Тайна горы
– Но как к повешенному, на самом деле, могла попасть она? – недоумевая, спросил он.
– Ему всунул её кто-то и, очевидно, с целью запутать Виктора, – горячо ответила Вера. – Но кому это выгодно? Это может быть выгодно только Штольцу, или…
– Или?..
– Или хотя бы Запольскому. Он бывал у меня несколько раз, он мог украсть её и потом подделать всё.
Возвращение одного дяди Ивана ещё больше встревожило их.
– Может быть, они его убили? – побледнела от одной мысли Вера.
– Может, он ушёл один дальше, потому что не нашёл дяди Ивана?
Дядя Иван сознался, что, может, убили, а может, и не нашёл, потому что действительно он вздремнул несколько часиков, а когда проснулся, то экспедиции Штольца уже не было.
– Вероятно, так оно и было, – решил Баратов. – Вероятно, Виктор подумал, что дядя Иван струсил да и утёк обратно, а потому, не желая упускать партию Штольца, отправился один.
– Зачем же утёк? – обиделся тогда дядя Иван. – Действительно, оно страшно, конечно, только как же это так утёк?! Раз сказал: буду дожидать, значит, и ждал. Верно только, что отполз я ещё назад немножко, чтобы, значит, подальше, а кроме того, соснул… А как же так можно, чтобы утёк?..
Стали совещаться. Вера резко настаивала, чтобы сейчас же всем втроём пуститься вдогонку.
– Где же его там найдёшь? Это вам не квартира. Разве легко разыскивать человека… – начал было приводить доводы Баратов.
Но Вера ничего и слышать не хотела. Баратов и сам соображал, что одному Реммеру там может прийтись очень тяжело, но согласился, рассчитывая встретить партию Штольца или Реммера около того места, где выбивалась подземная речка и где они нашли умирающего.
* * *Штольцу не везло. Помимо того, что он дважды упустил из рук следившего за ним Реммера, помимо всего этого, Штольц никак не мог отыскать вход в пещеру. Тщетно его люди целыми днями лазили по горам, обшаривали все закоулки. Гора так была изломана, так перепутана зарослями и пересыпана глыбами, что разыскать было почти невозможно.
– Сволочи вы! – раздражённо говорил он несколько раз одному из своих спутников, тому, которого встретил Реммер за войлочными тюками парохода. – И как это вы не могли вырвать всю бумагу? Самое нужное место, а его на плане нет.
– Чёрт его знает! Остался у него в руке какой-то клочок, мы думаем: ну и плевать, бумага большая, а тут гляди-ка, что вышло. Главное, когда бы у нас одно дело, а тут ещё хреновинку какую-то в руки ему сунуть приказано. И так уж повесили его, сунули, а она выпадает, так Васька, должно, минуты три мёртвый кулак в руке держал, чтобы не разжимался…
Наконец решили, что в пещеру придётся пробраться, взорвав вход выбивающейся из скалы речки.
В эту-то ночь Штольцу и донесли двое из его людей, что как раз возле места предполагающихся работ они видели двух вооружённых мужчин и одну женщину.
«Ещё новое, – подумал Штольц, – этого только не хватало. Кого там ещё чёрт принёс?»
* * *Сколько времени находился Реммер в бессознательном состоянии, сказать бы он не смог. Было темно. Он полез в карман и достал электрический фонарик.
Узкая белая полоска сильного света прорезала темноту. Реммер лежал около стены. До другой стены и до потолка света фонаря не хватило, и потому он не мог определить, как велика пещера, в которую он попал. Он сел. Бедро ныло, во всём теле чувствовалась сильная слабость. Реммер потёр рукой виски и начал припоминать всё по порядку. Он никак не мог себе представить, каким образом он попал так далеко в глубь пещеры, ибо выходного отверстия вблизи не было видно. Он помнил, что за ним гнались, что он провалился в яму.
«Странно, – подумал он, – очевидно, я уже в бессознательном состоянии забрёл куда-то?»
Он прислушался. Справа в темноте, но, очевидно, ещё где-то далеко был слышен шум бьющейся о камни воды.
«Вот оно что, – подумал Реммер, – видно, что это и есть та самая пещера, которую так тщательно разыскивает Штольц?»
Он попробовал встать на ноги. После некоторых усилий это ему удалось. Он разорвал рубаху, достал из сумки йод и смазал им рану, потом перевязал лоскутами. Однако слабость его была очень сильна, и он почувствовал, что сделать сейчас хоть что-либо невозможно.
«Что делать? – подумал Реммер. – Выбраться отсюда без посторонней помощи я ни за что не смогу. Даже если Штольц не найдёт входа в пещеру, что очень возможно, то всё равно в конце концов я сдохну с голода… Что теперь делать?»
И блестящая мысль осенила вдруг голову Реммера. Он вспомнил о судьбе своей первой фляги. Вспомнил и ночной разговор двух разведчиков Штольца о том, что двое мужчин и одна женщина находятся как раз на том месте. Конечно, это был Баратов с Верой и с дядей Иваном. Они, очевидно, остановились как раз там, где ночевали и где был найден тяжело раненный Штольцем один из его сообщников.
Реммер зажёг снова фонарь, достал бумагу, долго писал что-то и чертил рукою план. Потом открыл флягу, выпил из неё воду, засунул туда написанное и крепко завинтил крышку. Потом пополз туда, где билась и клокотала подземная вода.
* * *Штольц, не разыскав Реммера, захватил с собой всю партию людей и перебросился к тому месту, где река выбивалась из горы.
Скала была крутая, и после тщательного осмотра люди принялись сверлить буравами крепкий камень, приготовляя гнёзда для динамитных патронов.
Несколько человек по приказанию Штольца отправились разыскивать замеченных перед этим днём людей, о которых доносили Штольцу его разведчики.
Но поиски не увенчались успехом, и в окрестностях, прилегавших к участку начатых работ, никого не было обнаружено.
Работа продвигалась туго.
– Чёрт его знает, – говорили инженеры, – может быть, скала здесь толщиной в несколько сажен, долго тогда придётся с ней повозиться…
Штольц стоял на берегу и думал, а думать было ему о чём. Во-первых, Реммер всё-таки ускользнул, во-вторых, какие-то люди, очевидно, следили за ним, в-третьих, вход в пещеру так и не был найден.
Вдруг один из работавших издал крик удивления, бросился к кустам, достал большую сухую палку и начал что-то вылавливать из водоворота. Около него столпилось несколько человек, наконец он зацепил тёмный предмет и вытащил.
Штольц даже побледнел от изумления: это опять была фляга.
– Что за проклятая гора! – крикнул он. – Ещё там внутри её посудные мастерские, что ли, находятся?!
Он быстро раскупорил её, надеясь найти там опять горячее какао или что-нибудь в этом роде, но какао там не было, а была тщательно свёрнутая бумага.
Развернув её, Штольц прочёл, и выражение сильной радости блеснуло на его лице.
«Ага, голубчик, вот ты когда нам попался, – подумал он. – Теперь и взрывать не надо, а я-то думал, что он сквозь землю провалился, что ли…»
– Ага, – пробормотал он опять через некоторое время, – так это Вера и Баратов тут около шныряют!..
Он приказал окончить работу. И, захватив с собой ничего не понимающих и изумлённых товарищей, быстро отправился назад.
* * *В это время Реммер ползал по пещере и ждал. Он не был уверен в том, что брошенная им в поток фляга тотчас же попадёт к Вере, но, кроме того, как ждать и надеяться, ему ничего не оставалось делать.
Так прошёл день. Несколько раз ему казалось, что кто-то идёт, что чей-то голос слышится невдалеке. Несколько раз он кричал с тем, чтобы его услышали, но никого не было.
Наконец, совсем отчаявшись дождаться кого-либо, он заснул тяжёлым крепким сном.
Проснулся он оттого, что сильный свет бил ему прямо в глаза. Он защурился, привстал и крикнул радостно:
– Фёдор, наконец-то вы!
Но в ответ послышался громкий и злобный смех.
Перед ним был Штольц.
* * *Штольц не хотел вовсе убивать сразу Реммера.
Предполагая, что Реммеру уже давно известны все запутанные извилины пещеры, он хотел допытаться, чтобы Реммер точнее рассказал ему всё, что ему известно. Кроме того, Реммер был ранен и опасности никакой не представлял. Просто-напросто ему связали руки и оставили лежать в то время, когда все пришедшие разбрелись по запутанным лабиринтам, отыскивали что-то в воде подземного потока, доставали пригоршнями песок и радостными криками выражали своё удовольствие по поводу результатов этого осмотра.
– Это удивительно, – говорил восхищённо Штольц, – золото заметно прямо на глаз. И отчего бы это такой большой процент?..
– Почва богатая, – объяснил кто-то. – А кроме того, поток быстрый, тянет за собой массу песка. Здесь, когда вода падает с обрыва, песок взбаламучивается и, как более лёгкий, уносится прочь, а золото крупинками оседает на дно.
Прошло не меньше двух часов, прежде чем все вернулись опять к тому месту, где лежал связанный Реммер. Было решено оставить около него одного человека на всякий случай, а всем остальным выбраться наверх с тем, чтобы захватить оттуда провиант, инструменты и снова спуститься сюда производить дальнейшие разведки. Штольц торжествовал: всё удавалось как нельзя лучше. Пещера была найдена, золото было найдено, и Реммер был у него в руках.
Прошло ещё несколько часов. Реммер лежал, полуоткрыв глаза, и молчал. Возле него сидел часовой и тоже молчал.
Но сидеть часовому надоело, он попробовал, крепко ли связаны руки и ноги Реммера, и, убедившись в том, что все на своём месте, встал, зажёг фонарик и пошёл бродить по узким и тёмным коридорам.
Вдруг послышался лёгкий сдавленный крик, потом какое-то хрипение. Потом стало всё тихо-тихо…
«Вероятно, у меня начинаются галлюцинации!» – сообразил Реммер. Потому что ему показалось, что из глубины коридоров послышался тихий, странный смех.
Он прождал ещё час, но часовой не возвращался. Наконец опять послышались шаги, но уже много.
«Штольц, – подумал Реммер. – Но… странно, почему это совсем не с той стороны идут?»
Он не стал больше задумываться над чем-либо, а закрыл глаза и притворился спящим.
Голоса приближались. И помимо своей воли, Реммер поднял вдруг голову.
«Что я, брежу, что ли?.. Нет, конечно… Конечно, это они… Они получили моё письмо через флягу и идут…»
Он приподнялся на локте и крикнул, и тотчас же в ответ послышались радостные отклики. И Реммер теперь ясно узнал уже, что это Баратов, Вера и дядя Иван спешат к нему на помощь.
Первые десять минут перекидывались отрывочными фразами, расспрашивая друг о друге.
– Вы получили, значит, моё письмо? – спросил Реммер.
– Получили, – ответила Вера, – но кто ещё с тобой? Я сразу поняла, что ты сам писать не можешь, и потом… почему он не повидал нас лично?
– Кто он? – спросил, ничего не понимая, Реммер.
– Тот, с кем ты пересылал.
– Я положил в флягу, – начал было Реммер, но замолчал и стал прислушиваться.
– Он, должно быть, не в полной памяти, – шепнул Вере Баратов. – Тише…
Вдали опять послышались шаги.
– Это Штольц, – предупредил Реммер. – Их много, человек двенадцать, надо бежать.
– Ты можешь идти?
– Могу, но мне нужно за кого-нибудь держаться.
Однако Реммер быстро идти не мог, между тем позади послышался шум, и рассерженно недоумевающий голос Штольца кричал:
– Что за дьявол, его опять нет! Он опять куда-то исчез. Где караульщик?
Блеснул свет от большого электрического фонаря, похожего на прожектор, и нащупываемые яркой полосой света беглецы упали за камень.
– Придётся отстреливаться, – шепнул Вере Баратов.
И, примостившись за камнем, они положили удобней винтовки.
Подпустив к себе на близкое расстояние всю партию, Баратов, Вера и дядя Иван дали внезапный залп по преследователям.
Огорошенные такой неожиданной встречей, те с криком бросились обратно и попрятались за камнями и за уступами.
Штольц ничего не понимал. Штольц был взбешен. Но луч прожектора, впившись в угол, объяснил ему всё.
– Их только четверо! – крикнул он. – Кроме того, из них один раненый, а другая женщина.
В это время из глубины пещеры подошла другая партия людей Штольца, тащившая за собой инструменты. И через минуту бешеная стрельба взбудоражила многовековой покой тёмных сводов. Выстрелы блестели, как молнии. На секунду блестящие сланцевые своды рассыпались миллионами отблесков, потом становилось опять темно.
– Плохо, – сказал Баратов. – Плохо, Вера. Они возьмут сейчас нас живьём. Мы расстреляем все патроны, и тогда наступит конец.
– Надо стрелять меньше. Мы пройдём тем входом, откуда мы вошли, – ответили Вера.
– С ним не пройдёшь, там круто больно, – шёпотом добавил дядя Иван и с внезапно набравшейся вдруг откуда-то храбростью бабахнул из своего допотопного ружья.
– Бегите, – сказал, расслышав последние слова, Реммер. – Бегите одни, зачем из-за меня всем пропадать.
Но Вера категорически запротестовала, запротестовал Баратов, и даже робкий обыкновенно дядя Иван и тот сказал:
– Да нет уж, когда такое дело, так пропадать всем вместе.
Нападающие, умолкшие было на несколько минут, открыли вдруг бешеный огонь. Прожектор потух, и все четверо побледнели, потому что поняли, что сейчас вся масса кинется в темноте вперёд.
Но вдруг случилось что-то совершенно неожиданное, непонятное ни той, ни другой стороне. Высоко на стене засверкал какой-то огонёк, и тусклый свет обрисовал контуры огромного отверстия. Над головами у обороняющихся своды пещеры дрогнули от могучего загрохотавшего взрыва, и в самой гуще нападающих сверкнуло огромное пламя, точно там разорвался тяжёлый артиллерийский снаряд.
Все были так ошеломлены случившимся, что оцепенели в первую минуту. Потом оставшиеся в живых люди из партии Штольца с воем бросились назад к выходу.
Долго ещё металось эхо по закоулкам таинственной пещеры, долго осыпались камни со стен, наконец что-то затрещало, заохало, и тяжёлый пласт земли наглухо закрыл вход.
– Никого нет, все ушли, – сказала Вера, и голос её был до странности спокоен и безучастен ко всему.
– Тише, кто-то есть, – сжимая ей руку, ответил Баратов.
Невдалеке послышался голос Штольца, он звал кого-то из инженеров и отчаянно ругался.
– Штольц ещё цел, слышишь? – сказал Баратов. – До тех пор, пока он цел, мы не можем быть спокойны. Он не знает, вероятно, что мы ещё тут, и у него нет теперь прожектора. Надо подобраться к нему в темноте и захватить его. Я это сделаю.
Он взял у Веры маузер, оставил свою винтовку и пополз. Он полз недолго, потому что услышал рядом какие-то голоса. Вдруг за поворотом он увидел дымный свет от факела, потом с силой отброшенный факел полетел в сторону. Ему слышно было, как, схватившись, отчаянно боролись двое. Потом борьба прекратилась, и стало тихо. Подождав немного, Баратов пополз дальше. Потом встал. И не выпуская из руки маузера, ощупывая левой рукой стену, пошёл вперёд. Но идти ему пришлось недолго. Нога его наткнулась на что-то мягкое, он пощупал – внизу лежал человек. Тогда он зажёг фонарик, навел его на лицо лежащего и отступил в ужасе.
Перед ним лежал Штольц. Лицо его посинело, глаза выкатились, а на шее виднелись следы чьих-то сильных пальцев. Он был задушен.
Вернувшись, Баратов рассказал обо всём товарищам.
– Тут кто-то да есть. Теперь это ясно. Я и раньше подозревал. Помнишь, Виктор, когда мы с тобой слыхали кавалерийский сигнал. Скажи… Но я не понимаю, ты с кем передавал записку.
– Ни с кем, – упрямо повторил Реммер. – Я запечатал её в флягу и бросил в воду.
– Нет, – покачивая головой, вставя своё слово, сказал Иван. – Нет, эдакой записки мы не получали, а только иду это я, значит, ночью, вдруг слышу, за мной кто-то хрустит. Ясное дело, я испугался и припустил. А кто-то как сиганёт за мной. «Чего, – говорит, – дурак, бежишь, передавай вот эту записку, да пусть скорей приходят». Ну, я, конечно, и опомниться не успел, и человека мне из-за темноты не видно, а он шасть – и нет его. Гляжу, а у меня в руке записка лежит.
– Не знаю, – усталым голосом ответил Реммер, – не знаю, я и сам ничего не понимаю, откуда взялась верёвка, по которой я дополз, как я очутился в середине пещеры…
Он не договорил.
И все разом насторожились и подняли вверх головы. Вверху в стене опять мелькнул огонь, показалось пламя дымного факела, высунулась чья-то рука, и потом длинная верёвочная лестница спустилась вниз. Поражённые всем этим четверо друзей молчали.
Факел исчез; рука скрылась, и снова наступила тишина.
– Слушай, как бурлит вода. Что это с потоком делается?
Действительно, рядом происходило что-то странное, должно быть, обвалившийся от взрыва обломок скалы завалил наглухо выход подземной речки, и вода стихийно, с шумом начала заливать пещеру.
– Опять кто-то! – крикнул Реммер. – Надо скорей наверх, иначе мы утонем.
Баратов бросился к верёвочной лестнице и первым полез вверх, не задумываясь над тем, к кому и куда он попадёт. Добрался, потом за ним Вера; потом внизу дядя Иван обмотал верёвкой Реммера, его подняли, потом сбросили лестницу дяде Ивану, и он забрался тоже.
Батарейки электрического фонаря ослабли, но они зажгли пару просмоленных головёшек, валявшихся на полу, и осторожно пошли вперёд.
Прошли несколько саженей узким коридором, завернули и остановились.
Перед ними был высокий грот, посреди горел костёр, и, приткнувшись в каменные щели стен, дымно чадили два факела.
И при тусклом освещении друзья увидели стены, увешанные винтовками, шашками и пулемётными лентами, ветхое красное знамя с жёлтыми буквами и посреди грота старое ржавое орудие.
А слева на лежанке из сухих листьев лежал, откинув голову, заросший волосами седой старый человек.
Подошли к нему. Он посмотрел на них тусклым, умирающим взглядом, и только теперь они заметили, что кровь широко разлилась по его груди, по листве и по камням.
Вера отвернула рубашку и вскрикнула. Каким-то огромным осколком у лежащего был вырван кусок с правой стороны груди.
– Смотри, это вот чем, – проговорил Баратов, поднимая металлический осколок. – Это кусок от замка орудия, оно разорвалось при выстреле. Это он выстрелил из трёхдюймовки, но она уже старая и ржавая.
Кровавой пеной покрылись седые усы умирающего, он посмотрел на них безумными, ничего не воспринимающими глазами, потом как бы искорка просвета мелькнула по его зрачкам, и он произнёс тихо:
– Товарищи?
– Да, да, товарищи, – успокаивая его, ответила Вера.
Слабая счастливая улыбка показалась на его губах.
– Товарищи… – повторил он. – Я тоже… Тоже товарищ…
Он закинул голову назад, впал в полузабытье, потом рассмеялся, закашлялся и потянул руку влево, но обессиленная рука упала. И все увидели, что он тянулся к медному кавалерийскому сигнальному рожку.
Баратов поднял рожок, на нём был красный лоскут, на котором с трудом ещё можно было разобрать вышитые слова: «Смерть бандам генерала Гайды».
* * *Под подушкой умирающего полусумасшедшего человека нашли толстую исписанную тетрадь. На первой странице её была нарисована кривобокая пятиконечная звезда, а дальше выведено: «Дневник славного партизана Семёна Егорова обо всём, что и как было».
Долго в эту ночь при тусклом свете факелов и костра разбирали товарищи корявые строчки, и в эту ночь тайна горы была разгадана.
* * *В 1919 далёком году бродили по северу отряды генерала Гайды, того самого, над которым вечное проклятие всех трудящихся Урала. Хотя он и сдох давно, но чёрная память о нём у стариков и до сих пор жива. В 1919 огневом году оторвался от главных сил отряд под командой товарища Чугунова, и, очутившись в дебрях глухих лесов, поклялся Чугунов, а также и все революционные бойцы в ненависти к генералу Гайде и прочим контрреволюционерам и решили бить нещадно партизанским способом всех белогвардейцев и дожидаться, пока будет Советская власть либо самим конец не придёт. И на том порешивши, начали рыть землянки в лесу партизаны, чтобы можно было где после боёв, а также от холода и дождя головы приткнуть. А в это время готовилась уже им контрреволюционная измена со стороны адъютанта товарища Кречета, который впоследствии оказался не только не товарищем, а просто наёмным агентом, к тому же и бывшим офицером.
И вот однажды вызвался этот адъютант, которому от всех было доверие, выехать за сорок вёрст в деревню к мужикам, чтобы наладить там с ними связь как в смысле доставки продуктов, так и в смысле разведки и всего прочего. А я в ту пору был славным революционным сигналистом при отряде и подавал сигналы: «зорю», в поход, а также и все прочие, которые по уставу положены. И сказал мне адъютант Кречет: «Ты поедешь со мной тоже». И оседлал тогда я своего коня под названием «Колчак», и дунул я «Колчака» нагайкой, и понеслись мы вместе для означенной цели.
А при приезде в деревню вижу я, что там солдаты стоят, и говорю об этом адъютанту, но он сказал: «Это ничего, мы проберёмся внутрь к ним, потому что я знаю ихний пропуск». И, восхищённый таким геройским поступком, согласился я с ним на это дело тоже, то есть пропуск он сказал, и мы поехали. И приехали мы с ним прямо в белогвардейский штаб, и взошёл он спокойно на крыльцо, поздоровался за руку с золотопогонньми офицерами, а также сказал мне рассмеявшись: «Ты не будь дураком и понимай, что к чему делается. Останешься здесь при мне на службе, и будет тебе за это награда и унтер-офицерское отличие».
На это я вознегодовал коренным образом и сказал ему: «Это есть подлая измена интересам трудящихся, и на этакое дело я вовсе не согласен». Причём тут же хотел его кончить. Тогда вместо этого связали мне руки и били нагайками нещадно, в том числе и он сам больше всех. А потом сказали: «Будет тебе за этакие слова расстрел». И бросили в чулан. А в чулане я лежу и слышу, как разговаривают они промеж себя и спешно под окнами отряд собирается, чтобы сделать, значит, нападение на то место, где стоит наш беспечный партизанский отряд. И услыхав такое дело, выломал я собственными руками доску из-под пола, пробрался под полом под крыльцо, а из-под крыльца убежал ночью и бежал все сорок вёрст без передышки, весь изорвавшись в кровь об ночные сучья, но всё же прибежал вперёд и, взявши в руки свой неизменный сигнальный рожок, затрубил тревогу. И когда понеслись со всех сторон партизаны, спросил меня сердито товарищ Чугунов: «В чём дело, сигналист, и по какому поводу подаёшь ты сигнал-тревогу?», то ответил я ему на это: «Измена».
И только мы собрались, как со всех сторон обложили нас белогвардейские банды. И стали мы с боем отступать и так отступали три дня и три ночи, и всё с боем, пока наконец не забрались оставшиеся из нас двенадцати человек живых при одном орудии в такую чащу, что бросили нас преследовать белые.
И стали промеж собой говорить тогда бойцы: «Жить нам тут без провианта нельзя, а потому надо нам поодиночке пробираться к людям. А лошади у нас из-под орудий сдохли, и мясо их разрезали на куски и поделили между собой, а потом распрощались друг с другом, и пошёл каждый в свою сторону. И только я один по причине ранения в ноге остался и сказал, что подожду идти либо день, либо два, пока не заживёт. А на второй день встретился я с заблудившим белобандитом, и саданул он пулей мне в бок, на что я, не растерявшись, ответил ему тем же. И когда повалились мы оба, то посмотрели друг на друга и решили, что теперь квиты. И так мы с этим белобандитом провалялись на земле неделю, питаясь кониной и сухарями из его мешка, а после чего, выздоровевши, наткнулись нечаянно на дикую пещеру, в которую и перешли жить ввиду наступивших холодов. И однажды он, обследуя эту пещеру, открыл в ней реку с золотоносным песком и, когда я был в сонном состоянии, ударил меня в голову тяжёлым поленом и с тех пор куда-то скрылся.
Имя ему было Сергей, по фамилии Кошкин, а какой губернии и уезда, не знаю.
* * *– Теперь всё понятно, – сказал Баратов, прочитав эти записки. – От удара он, очевидно, сошёл с ума и с тех пор остался жить здесь.
– Не всё, – перебила его Вера, – почему он назвал нас товарищами, а Штольца задушил?
При упоминании этой фамилии умирающий вздрогнул, поднял голову и сказал хриплым, надломленным голосом:
– Задушил… задушил… за нагайки, за измену и за всё…
– Он узнал его. Ясно, что у Штольца фамилия была не настоящая, – шёпотом добавила Вера и, посмотрев на Реммера, сказала: – Теперь ты знаешь всё… Больше даже, чем нужно.
– Да, – ответил Реммер, – больше даже, чем нужно, и про Штольца и про проделки концессионеров, про всё… Теперь, когда мы вернёмся… буря будет не маленькая…
– Всю эту банду с мистером Пфуллем выметут прочь к себе. Они сорвались на этот раз.
* * *Старый партизан умер, когда рассвело. Умер, крепко прижимая к груди сигнальный рожок, один из тех, которые давно-давно когда-то протрубили смерть и генералу Гайде и всем прочим генералам белых банд.
И только теперь, днём, товарищи увидели настоящий широкий выход из пещеры, обращённый в сторону, совершенно противоположную той, с которой его искали.
А лучи, широким потоком ворвавшись в проход, ласково падали на седую голову умершего человека и перебегали светлыми пятнами по старому, пыльному знамени, много лет стоявшему над изголовьем старого красноармейца.
