Бьет мертвое сердце.
И звуки глухие из мира доходят,
И ранят больнее, и душу изводят,
И смех проливной одиночество множит,
И говор чужой беспардонно тревожит.
1987 г.
* * *
Перевернута еще одна страница
И она, как и прежние исписана, но пуста.
Проходят дни,
Дни одиночества…
Давно уже нигде не теплится надежда.
Сыро и дождливо,
Все дождь, дождь и дождь,
А в промежутках между дождями глупое и пустое солнце,
Натянутые улыбки, избитые слова.
Идет дождь…
Вновь опускается занавес
И ты остаешься один на один с собой.
Страшное совмещение,
Особенно, если вам нечего сказать друг к другу.
Негромкий шум дождь,
Словно сказка, рассказанная в детстве,
Словно обрывок, оторванный от чего-то весьма родного.
Что-то осталось там.
Что-то очень важное и нужное.
Гул транспорта, гул жизни,
Шлепанье дождя,
Надорванные вздохи грусти.
Ты
И твое одиночество.
1987 гг.
* * *
Опять, в который раз меня тащат к стенке,
Меня ставят к стенке,
Меня расстреливают.
Опять, который раз
Злобно и ликуя, смотрят
Глазами победителей,
Глазами справедливости.
Уверенные в своей правоте,
В неистовом воодушевлении ликуют.
Который раз?..
Я устал быть расстрелянным.
Но так случилось, что жизнь моя
Им кажется упреком –
Немым упреком.
И снова за слова
И ни за что
В агонии расстрелянная правда.