Легенда о Зигфриде

Команда Ван дер Мера успела протянуть внутрь какое-никакое освещение, провод от которого вел ко второму генератору, сразу у входа в курган. Ламберт завел его, и тот недовольно загудел, как потревоженный шмель. Холодный белый свет ламп осветил неровный прорытый лаз в глубины холма с кое-как сооруженными подпорками. Несмотря на искусственный свет, тьма внутри захоронения не желала рассеиваться, храня тайну о давно забытых костях.

– Давайте побыстрее закончим и вернемся поближе к печке.

Ламберт стянул капюшон, и волосы на его голове приняли самую абсурдную форму из возможных. Во мраке леса они казались слишком длинным мхом. Силуэт археолога на секунду загородил первую лампу. Свет мигнул и разгорелся снова, когда Ламберт прошел дальше; скрылась вторая лампа, третья… Шарлотта шагнула следом. Профессор Энгелен, вдохнув холодный сырой воздух, махнул рукой и последовал за ней. Внутри кургана пахло еще хуже, но не настолько, как Олаф себе представлял. Широкое помещение было погружено в вязкую, неспокойную тишину, нарушаемую только монотонным гудением лампочек. В яме посередине лежали подозрительно хорошо сохранившиеся скелеты; вокруг них, словно в сказочной сокровищнице, расположились дары. Любой археолог и историк счел бы такую находку за чудо – посуда, как целая, так и черепки, оружие и броня, не в самом идеальном состоянии, амулеты и обереги, рунические таблички и потускневшие ювелирные украшения… Подношения на любой вкус. Но профессора Энгелена поразило другое, из-за чего он стоял с открытым ртом, не видя больше ничего вокруг – идеально сохранившийся меч со сверкающим клинком, лежащий между останков. Ни одна пылинка не смела осесть на нем, ни одного пятнышка ржавчины не появилось на лезвии.

– Откуда… откуда это здесь?! Он выглядит новым!

– Именно, – Ламберт потер небритый подбородок, – это и есть самая крупная наша находка, из-за которой-то, кстати, тебя и вызвали. Мы тут уже все теряемся в догадках, а бедный Ольсен, кажется, скоро сойдет с ума. Мы набрели на что-то жутко интересное, Олаф.

– Жуткое – не то слово, – Шарлотта присела возле меча и осторожно наклонилась к эфесу, – ни царапины, ни пятнышка. Ничего! Будто только что выковали!

– Здесь материалов для исследования – не на один год, – Олаф окинул погребальную камеру взглядом, останавливаясь на секунду на дарах и амулетах.

– Верно. Говорил же – сенсация! – улыбаясь, Ван дер Мер потер руки. – Пойдемте назад. Завтра перенесем самое интересное в лагерь и начнем работу. Нужно как следует все идентифицировать и изучить, насколько возможно с полевым оборудованием – а там получим разрешение и заберем все в нормальные лаборатории. Что скажешь, Олаф? Не зря приехали?

Профессор Энгелен не ответил, в молчаливом удивлении разглядывая сверкающий клинок.

Глава 2

Дождь прекратился ближе к утру, перестав жалобно стучать по шатру. Все мирно спали в общей палатке, Олаф же остался в главной – посмотрел кое-какие документы, ознакомился со списками находок, сделанными Ван дер Мером, и тихо уснул как сумел, завернувшись поплотнее в пальто и прикрыв лицо шляпой. Спустя какое-то время он проснулся от странного холода, несмотря на то, что оставил включенным обогреватель, наплевав на все инструкции и советы по безопасности. Сонно протерев глаза, профессор сел и бросил взгляд на полог. За ним – ни пятнышка, ни лучика света. Темно, хоть глаз выколи. Может, еще слишком рано? Энгелен, порывшись в кармане пальто, достал телефон, но тот не желал включаться, сколько бы ни щелкал профессор на нужную кнопку. Из-за полога раздался звук – как будто вздох, но тяжелый, неестественный. Олаф поднялся.

– Ламберт?

Молчание. На необычно ватных ногах Олаф подошел к пологу и расстегнул его. Внутрь ворвался туман, густой и странно клубящийся, будто кто специально напустил дыма. Снаружи – ни звука. Черные стволы деревьев, синие кроны в тон едва освещенному небу. Палатка пропала; ни озера, ни берега – только бесконечный лес, карабкающийся по склонам холмов и угрюмо смотрящий на незваного гостя. Профессор пошел было наугад, но тут же остановился. Маленький темный силуэт проступил в чаще, за одним из деревьев. Будто ребенок играл в прятки, уверенный, что его не видно. Олаф сделал пару робких шагов вперед и тихонько позвал:

– Ламберт?..

Тень испарилась. Профессор Энгелен услышал частое придыхание, будто кто-то торопливо шел или бежал прямо позади него. Звук нарастал, пока не превратился в громовые раскаты, давящие на уши. Олафу показалось, что он почувствовал чье-то теплое дыхание на затылке. Обернулся…

И проснулся по-настоящему. Вскрикнув, профессор дернулся и свалился с импровизированной кровати. Ворча и пытаясь продрать сонные глаза, он, шатаясь, поднялся на ноги. Схватил телефон, который лежал на раскладном столе. Пять тридцать. Небо покрывало сплошное серое одеяло облаков, а иголки и траву даже тронуло инеем за ночь; судя по всему, день не обещал быть солнечным. Ежась, Олаф вылез наружу. Из спальной палатки не доносилось ни звука, зато что-то двигалось меж деревьев, на озере. Профессор Энгелен вышел на берег, слушая, как хрустят камни под подошвами. Вода ледяными волнами набегала на них, облизывала и без того ровные булыжники. Одинокая лодчонка, утлая и старая, плыла посередине озера, а в ней сидел человек в красной шапке – с такого расстояния Олаф не мог его как следует разглядеть. Тончайшей ниточкой тянулась леска от простой самодельной удочки. В деревне на другом берегу можно было заметить искорки света в окнах: что ни говори, а настоящая природа и люди, живущие вместе с ней, в ее ритме, просыпаются куда раньше. В отличие от городских неженок.

– Ух-х-х, – снова вздрогнул Олаф и подошел ближе к кромке озера.

Набрал полные ладони студеной воды и плеснул в лицо. Морок неприятного, неспокойного сна улетучивался прочь вместе с ночью, и профессор протопал назад, к шатру, чтобы взять из кармана сумки прихваченную зубную щетку и пасту. Олаф чистил зубы, глядя на рыбака, сохранявшего спокойствие атлантов; тот порой так неподвижно сидел, что казалось, будто на лодке по озеру пустили статую. Рыбак чуть приблизился к берегу, где стоял лагерь, и Энгелен, щурясь, вглядывался в грубое, истерзанное возрастом и погодой лицо. Оно походило на маску, сделанную резчиком по дереву. Олаф хмыкнул: подумал, что резани такого рыбака ножом – и увидишь кольца, по которым можно сосчитать возраст. Ореолом вокруг бледного лица мерцала серебряная шкиперская борода. Красная шапка, кое-где дырявая, походила больше на часть головы, чем головной убор. В дополнение ко всему, на рыбаке висела старая куртка, протертая и потрепанная. Складывалось впечатление, что деревенские жители не слишком-то часто наведывались в города поближе к железной дороге или трассам. Поплавок сидел на водной глади неподвижно, как и его хозяин.

Шумно прополоскав рот, Энгелен сплюнул белую пенящуюся пасту на круглые камни.

– Отличное утро.

Голос сзади раздался так неожиданно, что Олаф вздрогнул и обернулся. Улыбнувшись и кивнув, Як встал рядом и потянулся.

– Я бы сейчас не против присоединиться к тому мужичку, – сказал он, глянув в сторону рыбака, – жаль, что мы тут не просто так отдыхаем, а в могилах копаемся. Хоть и древних.

– Да, рыбачить и я любил, пока дел не стало так много, что я вообще позабыл такое слово, – усмехнулся Энгелен; из всей компании, пожалуй, только Як ему импонировал в определенной степени.

Длинные волосы путешественника расплескались по плечам, а борода, заплетенная в косички, легла на грудь, как волна озера ложится на гальку. Як все еще зевал и протирал глаза, тихо насвистывая какую-то мелодию. Олаф посмотрел вниз – на поясе Яка висел громадный охотничий нож. То ли Энгелену так показалось, то ли он действительно больше походил на тесак, чем простой нож.