Почести

Придя в редакцию, Меньшиков подошел к столу Розанова и протянул ему руку.

– Здравствуйте, Василь Васильич!

Близорукий Розанов приветливо улыбнулся, осмотрел протянутую руку и повел по ней взглядом до плеча Меньшикова. С плеча перешел на шею, но когда дошел до лица, то снова опустил взгляд на бумагу и стал прилежно писать.

– Я говорю: здравствуйте, Василь Васильич!

– ...Брак не есть наслаждение... – бормотал Розанов, скрипя пером. – Брак есть долг перед вечным...

От напряженного положения протянутая рука Меньшикова стала затекать. Опустить ее сразу было неловко, и он сделал вид, что ощупывает карандаш, лежавший на подставке.

– Странный карандашик... Таким карандашиком неудобно, я думаю, писать...

Меньшиков опустился на стул, рядом со столом Розанова, и беззаботно заговорил:

– А я сегодня тысячный фельетон написал. Ей-богу. Можете поздравить, Василь Васильич... Много написал. Были большие фельетоны и маленькие были. Да-с... Сегодня меня, впрочем, уже многие поздравляли: швейцар Никита – этакий славный чернозем! Алексей Сергеич поздравляли...

– Всякое половое чувство должно быть радостным и извечным... – бормотал, начиная новую страницу, Розанов.

– Я уж так и решил, Василь Васильич: напишу фельетон о печати! Хе-хе! Изволили читать? Вы где, на даче в этом году живете? Впрочем, я думаю, что разговор со мной отвлекает вас? Ухожу, ухожу. Люблю, знаете, с приятелем в беседе старое вспомнить... До свиданья, Василий Васильич...

Меньшиков протянул опять руку, подержал ее минуты три, потом потрогал пресс-папье и сказал одобрительно:

– Славное пресс-папье!

Старческими шагами побрел к кабинету А. Столыпина.

– Здравствуйте, Александр Аркадьич!

Меньшикову очень хотелось, чтобы Столыпин, хотя бы по случаю юбилея, пожал ему руку. Но старый, усталый мозг не знал – как это сделать?

Постояв минут десять у стола Столыпина, Меньшиков пустился на хитрость:

– А вы знаете – через три минуты будет дождь...

– Вечно ты, брат, чепуху выдумываешь, – проворчал Столыпин.

– Ей-богу. Хотите пари держать?

Простодушный Столыпин попался на эту удочку.

– Да ведь проиграешь, старая крыса?

Однако руку протянул. Меньшиков с наслаждением долго мял столыпинскую руку. Когда Столыпин вырвал ее, Меньшиков хихикнул и, довольный, сказал:

– Спасибо за то, что поздравили!

Потом Меньшиков ушел из редакции и долго бродил по улицам, подслушивая, что говорит народ о его юбилее.

Никто ничего не говорил. Только в трамвае Меньшиков увидел одного человека, читавшего «Новое время». Подсел к нему и, хлопнув по своей статье, радостно засмеялся.

– Что вы думаете об этой штуке?

Читавший сказал, что он думает.

Меньшиков вышел из трамвая и долго шел без цели, бормоча про себя:

– Сам ты старый болван! Туда же – в критику пускается.

Вечером сидел у кухарки на кухне и рассказывал:

– Устал я за день от всего этого шума, поздравлений, почестей... Начиная от швейцаров – до Столыпина – все как один человек. А Столыпин... чудак, право... Схватил руку, трясет ее, трясет, пожимает, – смех, да и только! Старик тоже – увидел меня, говорит: что нужно – проси! Отведи в уголок и проси. Ей-богу, не вру! Хочешь, говорит, надбавить – надбавлю. Публика тоже... В трамваях тоже... Обсуждают статью.

Ночью он долго плакал.