Сговор диктаторов или мирная передышка?

23 августа 1939 г.

Правительство СССР и Правительство Германии, руководимые желанием укрепления дела мира между СССР и Германией и исходя из основных положений договора о нейтралитете, заключенного между СССР и Германией в апреле 1926 года, пришли к следующему соглашению:

Статья I

Обе Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга, как отдельно, так и совместно с другими державами.

Статья II

В случае если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу.

Статья III

Правительства обеих Договаривающихся Сторон останутся в будущем в контакте друг с другом для консультации, чтобы информировать друг друга о вопросах, затрагивающих их общие интересы.

Статья IV

Ни одна из Договаривающихся Сторон не будет участвовать в какой-нибудь группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой стороны.

Статья V

В случае возникновения споров или конфликтов между Договаривающимися Сторонами по вопросам того или иного рода, обе стороны будут разрешать эти споры или конфликты исключительно мирным путем в порядке дружественного обмена мнениями или в нужных случаях путем создания комиссий по урегулированию конфликта.

Статья VI

Настоящий договор заключается сроком на десять лет, с тем что, поскольку одна из Договаривающихся Сторон не денонсирует его за год до истечения срока, срок действия договора будет считаться автоматически продленным на следующие пять лет.

Статья VII

Настоящий договор подлежит ратифицированию в возможно короткий срок. Обмен ратификационными грамотами должен произойти в Берлине. Договор вступает в силу немедленно после его подписания.

Составлен в двух оригиналах, на немецком и русском языках, в Москве 23 августа 1939 года.

    По уполномочию
    Правительства СССР
    В. Молотов
    За Правительство
    Германии
    И. Риббентроп

Договор ратифицирован: Верховным Советом СССР и рейхстагом Германии 31 августа 1939 г. Обмен ратификационными грамотами произведен 24 сентября 1939 г. в Берлине.[148 - АВП СССР. Ф. 3а – Германия Д. 243.] Как обычно утверждается, одновременно с советско-германским договором о ненападении был подписан «секретный дополнительный протокол», текст которого стал известен всего лишь двадцать лет назад, в период разгула горбачевщины пополам с яковлевщиной. Утверждается, что его содержание таково:

Секретный дополнительный протокол к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом

23 августа 1939 г.

При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:

1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами.

2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана.

Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.

Во всяком случае оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.

3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях.

4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.

Москва, 23 августа 1939 года

    По уполномочию
    Правительства СССР
    В. Молотов
    За Правительство
    Германии
    И. Риббентроп

Более того. Утверждается, что в официальных изданиях этот текст приводится по сохранившейся машинописной копии, хранившейся в АВП СССР, ф. 06, оп. 1, п. 8, д. 77, л. 1–2.

На этом основании в декабре 1989 г. вопрос о политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении был рассмотрен шабашем предателей Великой Державы – Съездом народных депутатов СССР. Съезд констатировал, что-де приложенный к договору «секретный дополнительный протокол» как по методу его составления, так и по содержанию являлся отходом от каких-то «ленинских принципов советской внешней политики»!? В те времена подобная бредятина насаждалась самыми отчаянными мерами – увы, власть принадлежала ярым врагам Великой Державы и они, пользуясь абсолютной безнаказанностью, врали, фальсифицировали и насильно внедряли свою ложь в сознание масс. Это был умышленно избранный ими путь к развалу СССР. Потому как предпринятое в нем разграничение «сфер интересов» СССР и Германии, по оценке этого шабаша гнусных предателей Великой Державы, находилось с юридической точки зрения в противоречии с суверенитетом и независимостью ряда третьих стран, в связи с чем он посмел признать этот и иные советско-германские документы того времени юридически несостоятельными и недействительными с момента подписания! Следовательно, Прибалтийские республики могли спокойно выходить из состава СССР, что они и сделали, воспользовавшись вакуумом власти в период фарсового путча ГКЧП августа 1991 г.

Однако долго это вранье продолжаться не могло. Прежде всего, потому, что ничего сверхъестественного ни в договоре, ни в «секретном дополнительном протоколе» не было, если, конечно, он имел место быть. Авторитетный современный историк Ю. В. Емельянов в своей книге «Прибалтика. Почему они не любят бронзового солдата?» (М., 2007) указывает: «Профессиональный сотрудник КГБ СССР, проработавший немало в главных архивах страны, В. А. Сидак обратил внимание в печати на то, что до сих пор никто не видел подлинников этих самых протоколов, вокруг которых кипело и кипит столько страстей. То, что выдают за фотокопии с исчезнувших протоколов, доказывает В. А. Сидак, является фальшивкой. В своих публикациях В. А. Сидак приводит убедительные свидетельства грубых несоответствий используемых до сих пор фотоматериалов требованиям делопроизводства. Он указывает на грубые ошибки, в том числе и грамматические, в приводимых текстах, которые, скорее всего, стали следствием несовершенного перевода с немецкого на русский изготовителями фальшивок».[149 - Емельянов Ю. В. Указ. соч., с. 231.]

Ю. В. Емельянов также справедливо отмечает, что «…рубежи, на которых останавливались вооруженные силы Германии и СССР в 1939–1940 годах, не всегда отвечали текстам "секретных протоколов", а потому очевидно, что они не носили характер, обязательный к исполнению. Поэтому, скорее всего, В. А. Сидак прав, и никаких письменных соглашений такого рода между Германией и СССР не было. В то же время, очевидно, что подписание договора от 23 августа 1939 года (а затем и договора от 28 сентября) было тесно связано с некими договоренностями о невмешательстве Германии и СССР в пределы определенных государств или территорий. Вероятно, немецкие участники переговоров сделали черновые записи относительно устных договоренностей, о которых шла речь в Кремле, которые затем после войны стали выдавать за "секретные протоколы", определившие "сферы влияния" двух держав. События 1939–1940 годов показали, что "сферы влияния" Германии и СССР, которые были определены, скорее всего, устными договоренностями, отнюдь не означали, что входившие в них страны или земли рассматривались сторонами как германские или советские. Понятие "сфера влияния", к которому, возможно, прибегли участники переговоров в Кремле, или понятие "сфера государственных интересов", к которому прибегали в СССР в 1939–1941 годах для обозначения на географических картах польской территории, оказавшейся под германской оккупацией, были достаточно неопределенными. Как показали дальнейшие события, все зависело от конкретного положения той или иной страны или территории. Объявление Германии о своей незаинтересованности в Бессарабии означало ее готовность не препятствовать тем действиям СССР, которые будут связаны с непризнанием румынской аннексии этого края. Объявление Литвы и значительной части Польши "сферой влияния" Германии могло означать, что СССР не начнет войны, если германские войска войдут на территорию этих стран. Аналогичным образом могла бы действовать и Германия, если бы советские войска вступили в Эстонию, Латвию, Финляндию и восточную часть Польши».[150 - Там же, с. 232–233.]

Спор о том, был ли этот самый «секретный дополнительный протокол» в действительности или же не был, давно приобрел характер ожесточенной битвы сугубо стратегического характера. Пожалуй, даже, глобальный характер. Уж слишком многое в послевоенной политике выводится из факта признания его наличия или факта непризнания его наличия. К тому же колоссальную роль играет отчаянная антисоветская и антисталинская пропаганда, рьяно демонизирующая не столько даже сам факт подписания договора о ненападении, хотя и без этого тоже не обходится, сколько факт априорного признания наличия и якобы достоверности «секретного дополнительного протокола» к нему. Короче говоря, общественное мнение и сознание умышленно дурят, демонстративно делая из Сталина еще большее чудовище, чем даже сам герр Гитлер.

Между тем приводимый якобы «секретный дополнительный протокол» к советско-германскому договору о ненападении от 23 августа 1939 г. – натуральная, запредельно подлая фальшивка, преследовавшая сугубо антигосударственные цели, но чрезвычайно трудно поддающаяся разоблачению! И вот почему. Для начала попробуйте хотя бы самим себе объяснить такие парадоксы:

I. Почему якобы реальный «секретный дополнительный протокол», который якобы являлся неотъемлемой органической частью договора о ненападении, в сравнении с самим договором имеет совершенно не те параметры архивного хранения, которые ему было бы положено иметь?! Ведь архивные координаты самого договора – АВП СССР, Ф. 3а – Германия, д. 243, в то время как якобы «сохранившаяся машинописная копия протокола» находится в АВП СССР, Ф. 06, Оп. 1, П. 8, Д. 77, Л. 1–2!? Поясню, в чем тут дело. В НКИД-МИД СССР существовал особый порядок архивного хранения открытых документов и конфиденциальных/секретных приложений/протоколов к ним. Но у этого порядка были очень четкие параметры. Если, например, договор хранился в АВП СССР, Ф. 3а – Германия, д. 243 (попутно отметим еще одну несуразность – договор о дружбе и границе от 28 сентября почему-то угодил не в это дело, а в дело № 246), то секретный протокол должен был бы храниться в Ф. 03а – Германия! Ноль перед буквенно-цифровым обозначением архивного фонда означает, что там концентрируются секретные или конфиденциальные документы.

Нам же предлагают удовлетворить свое любопытство бумажкой из Ф. 06, Оп. 1, П. 8, Д. 77, Л. 1–2! в котором, судя по всему, концентрировались в том числе и материалы курирования германского посольства в Москве и переписки между ним и НКИД СССР!?[151 - Такой вывод сделан потому, что огромное количество опубликованных документов о встречах Сталина и Молотова с Шуленбургом и другими дипломатическими представителями Германии, в том числе и из состава германского посольства, имеют ссылку именно на этот фонд. К тому же в этом фонде материалы переписки с другими посольствами, а также другие документы.] А ведь это просто немыслимо. В НКИД-МИД СССР порядок простого и секретного делопроизводства в сталинский период, особенно когда НКИД возглавил Молотов, был поставлен на высочайшем уровне. За подобные нарушения секретного делопроизводства в те времена можно было запросто схлопотать от НКВД, но по «рекомендации» руководства НКИД, «бесплатную путевку» в колымский «санаторий» годков так на пять – восемь. Чтобы не быть голословным с указанием архивных фондов для простых и конфиденциальных/секретных дипломатических документов, приведу три примера – по Прибалтике. Почему именно по Прибалтике? Да потому, что эти примеры наиболее близки по тематике. Как известно, в сентябре – октябре 1939 г. с Литвой, Латвией и Эстонией были подписаны пакты о взаимопомощи, а также иные документы. Почти все они имели конфиденциальные протоколы. Так вот, открытые тексты договоров с давних пор хранятся в Ф. 3а, соответственно через тире в каждом отдельном случае указываются Литва, Латвия, Эстония, то есть Ф. 3а – Литва, Ф. 3а – Латвия, Ф. 3а – Эстония. А вот конфиденциальные протоколы к этим же договорам и пактам с указанными государствами с тех же давних пор хранятся в Ф. 03а– Литва, Ф. 03а– Латвия, Ф.03а– Эстония. Причем нумерация дел этого архивного фонда также имеет условное обозначение секретности – впереди каждой цифры поставлен ноль. Например, Ф.03а – Эстония, Д. 010, Ф.03а – Литва, Д. 05 и так далее. Почему же нам все время тычут бумажкой из фонда, который не относится к секретным/конфиденциальным документам по Германии?!

II. Сам по себе текст договора секретным не был. В таком случае, согласно положениям инструкции о секретном делопроизводстве в НКИД-МИД, к оригиналу текста договора, если в нем самом нет никакого упоминания о протоколе, должен быть приколот специальный лист – заменитель, информирующий о том, где, в каком конкретно деле какого архивного фонда хранится «секретный дополнительный протокол» и каков порядок доступа к нему, или какая-либо иная оговорка. Но этого же тоже нет. Для иллюстрации этого важнейшего нюанса еще раз сошлюсь на соответствующий пример. 10 октября 1939 г. между СССР и Литвой был подписан «Договор о передаче Литовской Республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой». К договору имеется Приложение № 1 – Конфиденциальный протокол. Так вот, сам договор хранится в АВП СССР, Ф. За – Литва, Д. 55, а вот Конфиденциальный протокол – в АВП СССР, Ф.ОЗа, Д. 05. И там, и там есть указание, где хранится другой взаимосвязанный документ! Причем в самом договоре есть прямое упоминание о протоколе. И так со всеми документами, подписанными с государствами Прибалтики и имевшими какие-либо конфиденциальные или секретные составляющие.

III. Почему в ретроспективе столь нагло нарушены жесткие советские инструкции по секретному делопроизводству в Народном комиссариате иностранных дел СССР?! Ведь за несанкционированное снятие машинописной копии с секретного документа в те времена могли и к стенке вполне заслуженно поставить! Между тем необъяснимым чудом «всплывшая "сохранившаяся машинописная копия" секретного дополнительного протокола» не дает ни малейшего представления о следующих элементарных вещах. Прежде всего, о том, кто ее сделал, по чьему приказу, кто машинистка, кто заверил, какова рассылка копии (копий) по адресатам, какой номер экземпляра фигурирующей копии и т. д.!? Ведь суровая инструкция о секретном делопроизводстве в НКИД-МИД СССР жестко обязывала сделать это. Но ведь и этого тоже нет!

IV. Почему необъяснимым чудом, но по мановению невесть откуда взявшейся «волшебной палочки» «всплывшая "сохранившаяся машинописная копия" секретного дополнительного протокола» самым удивительнейшим образом абсолютно идентична некой копии, которая болтается в американских и германских архивах?! Дадим слово одному из тех, кто участвовал в наведении тени на плетень в этой истории – Льву Александровичу Безыменскому. В шестом номере журнала «Вопросы истории» за 1989 год (парадоксально, но факт, что его публикация шла как бы на подтверждающее упреждение аргументации и решений II Съезда народных депутатов) он отмечал: «Если говорить о протоколах, то здесь положение парадоксальное. Само наличие договоренностей нами не отрицалось – даже осенью 1939 года, что было черным по белому напечатано в «Известиях». Да и в первом издании "Истории Великой Отечественной войны" говорилось об этом… В архивах СССР этих протоколов нет. Как мне разъяснили в Политическом архиве МИД ФРГ, и там его нет, он погиб во время бомбежки Берлина».

Комментарий. На секунду прервем цитирование Безыменского и отметим следующее. Во-первых, он имел в виду «Известия» от 24 августа 1939 г. Правда, таким выражением – «само наличие договоренностей нами не отрицалось…» – Безыменский, в сущности-то, навел тень на плетень. Потому что в «Известиях» от 24 августа 1939 г. сообщалось о подписании договора о ненападении, а не о якобы подписанном секретном дополнительном протоколе, который, к тому же, стороны якобы обязались держать в строгом секрете, если верить в то, что он действительно имел несчастье быть подписанным.

Во-вторых, вы только вдумайтесь в то, что ему заявили немцы и во что он безоглядно поверил при всем своем колоссальном опыте. Ведь немцы, как бы это дипломатичнее сказать, судя по всему, просто поиздевались над ним, заявив, что оригинал погиб во время бомбежки Берлина! Какой бомбежки, в каком году, в каком месяце, какого дня конкретно?! Ведь немцы после каждой бомбежки, тем более в середине войны, составляли подробные акты об ущербе и потерях (как людских, так и материальных). Гибель же важных документов, тем более из архива министра иностранных дел Третьего рейха, должна была быть зафиксирована соответствующим актом. Но немцы, уже западные, ничего подобного не сказали. Зато у нас есть все основания категорически заявить, что даже современное так называемое высокоточное оружие в состоянии лишь залететь в конкретную форточку и там взорваться! Да и то, если честно, это должно быть столь уж высокоточное оружие, которое вовсе не состоит на вооружении армий ведущих государств мира. Это отдельные, штучные экземпляры, используемые в особо важных случаях. А в годы Второй мировой войны о таком оружии мечтали только самые дерзкие конструкторы, да и то про себя. Но тогда как объяснить, что в конкретную папку с документами из личного архива Риббентропа с невероятной точностью угодила чья-то бомба?! И ведь не просто угодила, а оказалась настолько «умной», что открыла эту папку, где хранились документы по советско-германским отношениям в период с 23 августа 1939 по 22 июня 1941 г., на нужной странице и уничтожила именно ту самую страницу, которую и являл собой самый первый «секретный дополнительный протокол»!? А вот это уже такая сказка, которой позавидовали бы все фантасты мира вместе взятые! Особенно если учесть, что архивы таких учреждений, как МИД, тем более его главы, не хранятся на этажах основного здания учреждения. Для этого оборудуются специальные подземные хранилища, которые дажепри сильнейшей бомбежке могут и вовсе не пострадать, потому как разбомбленные верхние этажи в таком случае попросту защищают подземный архив. И не только могут не пострадать, а действительно не пострадают. В крайнем случае изготавливают особо прочные стальные сейфы большой вместимости. Уж что-что, но это немцы умели делать как никто другой в мире. И тем не менее профессор Безыменский на полном серьезе выдал эту немецкую версию со страниц уважаемого журнала профессиональных историков! Если и того проще, то навешал лапшу на уши уважаемому сообществу профессиональных историков. А ведь Л. А. Безыменский ко всему прочему еще и фронтовик и, казалось бы, должен был бы знать, что и как может пострадать при бомбежке. Увы…

Но продолжим цитирование Безыменского: «Что же касается происхождения бытующих в литературе копий, то они имеют своим источником негативы микрофильмов, снятых по приказанию Риббентропа, начиная с 1943 г. Микрофильмы были вывезены в Тюрингию, где сотрудник МИД Карл фон Леш передал их англо-американской поисковой группе. Фильмы попали в Лондон, были обработаны, после чего на имя Черчилля был составлен специальный доклад. Позитивы микрофильмов из "коллекции Леша" хранятся в Национальном архиве США, негативы возвращены в МИД ФРГ. Примечательно, что в этих микрофильмах (их 19) документы снимались вперемежку, сам текст договора – на фильме F-11, а секретный протокол – на фильме F-19. На этих кадрах немецкий и русский тексты с подписями Риббентропа и Молотова, а также немецкий текст, перепечатанный на специальной пишущей машинке для Гитлера».

Комментарий. Опять на пару секунд прервем цитирование Безыменского. Обратите внимание на то, что немцы заявили Безыменскому, что микрофильмирование началось в 1943 г. Значит, до 1943 г. все документы, связанные с 23 августа 1939 г., были, что называется, живы. Но в таком случае хотелось бы понять одну простую вещь. Как могло случиться такое, что теснейшим образом взаимосвязанные между собой документы немцы, эти известные всему миру педанты и аккуратисты, в том числе, а нередко и прежде всего именно в документации столь по-идиотски, разрозненно микрофильмировали?! Договор на одном фильме, протокол – на другом!? Вам это не напоминает несуразицу в наших архивах, в том числе и связанную непосредственно с этими же документами?! Кто бы объяснил вразумительно, почему и в советском, и в немецком архивах в отношении одного и того же документа совершенно идентичная по смыслу несуразица?! Трудно понять, как это немцы, подчеркиваю сие вновь, всемирно же известные и всемирно же признанные абсолютные лидеры в аккуратизме и педантизме ведения бумажного делопроизводства, вдруг допустили бы такой идиотизм, осуществив разрозненное микрофильмирование теснейшим образом взаимосвязанных между собой документов, не говоря уже о расточительности такого действия с экономической точки зрения?! К концу войны Германия испытывала острейшую нужду буквально во всем, а тут такое непонятное расточительство!? С другой стороны, гитлеровцы настолько прекрасно и последовательно вели свое бумажное делопроизводство, настолько четко оформляли все свои бесчеловечные деяния на бумаге, что потом Нюрнбергский трибунал великолепно использовал все их документы, чтобы вынести абсолютно справедливый и изумительно обоснованный приговор. Да, тот факт, что в те времена подавляющее большинство немцев были гитлеровцами, нацистами – не оспаривается. Но даже это не лишает тех делопроизводителей германского МИД их национальной особенности – аккуратизма, педантичности и точности ведения делопроизводства. А всю жизнь специализирующийся на истории Германии профессор Безыменский даже на секунду не задумался над тем, как могло произойти столь несуразное явление. Как, впрочем, не призадумался он и над следующим фактом. В 1939 г. у Гитлера со зрением было все в порядке. Это уже в середине войны с СССР зрение у него сильно испортилось, и специально для него сделали пишущую машинку с крупным шрифтом. Но в 1943 г., когда она появилась в секретариате фюрера, шла ожесточенная война с Советским Союзом. И на кой же нацистский черт тогда ему мог понадобиться отпечатанный на этой машинке «секретный дополнительный протокол»?! Этот «документ» мог интересовать его только в период с 24 августа 1939 г. по 22 июня 1941 г. Не более того. Но тогда он, фюрер германской нации, еще обладал вполне нормальным зрением. Почему Л. А. Безыменский не обратил на это внимание – никак не понять. Впрочем, не понять и другого. В своей статье он указал, что «на этих кадрах немецкий и русский тексты с подписями Риббентропа и Молотова». И ни на йоту не задумался над тем, а как такое могло произойти. Ведь и основной документ – в данном случае договор о ненападении – и приложения к нему в лице протокола, если он действительно имел несчастье быть подписанным, должны были быть оформлены единым стилем. Это всемирное правило всех дипломатов. Если в тексте самого договора было указано, что он «составлен в двух оригиналах, на немецком и русском языках, в Москве 23 августа 1939 года», то точно такое же указание должно было бы быть и в тексте протокола. Но ведь и его тоже нет! В связи с чем возникает вопрос: а что же тогда осталось в Москве, если протокол должен был быть составлен всего в двух оригиналах – на немецком и русском языках?! Понимаете ли, в чем все дело-то?! В соответствии с незыблемой, фактически испокон веку существующей дипломатической практикой во время процедуры подписания тех или иных внешнеполитических и иных документов происходит следующее. Стороны подписывают оба экземпляра, то есть два оригинала на русском и иностранном языках, а затем обмениваются папками, в которых лежат эти документы. Подписанный экземпляр оригинала на иностранном языке остается в Москве, подписанный экземпляр оригинала на русском языке – передается представителю иностранного государства. А тут МИД ФРГ заявил Безыменскому такое, во что он сходу поверил и других пытался уверить в том, что на микрофильме немецкий и русский тексты с подписями Риббентропа и Молотова!? Это что же выходит, что Риббентроп, мягко выражаясь, без спросу прихватил с собой и немецкий оригинал, официально имея на руках оригинал на русском языке?! Конечно, это немыслимо даже в гипотетическом варианте. Но в том-то все и дело, что, по сути-то, выходит, что профессор пытался уверить читателей именно в этом. Кстати говоря, если необъяснимым чудом сохранилась «машинописная копия», то она должна была быть переводом с немецкого, а не тупо один к одному повторять то, что было якобы было микрофильмировано в ведомстве Риббентропа. Взгляните на тексты необъяснимым чудом «всплывшей "сохранившейся машинописной копии" секретного дополнительного протокола» и фигурирующей в исторических исследованиях под малопочтенным наименованием «русский текст в версии "копии с копии"» (кстати говоря, ее-то и привел в своей статье Л. А. Безыменский):