О любви и не только – 3. Рассказы, повесть

Неварко удивлённо посмотрел на приятеля, какой-то он ему показался возбуждённым сверх меры этот Круглов.

– Ты приврал насчёт крали? Или пошутил?

– А то что же… От этих твоих фильмов кто угодно заведётся. Сейчас бы её прямо в кабинете…

– И получилось бы? – удивился такой страстной речи Неварко.

– А черт её знает! Давненько не пробовал…

Местный авторитет уважительно разглядывал милицейского чина, которому на этой неделе стукнуло шестьдесят девять лет. Правду говорят про великую силу искусства, она мёртвого поднимет!

– У меня к тебе серьёзное дело, – Филипп уселся поудобнее и приступил к допросу. – Сводки по области смотрел? Мне доложили, что Лысого на тот свет отправили.

– Уж не твои ли ребята?

– Я мокрухой не занимаюсь, – с достоинством проговорил Неварко, – ты же знаешь меня.

– Да потому и спросил, что знаю. Когда случилось-то?

– Не знаю я. Сболтнул здесь один по пьяни, а я к тебе – за уточнением.

– Ох и надоели вы мне все! – с досадой буркнул Иван Иванович. – Как к отцу родному бегут! Вот окочурюсь ненароком – что станешь делать?

– Другого прикормлю! – строго глядя на мента твёрдо сказал Неварко. – Ты же знаешь, что без информации мой бизнес враз прогорит.

– Погоди здесь! – попросил Круглов и сноровисто вышел из кабинета.

Филипп достал мобильник и стал обзванивать свою группу парней, которые тусовались сейчас в разных точках города, собирая дань. Всё было тихо и пристойно, никаких сомнительных инцидентов нигде не возникло, следов Лысого, который почти каждый день накладывал лапу на доходы Неварко, не прослеживалось. Доклады парней выглядели лаконично, выручка – на редкость высокая. Да и не удивительно, воскресенье всё-таки. Затем с кабинетного телефона авторитет позвонил в клуб. Никто не ответил. Озадаченно почесав репу, Неварко в уме прикинул, что Распредвал наверняка где-то занимается с Ириной в студии.

«А если не в студии?… – мелькнула мысль. – А если занимается не тем, чем нужно?»

В этот момент возвратился Круглов. Лицо у него было явно довольным.

– Всё сходится, – сказал он, – в сводке есть приметы, похоже на Лысого, очень похоже. К тому же паспорт у него обнаружили на Обстриженного, такой давно из мест отдалённых сбежал и по пути на родину у нас временно обосновался.

– Что ещё за Обстриженный? – тупо поинтересовался Неварко. – Я же тебя про Лысого просил выяснить!

– Чувак! Ты что-то не врубаешься. Как можно с такой головой крутые бабки срубать? Просто не понимаю… Обстриженный – это и есть наверняка твой Лысый! Что ж ему было – под своей фамилией гулять с побега? Это всё равно, что с государственным флагом в правой руке маршировать круглосуточно по улицам города!

Неварко ещё раз набрал номер телефона клуба. И вновь никто не ответил. Мобильник Ирины тоже молчал. В злости он запустил свой телефон в облупленную стену, посыпались осколки.

– Ладно, Мильтон, пошёл я по своим делам. Сведения про Лысого меня удовлетворили.

Он тяжело зашагал по скрипучему полу кабинета мимо Ивана Ивановича, вышел в дверь и шумно захлопнул её за собой.

«И чего человек так расстроился?» – пожал плечами Круглов, вновь включая видеомагнитофон. По кабинету поплыли непристойные для данного места сладострастные звуки.

* * *

Паша Распредвал кайфовал. Он лежал на широкой тахте в своём тайнике под клубом. Про это место никто в городе не знал. Тот, кто организовал и реализовал тайник, давно покоился на местном кладбище. Конечно, к его смерти Сироткин никакого отношения не имел – просто человек был в солидном возрасте, сердце пошаливало и однажды… В общем, все мы смертны, все под богом ходим. Сейчас Паша был благодарен покойнику за то, что тайну про подземное убежище он унёс с собой в могилу.

Андрина лежала рядом. Она оказалось совсем не такой, как представлялась Распредвалу раньше. Нормальная оказалась баба, больше того – её и петь-то теперь не тянуло, что особенно нравилось Паше. В начале занятий, когда Паша растянул старенький баян, она, разглядев в учителе мощный торс и красивые глаза, предложила, положив руку ему на плечо:

– А может, другим делом займёмся? – и сама полезла целоваться.

После этого Паше ничего не оставалось, как перейти на подпольное существование. Он знал, что бывший одноклассник его найдет, но ведь не сразу же! Сироткин поживёт здесь какое-то время. По ночам, переодевшись в театральные бомжевские одежды, будет закупать продукты питания, остальное здесь всё есть. Поищут его клубные работники, да и перестанут. Другого директором клуба назначат. Страшнее всего, конечно, было участие Неварко в поисках своей девицы. Уж он-то со своим опытом сживания со света неугодных мог отыскать их обоих и уничтожить быстрее всего. Но пока Паша лежал на тахте, а рядом была Ирина Андреевна – совершенно неожиданно ставшая ужасно желанной…

* * *

Вечером следующего дня Неварко сидел за круглым столиком ресторана «Садко» в окружении своих подчинённых, у входа маячили два охранника. Свет был ослаблен, стол уставлен многочисленными яствами, но вид у хозяина был удручённый, не мог он найти свою кралечку, не мог достать разлучника Пашу Распредвала, который как сквозь землю провалился. В своих неприхотливых мечтах Неварко разрезал Распредвала на мелкие кусочки, лично снимал с его головы скальп, а оскальпированную голову бросал на съедение злым голодным собакам. Ирине в его жизни места тоже уже не было. Он пытался забыть её, выбросить из памяти, и, хотя это плохо удавалось, участь злодейки была решена: не его – значит, ничья! А ничья, значит, закопанная глубоко в сырую землю в самом дремучем лесу, без глаз, без ушей и так далее…

– Зови официанта! – приказал Неварко Севе-голубку. – Пусть ещё коньяку тащит, за упокой общих друзей выпьем…

Высокий красавец официант принёс поднос с гранёным графином, налил всем по два сантиметра. Неварко вырвал графин, с матерком отослал официанта, добавил до краев. Официант пожал плечами, махнул кому-то рукой – стоявшему за стойкой, затем исчез навсегда из этого заведения.

Через несколько минут у Неварко отказала речь. Он пытался что-то сказать охранникам, но только невнятно мычал. Скорая помощь не оказалась достаточно скорой, чтобы спасти хозяина здешних мест, смерть наступила прямо в машине на подъезде к больнице. Боевики стояли у стен медицинского заведения и ждали, что сообщат врачи.

* * *

На следующий день в местной печати и по местному радио передали печальную новость про кончину местного авторитета. Понятно, что никто особенно не огорчился. Ещё передали, что в своём рабочем кабинете застрелился начальник отделения милиции. По слухам, в мэрию пришло анонимное письмо, сообщающее подробные сведения про связь Ивана Ивановича Круглова с бандой местных рекетиров. По этим же слухам Круглов выстрелил себе в голову, не досмотрев до конца какой-то фильм про голых баб, после выстрела в кабинет забежали сотрудники и увидели мёртвого окровавленного начальника, а на тумбочке продолжал работать магнитофон и с экрана неслись нестандартные звуки.

Парни из команды Неварко скопом пошли сдаваться в милицию новому начальнику. А назначили на это место неизвестного в этих краях человека, присланного из области. И фамилия его оказалась Остриженный. Местный же киллер Андрей подался в бега.

После всех этих событий в Димитровске стало жить гораздо скучнее, происшествий никаких не происходило, поговорить было не о чем. Правда, иногда упорно повторялись слухи про то, что молодёжь, допоздна гуляющая в районе клуба, снова слышала странные звуки как бы из-под земли. Кому-то они казались далёким загробным пением, а кому-то вскриками молодой жеребицы.

Качели любви

– рассказ —

В жизни иногда человеку хочется необыкновенного: необыкновенных событий, вещей, приключений… В этом Фёдор Булатов мало отличался от основной массы человечества. Его детские и юношеские годы пролетели быстро, он их практически не заметил, и вспоминать о них не хотел. После окончания института Булатов неожиданно остался одиноким, потому что родители погибли, возвращаясь из Турции после отдыха. Самолет взорвался за несколько минут до посадки и виновных следствие ищет до сих пор. Родных братьев и сестер у Булатова не было, а остальная родня осталась далеко в Западной Украине, никого из тех родственников он не знал и при своей жизни в лицо не видел. И после организации похорон отца и матери с помощью бывших сослуживцев родителей Фёдор вернулся в огромную, хорошо обставленную квартиру опустошённым. Работать он ещё не начал, его жизнь как бы оборвалась и её нужно было начинать заново.

Город, где жили Булатовы, находился за 500 километров от столицы и насчитывал около миллиона жителей. С устройством на работу проблем не было, потому что в городе было достаточно предприятий, связанных с химией, в том числе с той продукцией, технологию производства которой пришлось изучать в институте. К тому же на одном из крупнейших химических заводов, где не один раз проходил практику студент Булатов, его уже знали и сразу предоставили достойную должность технолога цеха. Хотя для только что закончившего учёбу молодого человека это казалось достаточно престижным, особой радости Булатов не почувствовал, потому что последние события, особенно похороны родителей, сильно отражались на настроении, с людьми новый технолог сходился медленно и по-прежнему не понимал, а правильно ли он поступил? Была мысль выгодно продать большую квартиру и уехать в Москву, куда агитировал его давний приятель, однокурсник прошлых лет Сергей Колыванов. Но Фёдор подумал, что подобравшаяся знакомая молодёжь в кооперативе, где одну из главных ролей играл Колыванов, скорее всего будет склонять его к частым выпивкам, к блуду по молодым, непристроенным в жизни женщинам и в итоге он останется ни с чем: деньги быстро кончатся, кооператив развалится, а жильё приобрести не удастся. А без собственного жилья в Москве делать было нечего. Возвращаться в родной город будет уже поздно, работу легко упустить, да и квартиру снимать выльется в копеечку. Лучше остаться сейчас на том предприятии, которое заинтересовано в его знаниях и где он знает технологическую схему, общие цели завода, некоторых руководителей цехов и отделов.

На этом же заводе одно время работал отец Фёдора, перед уходом на пенсию он договорился с людьми, от которых зависела судьба сына после учебы. Смерть старшего Булатова ничего не изменила, и его друзья помогли Фёдору в выборе цеха и должности. И теперь приходилось изучать новые корпуса большого цеха не так, как в институте, а уже для возможности точно знать процесс производства и со свежими знаниями руководить достаточно большим количеством технологического персонала. Подчинённый персонал состоял из аппаратчиков смен, мастеров и начальников смен, начальников отделений. Цех выпускал большое количество синтетического каучука разных марок, причём, в основном, для шинной промышленности.

Погрузившись полностью в проблемы производства, решая то и дело возникающие технические проблемы, Фёдор Булатов пытался забыть неприятности последнего времени, но, добираясь домой вечером, не знал, куда себя деть. К бутылке его никогда не тянуло, был он не очень общителен и соседей по подъезду многоэтажного дома, построенного два года назад, почти не знал, так – здоровался кое с кем, да и только. Телевизор и разные фильмы, скаченные с Интернета, почти не занимали его. Немного посмотрев последние новости, проверив электронную почту, Фёдор засыпал, а утром по звонку будильника вставал и готовился к новому рабочему дню. Случалось, что собирался на завод и в выходной день, но своевременно останавливался у дома, видя, что народ не торопится на работу. Так проходили дни, недели, месяцы, годы. И только после пяти лет тягостного для себя существования Фёдор Булатов неожиданно ощутил прелести окружающей жизни, он изменился в общении с людьми, стал необыкновенно приветлив и начал интересоваться всеми событиями в мире, стране и городе.

На работе были удивлены перевоплощением Булатова, который уже полтора года назад был переведён начальником своего цеха и имел солидную репутацию делового и смелого руководителя, умевшего ладить с людьми и содержать цех в идеальном состоянии. Причины не знал никто, кроме самого Фёдора, с которым случилась обычная в человеческом обществе вещь: он влюбился.

Если бы кто-то из знавших Булатова по работе сотрудников услышал, что тот оказался в обычной для простого человека роли влюблённого, то, конечно, не поверил бы. Все пять лет, что Фёдор проработал на заводе, показали его только со стороны непрерывного трудового процесса, которым он занимался и днём, и ночью. У руководителя большого технологического цеха с большим штатом сотрудников рабочий день фактически не заканчивался, а продолжался все часы до начала следующего рабочего дня. Лишь люди, испытавшие эту судьбу, знают, что начальнику цеха могут позвонить в любой момент и доложить о какой-нибудь простой ерундовой поломке, чтобы лично не отвечать затем в кабинете о причинах получения брака продукции. Хотя начальник смены может вызвать на помощь в цех через диспетчера завода слесарей, электриков, чистильщиков, начальников отделения. Их привезёт диспетчерский автобус, и всё устранят. Непрерывное производство так устроено, что остановиться на полном ходу невозможно, это приведёт к непоправимым потерям количества и качества продукции. Начальник цеха и технолог несут всю полноту ответственности за состояние дел в цехе постоянно. Как они это организовывают – это их дело, это входит в должностные обязанности.

Булатов с приходом в цех готовой продукции внимательно рассматривал каждую технологическую операцию до мельчайших подробностей, сразу делал пометки на будущее, что можно улучшить в работе оборудования вплоть до его замены или реконструкции узла. Так его учили в институте, и он многое запомнил из увесистых учебников. Особенно Булатов полюбил принцип исключения слабого звена в технологической цепочке производства. Применяя этот принцип довольно легко можно добиться прекрасных результатов в повышении производительности труда в цехе, в снижении расходов основных материалов и сырья, в увеличении выпуска готовой продукции, а, значит, и снижении её себестоимости. Многие руководители цехов на заводе не применяли методы Булатова по разным причинам, например, не все они получили высшее образование или при учебе в институте не всегда тщательно изучали азы своей основной профессии. С приходом Булатова цех стал работать лучше и надёжнее, вызывать ремонтный персонал стали реже. Это стало одной из причин перевода его начальником цеха вместо ушедшего на пенсию человека.

Настойчивая работа Фёдора приносила хорошие результаты, но сам он был всегда озабочен итогами ежедневной выработки продукции и мало уделял внимания самому себе. Он всегда был занят, не интересовался простыми радостями жизни, вроде рыбалки, обычного отдыха с шашлыками, сборами друзей за одним столом на какой-то праздник. Всё это проходило мимо Булатова. Даже автомобиль он вынужден был купить только для более быстрого прибытия в цех в случаях какой-то неожиданной серьёзной поломки и для организации скорейшего восстановления работы оборудования и персонала смены.

Поэтому всем было любопытно, каким же таким образом молодой человек оказался втянут в любовную историю и какие изменения в цехе последуют за ней: ухудшится ли надзор за работой цеха или всё останется по-прежнему и к Булатову претензий не будет?

Да и вообще, персонал цеха, полюбивший своего начальника и привыкший к нему, хотел обязательно знать подробности его личной жизни и о том, что он решит сделать со своей жизнью дальше: женится на любимой девушке или вся любовь растворится в рабочих буднях и Фёдор останется одиноким?