Сердце под скальпелем

– Главных? Нет, семь. Седьмого я вам еще не досказал… Это самый гениальный, самый поразительный номер! Бывало, там, где уже нужно бы прийти в отчаяние, где руки совершенно опускались, я хватался за этот драгоценный номер, за эту жемчужину моей коллекция – и через полчаса неприступная недотрога уже склоняла голову на мое плечо. Неудивительно, что прием номера седьмого действует почти на всех. Схема номера седьмого чрезвычайно проста и портативна, как все гениальное…

– Надеюсь, вы мне сообщите ее, – перебил я, дернув головой от неожиданной остановки поезда.

– Конечно! С удовольствием. «Седьмой номер»!.. Вы… Э, черт! Поезд, кажется, остановился? Какая это станция?

– Разбишаки, поезд стоит 3 минуты.

– О дьявол! Да ведь мне здесь сходить нужно. Чуть не прозевал. Прощайте! До приятного свидания, спасибо за компанию.

Он схватил свой чемодан и, наскоро пожав мне руку, выскочил. Звонок зазвенел. Поезд засвистал и двинулся.

Я принялся ругать сам себя за то, что, отвлекши внимание Волокиты разными расспросами, так и не узнал номера седьмого, но в этот момент в вагон вошла та самая дама, с которой, по предложению Волокиты, «надо было работать номером четвертым».

Я вскочил с места и, основываясь на примечании к номеру четвертому, застыл перед ней с бессмысленно изумленным видом, опершись, как будто в полуобморочном состоянии, на спинку дивана.

Глава II

На практике

Я полагаю, что в выражении моего лица было больше бессмысленности, чем изумления; не думаю, чтобы даже самая красивая женщина в мире произвела именно такое впечатление. Своим видом я скорее напоминал деревенского мальчишку, увидавшего впервые в зоологическом саду жирафа.

Отделавшись кое-как от «примечания к номеру четвертому», я занялся разработкой этого номера: сбросил с полки ручной сак незнакомки и, подхватив его на лету, протянул ей.

– Что это такое? – удивилась она. – Зачем это?

Я смущенно отскочил от нее, ударился плечом о косяк двери (насколько помнится, маленькая неловкость и мешковатость даже поощрялась четвертым номером) и, краснея, пролепетал:

– Может, вам отсюда что-нибудь нужно вынуть… книжку или какую-нибудь там пудру, помаду. Дело, знаете, дорожное.

И с самым общительным видом я снисходительно махнул рукой.

– Ничего мне не нужно. Положите сак обратно.

– Слушаю-с. Может, окошечко открыть?

– Оно открыто.

– Тогда не закрыть ли?

– Не надо.

– Может, лимонаду хотите?

– Спасибо, не хочу.

– Я бы достал. Скушать, может, что-нибудь желаете – рябчик, ветчина, отбивные котлеты – на первой же станции сбегаю.

– Не надо.

– А то бы сходил.

– Говорят вам – не хочу!

Я счел, что лед в отношениях до некоторой степени пробит. Теперь только оставалось, по теории Волокиты, подчеркнуть свое знакомство с обычаями света, а затем – поцелуй руки и остальное.

– Знаете, – заметил я. – Есть люди, которые закуривают папиросу, не спросив даже разрешения у дамы. Вот уж никогда бы себе этого не позволил!

– Вы это ставите себе в заслугу? – спросила она с любопытством.

– Нет, чего там! А я одного такого субъекта знал; полнейшее отсутствие умения вращаться в обществе; недавно заезжаю к нему и, не застав дома, оставляю карточку с загнутым углом. На другой день встречаю его, а он и говорит: «Ты это что же мне поломанные, мятые карточки оставляешь? Не было целой?» Я чуть не помер со смеху.

Подготовив таким образом почву, я с некоторой фамильярностью, обыкновенно в дороге допускаемой, взял руку своей соседки и поднес ее к губам.

– Это еще что такое? – вскричала она, вырывая руку.

– Красивая ручка, – заметил я, принимая тупо-самодовольное выражение, хотя втайне был совершенно обескуражен. «Сейчас видно, – подумал я, – что она не знает номера четвертого».

– Красивая? – нахмурилась незнакомка. – А вы знаете, как называется тот человек, который, не познакомившись даже как следует, лезет целовать руки?

– Душой общества? – высказал я догадку.

– Нахалом он называется – вот как.

«Пожалуй, Волокита ошибся, – подумал я. – Четвертым номером с ней ничего не сделаешь. Очевидно, это тонкий, культурный интеллект, который поддастся разве только на номер шестой».

– Послушайте, – спросил я, глядя вдаль загадочным взором. – Вам не кажется странным, что судьба свела нас вместе?

Она пожала плечами:

– О господи! Мало ли с кем приходится ехать в пути.

– Нет, нет! – возразил я глухим голосом. – Вы знаете, что такое Ананке?

– Станция?

– Нет-с, не станция. Это – судьба, рок. По-гречески. Ни один человек не избежит Ананке. И вот, знаете ли вы (наклонившись к ней, я пронзительно заглянул ей в лицо), знаете ли вы, что у меня есть способность прозревать будущее: Ананке свела нас, и эта встреча будет для вас очень важной… Да-с. Решающей на всю жизнь. Сопротивляться? Бежать? Ха-ха-ха! Не поможет! Не-ет-с, голубушка, не отвертитесь…

– Послушайте!..

– Нет, вы послушайте. Слышите, как наверху гудит таинственный колокол: поздно! поздно!

– Что вы такое там болтаете, навязчивый человек? – вскричала она с заметным нетерпением. – Предупреждаю, что, если вы позволите что-нибудь лишнее, я вас так отделаю, что долго не забудете.

«Какой трудный случай», – подумал я. И досада охватила мое сердце. «Если ты способна на драку, то и первый номер для тебя хорош», – решил я, мужественно бросаясь в атаку.

– Сударыня! – сказал я. – Жизнь прекрасна, пока мы молоды. Нужно торопиться ловить моменты счастья и вообще… гм!.. Мы оба молоды, прекрасны – почему бы нам и не быть счастливыми? Вы скажете – «это грех!» Какой там грех, ведь рая-то нет, а жизнь-то, она не ждет!

– Вы просто глупый, развязный нахал и больше ничего, – неожиданно сказала дама и злобно отвернулась к окну.