– Что? – мучительно переспрашивал он. – Что?
– Сколько лет? Ну? Вам! Я спрашиваю – вам? – Она показала пальцем на его грудь и показала пальцами, что хочет узнать цифру его лет.
– У меня? – спросил молодой господин. – Часы? Есть. Еще очень рано. Я вам покажу.
Он вынул плоские золотые часы и протянул их даме.
Та наклонилась над циферблатом и с улыбкой показала две цифры.
– Вот! Десять и одиннадцать. Вам уже есть двадцать один год, а? Вам, вам! Ах, какой вы непонятливый.
Она рассмеялась – будто жемчуг рассыпался по тарелке.
– А, – сказал, кивая головой, юноша. – Понимаю. Домой? Нужно быть дома между десятью и одиннадцатью? Да, да! Но еще очень рано.
– Так? – захлопала в ладоши дама. – Значит, я угадала? 21 год. Вы, мой милый ребенок…
«Милый ребенок» придвинулся ближе к ней и, положив незаметно, в тени спинки стула, свою руку на ее талию, сказал:
– Поедем ко мне!
– Что вы! Сумасшедший! Увидят, – ахнула дама. – Примите руку.
– Я не могу! – горячо сказал юноша. – Я с ума сойду, если мы сегодня расстанемся. Если тебе нужно домой в одиннадцать часов, поедем ко мне! У нас еще два часа… Ведь я тебе тоже нравлюсь?
Рука его продолжала лежать на ее талии. Рука эта, очевидно, жгла тело молодой женщины. Трепет пробежал по ее плечам, и она, схватив свободную руку юноши, прошептала слабеющим голосом:
– Ради бога! Не надо… Я даже не знаю, что вы говорите.
И вот страсть молодого человека сделала чудо. Он напряг все силы своего ума и вспомнил:
– Аллон нах гауз! Ко мне. Хорошо?
Он указал пальцем на себя.
– Домой? – шаловливо засмеялась дама. – К вам? Милое дитя! Да о чем же мы там будем разговаривать? Впрочем… нужно идти… становится сыро…
Молодой господин постучал лакея, бросил ему рубль и, взяв красавицу под руку, повел ее, ловко лавируя между столиками, под восхищенными взглядами сидевших дам и мужчин.
И двe стройные, сильные фигуры шли по аллее к выходу, освещенные, облитые одним и тем же светом луны, сковавшим их в единую серебряную группу.
И имя этой скульптурной серебряной группе было:
«Желание».
Я проследил с божественным хладнокровием за ними, до тех пор, пока они не скрылись в зеленой лунной пыли. И я, как бог, знал последующее, хотя не мог его видеть: недолгую борьбу красавицы с предприимчивым юношей, ее несогласие идти к нему, потом ее согласие, потом жаркие тесные объятия, тихие благодарные поцелуи, и свет луны на крохотных, беспорядочно брошенных туфельках, на висящей на спинке стула кофточке и шляпке, на которую бесцеременно взгромоздился мужской жилет, не думавший о таком легкомыслии там, на бульваре, когда он облекал грудь своего хозяина.
Могу сказать – в этот вечер на бульваре я видел яркое подтверждение старой истины: есть в природе такой язык, который выше любого иностранного.
Цепная собака
I
Когда Зырянинов вошел в кабинет, полное добродушное лицо редактора журнала «Северное сияние» засияло радостью.
– Я в восторге, что вижу вас, – приветливо сказал он. – Одну минутку! Я только сейчас вот отпущу посетителя.
Посетителем был хилый молодец со скорбным видом и такими длинными волосами, что опущенная голова его напоминала плакучую иву. Он говорил:
– Почему же вы находите, что моя повесть не подходит? Неужели она слаба?
– Я нахожу? – воскликнул редактор. – Бог с вами! Я нахожу ее прелестной. Мы по этому поводу часа полтора спорили со вторым редактором «Сияния», Лиходеевым. Но он уперся, как бык, – и вот видите: приходится возвращать вам эту вещь. Верьте мне, я как будто с кровью отрываю ее от сердца. Ведь, между нами-то говоря, это лучшее, что вы написали!
– Спасибо… Вы меня хоть немного утешили. Виноват… Один вопрос: почему вы должны подчиняться мнению этого Лиходеева, а он вашему – нет?
– Иногда и он подчиняется. Лишний голос всегда принадлежит тому из нас, кто почему-либо против принятия произведения. Этим мы достигаем лучшего отбора мaтepиaлa в журнале.
– А что, если бы я… сходил к этому… Лиходееву. Поговорил бы… А?
– Пожалуйста! Это самое лучшее. Может быть, вы смягчите его сердце.
Хилый писатель тряхнул своей «плакучей ивой», поблагодарил редактора и исчез.
Редактор обратился к Зырянинову:
– Вы зашли за ответом?
– Да.
– Аванс? Пятьсот рублей?
– Да! Я же говорил.
– Гм… Я думаю, это можно устроить. Вот только не знаю, как Лиходеев. В этом деле нужно и его согласие.
– А вы думаете – он не согласится? – испуганно спросил Зырянинов.
Редактор улыбнулся.
– Ну, что вы… Это было бы слишком. Он не такой уж зверь, каким кажется. Правда, иногда бывает тяжеленек, душу всю своими капризами вымотает, но… в общем, дело с ним делать можно.
– Фамилия у него зловещая.
– Да уж… И характерец тоже не из первосортных. Иногда и меня до белого каления доводит. А вообще – пустяки! Сходите – ваше дело чистенькое. Если он даст согласие, идите прямо в кассу и получайте монеты. До свидания! Когда будете уходить – загляните.
Зырянинов вышел из кабинета редактора и, проходя через контору, обратился к экспедитору:
– Как зовут господина Лиходеева?