напрягать извилины в такую жару, мой друг, – услышал он голос Незнакомца. – Я же все тебе подробно объяснил.
Каримов открыл глаза. Незнакомец стоял напротив, насмешливо глядя на него.
– Этот мир реален, также, как и твой. В «Насыщении» произошел взрыв. Произошел потому, что ты не знал: сегежский метеорит не единое тело, а пять разных тел.
– Я тебе не верю, – произнес Каримов, вставая.
– Веришь или нет, – посторонившись, с издевкой произнес Незнакомец, – но факты вещь упрямая.