Туманы янтарного берега

– Отпусти! – Лиза хотела крикнуть на мужчину, но она и сама услышала, что получилось у неё только жалобное хныканье, отчего ей стало вдруг противно за саму себя. Она понимала, что не далеко оставалось до фатальной ошибки, но ничего уже не могла сделать, эмоции обиды, из-за неосторожных действий самого Феликса превратились в острое чувство обиды, которое подобно детонатору, привело в действие постоянно скрываемые, подавляемые силы.

– Нет, постой! – Феликс вновь отвёл руки Лизы от её лица, но на этот раз он увидал, как из-под плотно закрытых век девушки пробивались две струи чёрных как дёготь, слёз. Ещё одно мгновение, и Лиза раскрыла глаза. На Феликса устремились два нечеловеческих ока, каждое из которых было черней вороного крыла. От голубых глаз девушки не осталось и следа. Потоки чёрных слёз усилились, превратившись в две струйки. Очертив линию через всё лицо девушки, слёзы сорвались с её подбородка и в один миг упали на поверхность кровати, выжигая в велюре отверстия до самого деревянного основания, но Феликс не мог быть уверен, останавливалось ли хищное вещество на этом, или проедало себе путь дальше, до самого пола.

Отпустив руки девушки, мужчина отскочил назад, выкрикивая её имя. Он испугался, что чёрные слёзы, прожигавшие всё на своём пути, могли сделать с самой Лизой. Но самой девушке эта субстанция не причиняла видимого вреда. Однако одними жгущими слезами дело не ограничилось. В следующий момент в квартире стал по переменной гаснуть и включаться светильники и другие электроприборы. Это продолжалось не так уж долго, поскольку источники света не выдержали и лопнули, обдав комнату градом осколков. Феликс услышал, как что-то с огромной силой ударилось в окно. Пластиковый стеклопакет был четырёхслойным, что позволило стеклу выдержать удар. Однако следующий подобный удар пришёлся уже не в окно, а по самому Феликсу. Невообразимая сила, не имевшая осязаемой оболочки, сбила его с ног, отбрасывая к противоположной стене. Мужчина едва не потерял сознание от удара затылком о стену. Осев на полу, он понял, что лучшим в его положении решением будет закрыть голову обеими руками и затаиться в надежде, что царящее безумие скоро закончится. В течение следующих нескольких секунд, показавшихся мужчине долгими минутами, он слышал как невообразимый шум ветра наполнял собой его сознание, грозя раз и на всегда лишить слуха и рассудка. Когда же всё вдруг прекратилось, Феликс ещё такое-то время продолжал лежать на полу, сжавшись в комочек, не решаясь поднять головы и осмотреться.

Так как вокруг царила тьма, мужчина не мог разглядеть ничего кроме собственных рук перед собой. В воцарившейся тишине он слышал только своё дыхание и редкие всхлипывания, принадлежащие, без всякого сомнения, Лизе.

Наконец, он поднял голову, но из-за темноты ничего не увидел. Какая-то часть его самого была рада этой темноте, поскольку при зажжённом свете его пугала перспектива увидеть лицо девушки с нечеловеческими глазами, источающими смертельные чёрные слёзы. Этот образ словно впечатался в его сознание, надёжно установив ассоциацию со страхом.

Всхлипывания прекратились, прошло несколько мгновений, прежде чем Феликс услышал грустный, усталый голос Лизы:

– Ты там живой ещё?

Спустя несколько дней после этого инцидента, Феликс и Лиза восстановили спальню девушки. Феликс признался самому себе, что это были самые отвратительные три дня в его жизни, с Лизой он практически не разговаривал, обмениваясь только короткими фразами. Наверно именно его страх теперь ранил девушку больше всего. Феликс старался не встречаться с девушкой взглядами, поглядывая на её лицо украдкой, в такие моменты, когда ему казалось, что он может делать это незамеченным. Он сам понимал, что Лиза замечала каждый его взгляд, и что такое его поведение в каком-то роде напоминало девушке о том, что ей довелось пережить в школьные годы.

Ни о каких разговорах, связанных с женитьбой, теперь не могло быть и речи. Феликс предпочёл забыть про кольцо и своё предложение. На работе он был сам не свой, и это не могло остаться незамеченным его коллегами, однако никто не решался заговорить об причинах растерянности Феликса.

Ещё пять дней спустя, четыре из которых он не видел Лизу, Феликс получил сообщение от девушки, в котором она просила о встречи. Он согласился, полагая, что Лиза вернёт ему кольцо и предпочтёт с ним расстаться. Каковым же было его удивление, когда при встрече с Лизой, девушка обняла Феликса вместо обычного приветствия. В этом объятии не было ничего связанного с интимной стороной их отношений, вместо этого Лиза словно выразила Феликсу свою поддержку. Она явно считала его жертвой случившегося, и подразумевала не только последний инцидент, но и все их отношения целиком. Однако вместо того, что ожидал Феликс, Лиза напомнила ему, о приближающемся сроке, когда ей нужно было уезжать на семь дней к её родителям.

– Ты так долго ломал голову над тем, что я там делаю эти семь дней, и почему ты никогда моих родителей в глаза не видел. – говорила Лиза – После того, что случилось, я хочу тебе сделать своё предложение.

У Феликса расширились глаза от удивления.

– Ты, конечно, можешь послать всё ко всем чертям, и меня туда же. Если честно, любой здравомыслящий человек поступил бы именно так на твоём месте. Но я предлагаю тебе возможность удовлетворить глодающее тебя любопытство и отправиться со мной.

В здравомыслии Феликсу всегда трудно было отказать. Но последние годы рядом с Лизой и его любопытство, оказались способны преодолеть «пороги здравомыслия» Он принял предложение.

Спустя два дня, Феликс вёл автомобиль по дороге, ведущей к старому дому, где жили родители Лизы.

Глава 3

Дни шли своим чередом. Как Лев и ожидал, ему вовсе не потребовалось ни много времени, ни больших усилий, чтобы адаптироваться к новому ритму жизни. Хотя именно образ жизни изменился у молодого человека до неузнаваемости. Теперь у него не было его работы, ради которой он в течение последних двух с половиной лет вставал ни свет, ни заря, чтобы меть возможность подготовиться к планерному совещанию. Помимо официальной работы, не было и «теневой схемы» над которой мужчина трудился не покладая рук в команде таких же «белок в колесе» Работа длительное время выступала в качестве ненасытного пожирателя времени. Ошибочно было думать, будто человек, работающий на какую либо организацию, участвует в отношении равноценного обмена своего времени на денежные знаки. Как никто другой Лев знал, что отношения работодателя и его работника никогда не будут равными, и тому было слишком много причин, чтобы эту ситуацию можно было бы уладить при помощи «социального партнёрства» Даже там, где работал Лев, а он привык считать свою работу – исключительно интеллектуальным трудом, очень часто от него требовалось прежде всего соответствие внутренним стандартам, а уже потом – эффективность. Такой подход длительное время оставался за пределами его понимания и часто вызывал плохо скрываемое презрение. Со временем, у него не осталось и сомнения относительно того, что его работа оценивается не по её результативности, а по тому, соответствует ли она требованиям внутреннего режима организации.

Когда Лев стал частью небольшой команды специалистов, работавших, что называется, «под прикрытием», его трудовые будни существенно преобразились. Связано это было, главным образом, с тем, что Кирилл Генрикович, руководитель исследовательского отдела, сам вёл «двойную игру». Он был готов выделять приличные средства для оплаты хлопот привлечённых специалистов, а Михаил, в свою очередь, распределял задачи так, чтобы во главе стола стояла именно эффективность их выполнения. Данный подход полностью исключал принципы соответствия, и это очень нравилось Льву, который видел в этой работе перспективы для реализации идей, теорий, задумок и конечно же – для уникального опыта.

Кирилл Генрикович, часто оставаясь доволен работой своих «тайных» специалистов, не скупился ни на оплату, ни на похвалу. Иногда он собирал всех тех, кто с ним работали в свободное время, в каком-либо общественном месте, и устраивал что-то вроде «закрытого корпоратива» В такие моменты профессор не скупился на благодарственные речи, не преминув подчёркивать важность своей работы для человечества, и соответственно, важность работы всех тех, кто помогал его работе выполняться несмотря на рамки закона.

Лев учился понимать смысл, выраженный между строк, ему казалось, что при том образе трудовой жизни, что он вёл, этот навык был чрезвычайно важным. Его попытки заговорить с Кириллом Генриковичем более откровенно, не оборачивались успехом, доктор всегда находил необходимое пространство для манёвра и уклонялся от темы, обсуждать которую он не хотел.

И хотя именно Михаил был «первым игроком» в команде «теневых специалистов», Кирилл Генрикович понимал, что всегда есть такие игроки, без которых игра не заладится. Вскоре профессор уже не мог не замечать тот вклад, который Лев вносит в общее дело. Михаил, следовало отдать ему должное, всегда открыто докладывал профессору о отдельных успехах своих людей.

Так, когда Льву удалось оспорить решение таможенного органа о временном аресте части прибывшего груза, Михаил честно объяснил Кириллу Генриковичу, что этот успех принадлежал лично Льву, так как тот применил свой собственный метод, свои связи и свои таланты. Затем, когда в отношении исследовательского центра и Кирилла Генриковича была составлена петиция от общественной организации «за сохранение христианских ценностей», требовавшая профильное министерство наложить запрет на развитие «нейросинтеза», как метода хирургического вмешательства, своей сутью противоречащего основам православия, профессор опасался, что как минимум постановление о временной приостановке деятельности будет выписано. Этого можно было ожидать от прокуратуры, имевшей на тот момент негласное предписание «сверху» о том, что все требования самых маргинализированных слоёв общества не должны оставаться без должного внимания в предвыборный период. Однако именно Лев сумел обжаловать постановление, путём сбора ответной, коллективной петиции от граждан, убеждённых в необходимости развития нейросинтеза. Для этого ему пришлось сперва выискать на самых различных научных и псевдо-научных форумах самых ярых атеистов, затем найти каждого в живую и обрисовать ситуацию под таким углом, чтобы человек непременно поставил свою подпись в петиции. Таким образом, Лев предоставил ответную петицию, которая была подписана хоть и несколько меньшим количеством человек, но зато люди, подписавшиеся под ней, относились к самым различным социальным группам, и многих из них объединяло профессиональная занятость в социально-полезной сфере деятельности. Такая аргументация оказалась убедительной, чтобы постановление о временной приостановке деятельности было отменено.

Кирилл Генрикович не был одним из таких людей, которые могли позволить себе оставлять незамеченными эффективные усилия своих работников. Отметив Льва, как наиболее способного сотрудника, Кирилл Генрикович вызвал его на личную беседу. Мужчина уже полагал, что таинственный профессор был готов ввести его в гораздо более деликатные дела, нежели те, за которые отвечал Михаил, но вопреки своим ожиданиям, он получил от профессора неоднозначное по своей специфики задание. Льву предстояло подготовить необходимый пакет документов для регистрационной палаты и затем перевести право собственности на загородный дом Кирилла Генриковича от самого профессора, его первому помощнику, Максимилиану. Льву предстояло решить, в какой форме можно было бы осуществить эту процедуру наиболее быстро и без лишнего внимания. Сам Кирилл Генрикович ошибочно полагал, что наличие в гражданском законодательстве такой формы как «дарственная», решало его проблему.

– Дарственная заключается между дарителем и одариваемым, – размышлял Кирилл Генрикович, делясь своими мыслями с Львом лично – при этом она не требует от одариваемого никаких встречных действий, ему не нужно даже письменно удостоверять своё согласие принять дар.

Лев деловито покачивал головой, изображая, что он очень внимательно внимал словам профессора и взвешивал каждое из них, как если бы они несли в себе чрезмерную смысловую нагрузку.

– Я правильно понимаю, – продолжал профессор – что если одариваемый не выразил своё несогласие принять дар, то дарение считается состоявшемся?

Лев улыбнулся в ответ, складывая руки перед собой, настраивая тем самым собеседника на содержательную беседу.

– Далеко не всё так просто обстоит с дарением. – спокойно ответил Лев – Прежде всего, когда в качестве предмета дарения выступает объект недвижимости, то и дарственная по этому объекту подлежит государственной регистрации, а вот это уже невозможно без участия одариваемого. Но даже не это обстоятельство самое проблематичное. Всякое дарение, при котором одно лицо передаёт другому в дар особо-ценный объект, и при этом между этими лицами нет родственной связи, воспринимается надзорными органами как нечто весьма подозрительное. Как правило, органы видят здесь либо схемы ухода от налогов, либо попытку отмыть средства, полученные от незаконной деятельности. В любом случае, дарение дорогой загородной недвижимости привлекает большое внимание контролирующих органов.

– Ну а какой ещё вариант у нас может быть? – спросил Кирилл Генрикович, выражая свою заинтересованность и готовность выслушать предложения собеседника.

– Если бы я мог предположить, что у вас имеются средства, в количестве соответствующие хотя бы приблизительной рыночной стоимости аналогичного имущества, то можно было бы провести это как стандартную куплю-продажу. Разумеется, на вашей стороне появится обязательство по уплате налога, но это уже неизбежная транзакционная издержка, зато такая процедура совершенно безопасна и не вызывает подозрений.

– То есть я буду должен ещё и налог уплатить, который будет весьма приличным исходя даже из средней рыночной стоимости. – задумался Кирилл Генрикович.

– Мне видится разумным вот что. – выдержав необходимую в таких делах паузу, проговорил Лев – Так как Максимилиан в данном отношении выступает явным бенефициаром, то мы могли бы предложить ему принять тяжесть налогового бремени на себя.

Кирилл Генрикович улыбнулся и тут же отмахнулся от этой идеи.

– Понимаешь, для меня важно, чтобы всю эту процедуру можно было бы провернуть вообще без его участия.

Лев очень сильно удивился.

– Но извините, – парировал он, слегка изменившимся тоном – даже при дарении, как я вам объяснил, его присутствие будет необходимо.

– И без него что, никак нельзя? – уточнил профессор.

Лев не переставал удивляться. Он впервые наблюдал ситуацию, в которой речь шла о практически безвозмездной передачи дорогостоящего имущества, а получатель не мог себя заставить даже просто поприсутствовать в момент перерегистрации прав собственности.

Профессор, очевидно, заметил это замешательство на лице мужчины и поспешил с объяснениями.

– Максимилиан не подозревает о этом моём жесте щедрости, и я хочу. Чтобы так оно и оставалось. Я понятно выразился.

Лев ничего не ответил, но медленно кивнул, позволив профессору лишний раз убедиться, что он имел дело с профессионалом.

– А если мы сделаем следующим образом. – предложил Кирилл Генрикович не в меру долго молчавшему юристу – Ты подготовишь необходимые для купли-продажи документы, я предоставлю тебе всё, что нужно. Затем, когда всё будет готово, я выпишу тебе доверенность на право представлять мою волю перед регистрационным органом. Спустя несколько дней Максимилиан свяжется с тобой и вы исполните сделку, и пройдёте процедуру регистрации прав собственности без меня. Так возможно?

Лев последовательно оценил все предложенные этапы. Самую малость предстояло подкорректировать, но в целом, это могло сработать.

– Знаете, – отозвался юрист – ваш план вполне может сработать.

– Мне нужна стопроцентная уверенность, – процедил Кирилл Генрикович – поскольку после того как Максимилиан переведёт деньги на указанный счёт, меня вы уже не увидите.

– Как это? – от удивления Лев не смог сформулировать свой вопрос более подобающим образом.

– Дальше нейросинтезом будет заниматься Максимилиан. – спокойно, как ни в чём не бывало, ответил профессор.

Лев поборол в себе желание расспрашивать профессора относительно грядущих кадровых перемен. Но Кирилл Генрикович, судя по всему, не был расположен к подобным беседам.

Вскоре, прыткий юрист уже занимался этим деликатным заданием, которое оказалось далеко не таким сложным. Все документы профессора были в достойном состоянии, их подготовка не заняла много времени, и очень скоро Лев сообщил Кириллу Генриковичу, что сделка могла состояться. Профессор одобрил оперативность в работе и попросил юриста выждать некоторое время. У Льва не выходил из головы разговор с Кириллом Генриковичем, и тот внезапный поворот, который ему открылся. Приход честолюбивого Максимилиана к управлению проектом мог означать серьёзные перемены, и Лев опасался, что его профессиональная жизнь тоже могла вернуться в привычное русло. Хуже всего было то, что своими опасениями мужчина не мог поделиться с коллегами по «теневому цеху», профессор требовал строжайшей секретности, и юрист выполнял это требование. Он ловил на себе взгляды своих коллег, в которых читал некоторую профессиональную зависть, но при этом он сам не испытывал никаких позитивных чувств, тревога действовала на него угнетающе.

Спустя примерно две недели, Кирилл Генрикович исчез. Этому исчезновению предшествовали некоторые яркие события в жизни исследовательского центра, связанные с нейросинтезом. Профессор дал пресс-конференцию на которой представил своего пациента, молодого мужчину, перенёсшего нейросинтез после клинической смерти. Официальная версия была таковой, что Кирилл Генрикович обнаружил пациента в областном токсикологическом центре, где тот пребывал уже какое-то время в состоянии комы. Обстоятельства, предшествующие поступлению данного пациента были засекречены, что давало основания полагать, что он имел какое-то отношение с правительством. Врачи токсикологического центра предприняли различные меры по выводу пациента из комы, но всё обернулось лишь ущербом для отдельных сегментов коры головного мозга. На пациенте были готовы поставить крест, но именно Кирилл Генрикович добился разрешения применить на нём свой революционный метод, и в результате сложной нейрохирургической операции, пациент обрёл вторую жизнь. С этого момента началась активная популяризация нейросинтеза. Однако Лев знал немного подробностей и о оборотной стороне медали. Кирилл Генрикович вовсе не обнаруживал пациента по воле случая, он знал, где и почему находится конкретный пациент. Более того, профессору было хорошо известна вся подноготная того, как этот пациент оказался в токсикологическом центре. Было очевидно, что профессор представлял из себя человека с куда более таинственным прошлым, чем это могло казаться со стороны.