– Это так принято, называется аванс, берите.
– Называется аванс, – подтвердил Бенцион. – Бери, Абрам. Отработаем.
Они застенчиво взяли деньги и ушли, а я весь день чувствовал себя в глупом положении неопытного, растерявшегося спирита, вызвавшего духов и не знающего, что с ними делать. Когда я рассказал в редакции об этом случае, весь день во всех углах стоял гомерический хохот.
III
Братья пришли ровно через четыре дня.
– Здравствуйте, – сказал Бенцион. – Как поживаете? Нечего сказать – большой город Санкт-Петербург. А?
– Нечего отнимать время у них, – сказал деловым тоном Абрам. – Вынимай стихи.
Оба, как по команде, вынули из карманов по пачке стихов и положили передо мной.
– Эти еще лучше, чем те, – сказал Бенцион.
– Ого! – захохотал Абрам, подталкивая одобрительно брата в бок. – Гораздо более!
Я развернул одну пачку с тайной бессмысленной и беспочвенной надеждой найти в ней что-нибудь мало-мальски годное для печати.
Первое стихотворение начиналось так:
Будет осень, но будет не время.
Скажут: милый знакомиться с ней,
С той красивой, пухлявой девчуркой,
Чей глазки печальны, как ночь.
– Хорошо, – нерешительно сказал я. – Зайдите через неделю, мы их прочтем, посоветуемся.
– А! – торжествующе воскликнул Абрам, подмигивая Бенциону. – Уже нас читают, об нас советуются. Недурно, а?
– У вас еще деньги есть? – спросил я.
– Есть, – ответили они, но по их лицам я видел, что денег у них нет.
Чтобы не слышать возражений, я сказал:
– Получите деньги, это так принято. Всякий писатель получает аванс, когда дает вещь для печати.
– Хорошее дело быть писателем, – сказал Бенцион. – Какой дурак Гришка Конухес, что он сидит в своей галантерее. Что такое, спрошу вас, галантерея в Степанцах? Ха-ха-ха!
Они раскланялись и ушли, а я схватил сам себя за волосы и заскрежетал зубами.
Через неделю они опять пришли, взявшись под руки, сияющие, полные самых радужных надежд.
– Ну?
– Пока ничего, – пожал я плечами. – Деньги у вас есть?
– Нет, – покачал головой Абрам, – деньги мы у вас больше не возьмем. Мы узнали: таких правилов нет, чтобы деньги брать да брать, а что же дальше?
Опустив голову, Бенцион тихо добавил:
– Ну, нам некоторые тут знакомые сказали, что стихи наши не такие гениальные, как мы думали…
Сердце мое сжалось.
– Ну что вы!.. Стишки ничего себе… только…
В это время у меня сидел заведующий нашей конторой: грубоватый, суровый старик.
– Да что в самом деле: стихи да стихи. Стихов у нас и так хоть залейся… Вы бы лучше объявление хорошее принесли.
– Объявление? – удивился Бенцион. – Какое?
– Публикацию от какой-нибудь фирмы для нашего журнала. А то стишки – эка невидаль.
Братья стояли молча. Вздохнули и дружно сказали друг другу:
– Ну, идем.
– Ну, идем.
– Возьмите еще аванс! – вскричал я, хватая Бенциона за руку.
Он деликатно высвободился и ушел.
IV
Однажды, когда я сидел, полный черных мыслей о своем легкомысленном поступке и о судьбе исчезнувших братьев, ко мне постучались.
– Ну, кто там?
– Извините, – сказал Бенцион, протискивая вперед Абрама. – Мы еще раз к вам. Вот: не надо ли?
Протиснутый вперед Абрам положил мне на стол какую-то бумагу и застенчиво отскочил. Его место занял Бенцион, положил какую-то бумагу и, глупо улыбаясь, тоже отскочил.
«Еще стихи», – усмехнулся я про себя и робко заглянул в подсунутые мне бумаги.
– Что это?
– Объявления, – ухмыляясь, сказал Бенцион. – Вы хотели иметь объявления, так мы вам достали. Он табачная фабрика, а я – корсеты – «Друг человека – желудок».
Фирмы были солидные. Я позвал заведующего конторой и передал ему объявления.
– Молодцы! – похвалил их старик, будто они именно то и сделали, что от них требовалось. – Так и надо. Тащите еще. Принесли вы приблизительно полтораста двойных – значит, следует вам около двадцати двух рублей, что ли. Хотите получить?
Глаза Абрама сверкнули голодным огоньком, но он потушил его и, опустив голову, сказал: