Весть. Взгляд из тьмы

Груз утрат

Первые лучи солнца осторожно пробились сквозь рваные серые облака, словно боясь потревожить тяжелую тишину, окутавшую лагерь. Ночь отступила, но вместе с ней не ушли ни страх, ни боль. Слабое утреннее тепло не могло растопить холод, который поселился в душе Дориона. Он сидел неподвижно у костра, пустым взглядом глядя на едва тлеющие угли.

Солнце освещало мокрую от ночного дождя траву, заставляя ее блестеть, точно покрытую осколками стекла. Лес, оживший после ночного кошмара, наполнился звуками: жужжание насекомых, робкое пение птиц, шелест листьев. Все это казалось настолько чужим. Для Дориона этот мир больше не был привычным. Он выдохнул, чувствуя, как напряжение, державшееся всю ночь, на мгновение спадает. Однако вместо облегчения пришла лишь пустота.

Позади послышалось шуршание. София медленно поднялась с пропитанного влагой одеяла. Ее движения были неловкими, тело разучилось слушаться. Она поежилась, натянув на себя плащ, втягивая плечи от утренней прохлады. Ее лицо было смертельно бледным, темные круги под глазами выдавали бессонную ночь, а покрасневшие, опухшие веки напоминали о пролитых слезах.

Она села у костра напротив Дориона, глядя на него безмолвно. Все его тело словно статуя застыло в каменном напряжении. Девушка дрожала. Ее руки тянулись к углям, которые уже не давали тепла, но она даже не заметила этого. Легкие, беззвучные слезы стекали по щекам, будто сами по себе, не спрашивая ее разрешения.

Дорион, заметив ее состояние, пошевелился впервые за долгое время. Он повернулся к ней, его взгляд был усталым и пустым. Видя ее боль, он так до сих пор и не придумал, что ему следовало сказать. Как будто отголосок его собственных мыслей, София, не отрываясь от углей, прошептала, почти не двигая губами:

– Ее больше нет.

Голос был слабым, но в нем звучало что-то такое, что заставило сердце Дориона сжаться еще сильнее. София всхлипнула и подняла на него взгляд, полный боли и отчаяния.

– Что же нам теперь делать? – ее голос дрожал, подобно опавшим листьям на осеннем ветру.

Дорион медленно пододвинулся ближе. Ее руки дрожали от холода, но он знал, что это не просто утренний озноб. Осторожно взяв ее ладони в свои, он пытаясь согреть их. Пальцы ее были ледяными, такими тонкими и слабыми, как у ребенка.

– Софи, – его голос был низким, хриплым. Он сделал паузу, сглотнув ком в горле. – Мне жаль. Жаль, что я не смог… что мы не смогли.

Он не знал, что еще сказать. Виктория, ее образ, ее улыбка, ее сила – все это внезапно стало невыносимо тяжелым воспоминанием.

– Но она бы не позволила нам сдаваться, – продолжил он, пытаясь говорить твердо, но его голос подвел. – Она бы просто взяла нас под руки и потащила вперед. Даже если бы мы не захотели.

София посмотрела на него через пелену слез. В ее глазах на мгновение мелькнуло что-то похожее на тепло: слабая искра радостных воспоминаний. Она знала, что он прав. Виктория всегда была той, кто шел вперед, несмотря ни на что.

Девушка тихо всхлипнула и слабо улыбнулась.

– Да, она бы не позволила нам сидеть тут вот так, – прошептала она.

Повисло тяжелое молчание, нарушаемое лишь треском костра. Они оба знали, что это правда, но принять ее было невыносимо больно.

Наконец София глубоко вздохнула, как будто собираясь с духом. Она протерла глаза, стряхивая остатки слез, и тихо сказала:

– И куда теперь?

Ее голос был слабым, но в нем звучала тень решимости. Она понимала, что им нужно идти дальше, даже если каждый шаг будет даваться через силу.

Дорион поднял взгляд на горы, которые возвышались впереди. Там, на склонах, они могли найти помощь. Или хотя бы место, где укрыться и перевести дух. Он указал в сторону тропы, которая вилась вверх, теряясь среди деревьев.

– Там есть дозорный пост, мы найдем его, – сказал он. Его голос был твердым, но внутри он чувствовал неуверенность. Он знал, что идти дальше будет трудно, но оставаться здесь было еще хуже.

София, шатаясь, поднялась на ноги. Ее движения были медленными, как у человека, едва оправившегося от тяжелой болезни. Она глянула на гору, вдохнула прохладный утренний воздух и тихо ответила:

– Тогда пойдем.

Они перекусили, неспешно, безо всякого удовольствия. Еда, хотя и необходимая для поддержания сил, казалась пресной и тяжелой, словно их тела отказывались принимать хоть что-то, но они знали: впереди предстоял долгий путь, и силы будут необходимы. Собрав свои скудные пожитки, путники тронулись в дорогу. Узкая тропа тянулась вверх, уводя их все дальше от равнинных склонов и приближая к суровому горному плато. Воздух становился все более разреженным и холодным, с каждым шагом заставляя их дышать глубже, будто само дыхание превращалось в испытание.

Дорион шел, словно сквозь вязкий туман. Его ноги, ставшие каменными, едва двигались вперед. Бессонная ночь, потеря крови и общее истощение сделали каждое движение мучительным. Боль растекалась по телу, пульсируя в ранах, а его слабость становилась все более заметной. Стиснув зубы, он старался не подавать виду, опустив голову и сосредоточившись на тропе.

София, шедшая немного впереди, казалась крепче своего спутника, но ее молчание выдавало обратное. Ее лицо было лишено прежней мягкости и тепла, взгляд стал пустым, устремленным куда-то вдаль. Она шла медленно, равномерно переставляя ноги, будто они двигались сами по себе, без ее воли. Каждый шаг был таким же механическим, как и выражение лица. София не замечала ничего вокруг: ни холодного ветра, ни обломков скал, ни редких проблесков солнца, с трудом пробивающегося сквозь тяжелые серые облака. Ее сознание застряло где-то далеко, за гранью реальности.

Завывание ветра между скал дополняло общую картину угнетающей безысходности.

Дорога была хорошо утоптана, ее каменные ступени, поросшие мхом и местами обвалившиеся, свидетельствовали о том, что здесь проходило множество путников. Даже эти следы человеческой жизни не добавляли уверенности. Для них дорога была не спасением, а лишь продолжением их внутренней борьбы – шагом прочь от ужаса прошлого, на встречу новым испытаниям.

Часы медленно тянулись, пока они продвигались по серым склонам. Казалось, что дорога была бесконечной, и каждый шаг становился все тяжелее. Наконец перед их уставшими глазами появился первый признак приближающейся цели: частокол дозорного поста. Это укрепление, раскинувшееся на ровной площадке, казалось почти нереальным на фоне сурового пейзажа. Высокий деревянный забор защищал небольшой лагерь, где виднелись палатки, стойла для лошадей и оружейные стойки. В центре лагеря горел большой костер, его яркое пламя манило изможденных путников словно маяк посреди безликой пустоты. На сторожевой вышке замер дозорный, его фигура была неподвижна, лишь зоркий взгляд скользил вдоль по дороге.

Облегчение едва коснулось сердец путников, когда они подошли к воротам. Усталость давила, не оставляя места даже для кратковременной радости. Часовой, заметив их приближение, поспешно послал одного из дозорных на помощь. Молодой радан выбежал навстречу, его лицо озарила сочувственная улыбка. Он быстро оценил их состояние и, не дожидаясь объяснений, подхватил Дориона под руку, помогая ему сделать последние шаги.

– Давайте, я помогу. Выглядите так, будто вы прошли через Инферно, – сказал он сочувственным тоном, хотя в его глазах скорее читался интерес.

Дорион уже почти не слышал его слов. Пересекая ворота, он вдруг почувствовал, как его ноги больше не подчиняются ему. Последние силы покинули тело, и он рухнул на землю, более не способный передвигаться. Его сознание померкло, и единственное, что он уловил, было тяжелое дыхание, словно звуки далекого шторма.

– Эй, спокойно, парень, мы здесь, – голос дозорного был мягким и уверенным, но слова доходили до сознания лишь обрывками. Дозорные подняли его и, поддерживая под руки, понесли в одну из палаток. Лекарь, быстро осмотрев раненного гостя, начал обрабатывать его раны.

София, тем временем, осталась снаружи. Ее состояние хоть и было физически легче, но душевные раны, которые она не могла скрыть, оказались куда более глубокими. Она сидела на камне неподалеку от костра, плечи были опущены, а руки безвольно лежали на коленях. Взгляд был устремлен в пустоту. Дозорные пытались задать ей вопросы, но она отвечала лишь молчанием. Ее губы шевелились, девушка пыталась что-то сказать, но звуки застревали, не достигнув ее губ.

Прошло два дня, и лагерь жил своей обычной жизнью. Часовые менялись на постах, оружие звенело на тренировочной площадке, а костры горели, освещая серую местность. Однако эта обыденность никак не касалась двух путников. Дорион большую часть времени проводил в полудреме, едва открывая глаза, чтобы поесть или глотнуть воды. Лекарь уверял, что он быстро оправится, если только даст себе немного времени.

София находилась в состоянии глубокого шока. Она медленно возвращала себе контроль над мыслями, но ее внутренний мир был разрушен. Ее рассказ о звере с горящими глазами вызвал у дозорных лишь скепсис. Для них это звучало как сказка, особенно упоминание о том, что огонь не нанес твари вреда. Сержан командующий лагерем, выслушав ее, послал пару человек проверить место их ночной стоянки.

Через несколько часов они вернулись ни с чем. Дозорные нашли лишь угасшее кострище и следы волков. Дождь смыл все и чудовище растворилось точно никогда и не существовало. Сделанные выводы были простыми: путники встретили крупного волка, который, вероятно, утащил их подругу глубоко в лес.

Для Софии эти объяснения были несущественны. Она знала правду, знала, что Виктории больше нет. Ее слезы поутихли, но это молчание лишь подчеркивало глубину горя. Она часто плакала ночью, лежа одна в палатке, но днем пыталась сохранять внешнее спокойствие.

На третий день пребывания в лагере Дорион, наконец, смог подняться с постели. Его движения были скованными и медленными, как у человека, впервые пытающегося научиться ходить заново. Тело, все еще слабое после перенесенного ужаса и потерь, отзывалось на каждое движение тяжестью и болью. Однако прогулки по лагерю, хоть и короткие, приносили ему небольшую, но ощутимую пользу. Каждый шаг среди оживленного лагерного двора, с его суетливыми жителями, звоном оружия и запахом горящих костров, будто возвращал его к жизни, по капле вливая в него силы.

София держалась немного лучше, по крайней мере, внешне. Она помогала Дориону, если видела, что ему трудно, но сама почти не разговаривала. Ее молчание было громким – оно заполняло собой все пространство между ними, делая каждую минуту совместного времени тяжелой. Глаза ее, хоть и стали немного живее, все еще были наполнены мрачной пустотой, как у человека, которого тянет за собой груз утрат. Иногда она просто садилась у костра и смотрела на огонь, ища в его пляшущих языках хоть какое-то утешение.

Между тем военный лагерь, с его строгим распорядком и ограниченными ресурсами, не был местом, рассчитанным на длительное пребывание гражданских. Уже на третий день сержан, возглавлявший этот пост, недвусмысленно дал понять путникам, что их присутствие здесь не может быть продолжительным. Он говорил без грубости, но и без обиняков: лагерь – это форпост, а не гостиница. Запасы рассчитаны на солдат, которые держат дозор, а посторонние здесь не могут задерживаться дольше, чем это необходимо. Однако, чтобы их дальнейший путь был безопасным, им выделили проводника: молодого радана по имени Алрик. Его задача заключалась в том, чтобы проводить путников до ближайшего города, который находился в нескольких часах пути.

Сборы в лагере проходили в тягостной тишине. София и Дорион собирали свои вещи молча, даже простые слова могли разбудить боль, которую они оба так старательно пытались подавить. Молодые люди понимали, что говорить о случившемся сейчас бесполезно. Каждый из них нес свой груз, и этот груз был слишком тяжелым, чтобы делить его с кем-то еще. Они коротко поблагодарили сержана и дозорных за помощь, но благодарность прозвучала формально – никто не мог выдавить из себя больше, пребывая на грани эмоционального опустошения.

Когда они наконец вышли из лагеря, солнце уже поднималось над горами, окрашивая небо бледно-золотистым светом. Алрик шел впереди, уверенно направляя их по тропе, ведущей вниз, к равнинам. Его легкость в движении резко контрастировала с медленными и усталыми шагами его спутников. Дорион, стиснув зубы, старался идти, не показывая слабости, но время от времени его ноги подкашивались, а руки машинально хватались за стволы деревьев или выступы скал, чтобы удержать равновесие. София шла позади, молча погруженная в свои мысли, ее взгляд то и дело задерживался на горизонте, где линия земли встречалась с серым небом.

Путь был относительно легким, но каждый шаг тянулся для них, как вечность. Алрик пытался разрядить напряжение, рассказывал какие-то истории о своей службе, но ни Дорион, ни София не поддерживали разговор. Им было не до этого. Их молчание словно обволакивало всех троих, даже молодой радан в итоге замолчал, оставив их наедине с мыслями.

Вскоре из-за низких лесов показались первые очертания городских стен. Вид массивных укреплений на горизонте вызвал смешанные чувства. София остановилась, глядя на них, как будто не веря, что они так близко к цели. Дорион, напротив, почувствовал слабое облегчение: он знал, что их испытание в горах закончилось, но вместе с этим пришло осознание: никакой город не сможет стереть того, что произошло.

Когда они подошли ближе, стены города поднялись перед ними, внушительные и суровые. Их белый камень, освещенный вечерним солнцем, казался непреодолимым барьером между прошлым и будущим. София, слегка приподняв голову, прошептала:

– Ну вот и все.

В ее голосе не было радости. Это был лишь факт, констатация завершения одного из самых трагичных этапов ее жизни. Она знала, как и Дорион, что город не принесет им покоя. Их прежняя жизнь осталась позади, погребенная под грузом утрат и скорби. Теперь перед ними была лишь неизвестность, которую им предстояло принять.

Вместе

Городская суета и величественные каменные здания Брокрейна встречали путников громкими звуками, терпкими запахами и пестрыми красками. Всего несколько дней назад они находились на грани жизни и смерти, и теперь, стоя среди кипящей жизнью площади, все казалось им каким-то нереальным. Массивные белые стены города, увенчанные шпилями и сторожевыми башнями, поражали своим величием. Узкие улочки переходили в широкие мостовые, заполненные горожанами, торговцами и экипажами, а яркие витрины лавок радовали глаз. Воздух был насыщен ароматами свежевыпеченного хлеба, жареного мяса и легкими нотками осенней сырости после недавнего дождя.

Средства у Дориона и Софии были на исходе, поэтому они выбрали скромный, но уютный постоялый двор на самой окраине. Толстые каменные стены возвышались над ними, как молчаливые стражи, даруя чувство защищенности, которого им так не хватало в последние дни. Здесь, за прочными дверьми, в тишине небольших комнат, они впервые за долгое время могли спать спокойно, не прислушиваясь к каждому шороху в ночи.

Первые дни в Брокрейне прошли почти незаметно. Дорион, оправлявшийся от ран, бродил с Софией по улицам города. Они наблюдали за повседневной жизнью, казавшейся такой далекой от их собственных переживаний. София выглядела спокойнее, хотя ее взгляд часто выдавал горечь утраты. Она не улыбалась, но в шумной и оживленной атмосфере города нашла какое-то утешение. Дорион же ловил себя на мысли, что все эти прогулки лишь временная отсрочка. Он понимал, что они не смогут остаться здесь надолго, но как поднять эту тему он не знал. Готова ли София продолжать путь и захочет ли?

Однажды гуляя по городскому парку, молодые люди любовались осенним пейзажем, когда София внезапно спросила:

– Ты когда-нибудь думал о богах? – их шаги тихо шелестели по гравийной дорожке, усыпанной опавшими листьями. Ее голос звучал спокойно, почти задумчиво, она перебирала в памяти собственные мысли, прежде чем произнести их вслух. – У Вики, например, всегда был Агнисар. Она… Она всегда говорила, что он ее вдохновляет. Помнишь ее кулон? Пылающее солнце.

Дорион кивнул, не говоря ни слова. Он тоже вспомнил серебряный кулон Виктории, который она носила постоянно. Этот символ всегда казался частью ее самой: решительной, сильной, уверенной.

– А мне всегда больше нравилась Эльдра, – продолжила София, чуть улыбнувшись. – Богиня света и справедливости. Она такая… чистая. Ты знаешь, у нее есть золотой жезл, «Луч рассвета». Он способен раскрывать ложь и пробивать любую тьму. Говорят, что, если нужно, он превращается в оружие. Не грубую силу, как у Агнисара, а что-то изящное. Справедливое. Я всегда думала, что если бы у богов были такие вещи, чтобы бороться за правду, то и у нас был бы шанс изменить этот мир к лучшему, – ее взгляд устремился вперед, к осенним деревьям, словно она видела в их желтых листьях отблески чего-то большего.

Она помолчала немного, а затем, повернувшись к Дориону, вдруг спросила:

– А у тебя кто любимый бог?

Дорион усмехнулся, пытаясь разрядить обстановку и немного повеселить девушку легкой шуткой.

– Ну, как и все жители Элтрании, конечно же, я люблю Агнисара, – протянул он, но, заметив ее прищуренный взгляд, добавил: – Ладно, честно? У меня нет любимого бога.

София слегка удивленно подняла брови, и он продолжил, пожав плечами:

– Родители в детстве пытались приобщить меня к Агнисару. Ну, ты знаешь, как это бывает: рассказы о его силе, жертвенные подношения, праздники. Но… не знаю. Чем больше они пытались, тем больше это казалось мне пустым, – он замолчал на мгновение, подбирая слова. – Наверное, я просто никогда не чувствовал в этом искренности. Для меня это все было как обязаловка, что ли. Как будто я должен поклоняться ему просто потому, что все вокруг так делают.

Он посмотрел на Софию и чуть улыбнулся.

– Может, я просто не создан для таких вещей.

Осень надвигалась все стремительнее. Небо часто затягивалось тучами, дожди становились холоднее, а ночи длиннее. Погода, точно подталкивая их к действиям напоминала, что дальше откладывать решение нельзя. Дорион провел несколько дней, раздумывая над тем, как им лучше добраться до столицы. Он обходил конюшни, говорил с торговцами и караванщиками, но цены за место в караване или экипаже оказались слишком высокими. Наконец, ему удалось договориться об аренде старого коня, отдав за это последний дартон. Конь, пусть и не первой молодости, был надежен и должен был доставить их до окраин столицы к вечеру следующего дня.

Однако Дорион все еще не знал, захочет ли София покинуть город. В последний вечер перед отъездом он пригласил ее на прогулку по узким улочкам Брокрейна. Вечер был прохладным, воздух пах дождем, а желтые фонари, горевшие вдоль улиц, придавали городу уютный, но немного печальный вид.

Когда они остановились на одном из мостов, откуда открывался вид на реку, Дорион наконец решился заговорить.

– Софи, я хотел поговорить, – начал он неуверенно, опустив взгляд на перила моста. – О нашем дальнейшем пути и о… Виктории.

Ее глаза, которые до этого блуждали по отражениям света в воде, медленно повернулись к нему. На лице читалась усталость, но во взгляде была готовность слушать.

– Что именно ты хочешь сказать? – тихо спросила она.

Дорион вздохнул, собирая мысли.

– Я не знаю, как ты все это выдерживаешь, Софи. Все, что случилось, я не могу перестать думать о том, что мы могли поступить иначе, – он замолчал, пытаясь подавить дрожь в голосе. – Если бы я настоял, чтобы мы вернулись или подождали караван… может, Виктория была бы жива.

София долго молчала, опустив взгляд. Ее пальцы дрожали, пока она сжимала подол своего плаща.

– Я тоже думаю об этом, – прошептала она наконец. – Но я не виню тебя. Я… – ее голос дрогнул, и она выдохнула, пытаясь взять себя в руки. – Я думала, что все будет иначе. Я даже надеялась, что между тобой и Вики что-то было.

Дорион удивленно взглянул на нее.

– Между мной и Викторией? – переспросил он. – Но ведь все эти твои шутки, это же были просто шутки?

София слегка улыбнулась, но ее улыбка была горькой.

– Да. Она всегда была такой сильной, решительной. Я думала… Я думала, что ты ей нравишься. И что вы, может быть, станете чем-то большим, чем просто друзьями.

Дорион покачал головой, опуская взгляд.

– Нет, София, это не так. Между нами, ничего не было. Мы просто не хотели, чтобы ты беспокоилась. Знали, что эта тварь может вернуться, и пытались держать тебя в безопасности. А теперь я жалею, что вообще позволил нам отправиться в это путешествие. Если бы я настоял на другом маршруте, если бы мы не торопились…

– Не говори так, – перебила его София, ее голос неожиданно стал твердым. – Это была не твоя вина. И не моя. Мы все приняли решение. Мы думали, что справимся.

Она замолчала, ее взгляд снова опустился на воду, где лунный свет переливался в мягких волнах.

– Я мечтала, чтобы все было по-другому, – продолжила она. – Мечтала, что мы втроем дойдем до столицы. Что Вики будет смеяться над моей наивностью, а ты… Ты просто будешь рядом с нами. Но теперь этого уже не будет.

Ее голос задрожал, но она продолжила:

– Виктории больше нет. И я не могу это изменить. Но я не хочу, чтобы ее смерть стала напрасной. Мы должны идти дальше, ради нее.

Дорион медленно кивнул, ощущая, как ее слова проникают в душу. Он понял, что она права. Все, что они могли сделать сейчас это идти дальше.

– Мы уедем завтра, – сказал он, стараясь говорить ровно. – У нас есть конь. Мы доберемся до столицы. Вместе.

София взглянула на него, ее глаза блестели от слез, но в них была решимость. Она кивнула.

– Вместе, – повторила она тихо.

Они долго стояли молча, слушая плеск воды и шум далеких городских улиц. Теперь у них была цель, но вместе с ней – неизлечимая рана, которую каждый из них будет нести до конца пути, до конца жизни.

Сквозь грязь и тьму

На следующий день они покинули Брокрейн, вновь отправившись навстречу своим мечтам. Путешествие выдалось легким. Осеннее солнце, хотя уже и не дарило былого тепла, позволило им двигаться в комфортных условиях. Узкие тропы сменялись широкими дорогами, деревни и маленькие городки мелькали один за другим, уступая им дорогу. Дорион уверенно вел коня в ровном темпе, стремясь пройти как можно больше, успев до заката. София, прижавшись к его спине, согревала юношу своим теплом, и оба они наслаждались молчанием, слушая мерное постукивание копыт и шум ветра в деревьях.

Вскоре, ближе к вечеру, небо стало медленно темнеть, наполняясь приглушенными красками заката. София начала проявлять беспокойство, тревожась, что ночные сумерки настигнут их раньше, чем они достигнут города. Однако ее опасения быстро развеялись, когда впереди появились первые признаки конечной остановки – столицы Альдос. Этот величественный город был скрыт за скалистыми выступами, и его внезапное появление казалось почти волшебным. Когда они приблизились, перед ними развернулась захватывающая панорама: Альдос, исполинский гигант, заполнил горную долину своими мощными стенами и многоярусными строениями.

Пригород столицы состоял из хаотично разбросанных домиков, в основном небольших и бедных. Эти странные постройки, прижимавшиеся друг к другу, казалось, были воздвигнутый в крайней спешке, построенные из мусора и остатков выброшенных материалов. Однако даже среди их ветхих стен чувствовалась жизнь: рабочие торопливо заканчивали дела, дети играли у дороги, а торговцы громко рекламировали свои товары. Лошадей и телег было так много, что казалось, дорога превратилась в бурлящий речной поток, порою хаотично меняющий свое направление. Дорион осторожно правил коня, стараясь не угодить под колеса груженой телеги или в вонючий сточный канал, тянувшийся вдоль дороги. Запах сточных вод смешиваясь с навозом и сыростью придавал пригороду неповторимый аромат, который мог надолго отбить желание повторного визита. София морщила нос, но ничего не говорила, понимая, что это лишь первые признаки города.

Первая стена, ограждавшая город, возвышалась впереди, обозначая границу между пригородом и самим Альдосом. Это были промышленные и ремесленные кварталы, где дым от кузниц поднимался высоко в небо, а воздух был наполнен металлическим запахом и копотью. Здесь улицы были шире, но плотность людей и телег только увеличивалась. Открытые каналы канализации все еще сопровождали дорогу, но ближе к стене их закрывали решетками, хотя запах сохранялся. Лошади, телеги и гул толпы создавали ощущение беспокойного движения, как будто сам город дышал и жил своей ритмичной жизнью.