Инспектор Лосев

– Вы не знали? Но вы…

– Где он провел эту ночь? – резко спрашиваю я.

Я не в силах больше притворяться. Меня больше не хватает и на эту игру. И тут я невольно гублю все дело.

У Элеоноры Михайловны внезапно закрадывается подозрение. Недаром она все время имеет дело с секретами мужа, со всякими незаконными и рискованными комбинациями. И она ледяным тоном говорит мне:

– Все это очень странно. Вы его друг, и вы… О, я что-то не поняла в нашей встрече, кажется.

– Сейчас поймете. Но сначала ответьте на мой вопрос.

Да, я сорвался. И теперь уже ничего не поделаешь. Мне так и придется доложить Кузьмичу. И он…

– Это не ваше дело, – говорит между тем Элеонора Михайловна. – Это его дело, где он провел ночь, – и насмешливо добавляет: – Во всяком случае, не со мной, будьте уверены.

И тут вдруг меня осеняет одна догадка. Так вот оно в чем дело! Черт возьми, это надо использовать, надо спасать все, что еще можно спасти. Я не имею права сейчас себя расшифровывать, Мушанский еще на свободе, опасный, вооруженный преступник, сейчас он еще опаснее, чем раньше.

Я лихорадочно ищу выход из труднейшей ситуации, в которой оказался по собственной же вине. Наконец говорю:

– Дело в том, что Жора меня крупно подвел. Он должен был вчера вечером прийти на встречу и не пришел.

– Где же вы должны были встретиться, в каком месте, интересно? – Элеонора Михайловна пристально и недоверчиво смотрит мне в глаза, словно заранее зная то место и только проверяя меня.

Я пожимаю плечами.

– Простите, но это уже наше дело. Знать вам это совсем ни к чему, мне кажется.

– А все-таки? – настаивает она.

Теперь уже пристально смотрю на нее я и цежу сквозь зубы:

– Не у Ляли, конечно. А совсем в другом месте.

Краска бросается ей в лицо. Элеонора Михайловна нервно теребит бечевку на своем пакете.

– Так вы знаете? – спрашивает она, опуская глаза. – Чего же вы спрашиваете?

А ко мне тем временем возвращается спокойствие. И я опять способен соображать. Наконец-то. Итак, одержана первая маленькая победа, попробуем развить успех.

– Это всего лишь предположение, – я снова пожимаю плечами. – Но, судя по всему, Жора сказал вам, где мы должны были встретиться?

– Да, сказал. Теперь скажите вы.

У нее еще остались подозрения. Их надо немедленно рассеять. Но неужели у Мушанского действительно была назначена встреча? Невероятно. Но, так или иначе, я должен ей что-то сказать.

– Ладно уж, – неохотно говорю я. – Видно, Жора вам здорово доверяет. Хотя это на него и непохоже.

Вполне возможно, что она берет меня «на пушку», и Мушанский ей ничего не сказал. Тогда я буду выглядеть в ее глазах доверчивым простаком. Но это, в конце концов, не беда.

– Да, он мне доверяет, – с некоторой даже гордостью произносит Элеонора Михайловна. – И я хочу, чтобы вы мне тоже доверяли. Слышите?

Ага, кое-какие сдвиги все-таки происходят. Ну что ж. Пойдем дальше.

– На вокзале, – понизив голос, говорю я. – На одном вокзале.

Фу-у! Лед в ее глазах наконец-то растаял. Она улыбается и кивает головой.

– Вы его сегодня увидите? – деловито осведомляюсь я.

– Не знаю, – отвечает она уже спокойно и, кажется, вполне искренне. – Утром он ушел от Ляли и обещал ей звонить, – потом со знакомой мне плутовской улыбкой добавляет. – Она ему, между прочим, понравилась. Даже очень.

Я в ответ улыбаюсь тоже весьма игриво.

– И, конечно, что-нибудь оставил на память? – спрашиваю. – Я же знаю его широкую натуру.

– Оставил, оставил, – смеется Элеонора Михайловна. – Вы даже не догадаетесь что! Жора колоссальный оригинал.

– Ну все-таки? – допытываюсь я.

– Представьте, весьма миленькую шкатулку, и в ней какие-то странные раковины. Все вместе выглядит очень эффектно.

От этих ее слов у меня возникает легкое сердцебиение. Я тут же вспоминаю бородатого парня, палеонтолога. Ну вот, дорогой товарищ, теперь ты, надеюсь, поймешь нашу работу, в первом приближении, конечно, и, может быть, у тебя даже появится уважение к ней.

– А, ладно, – я небрежно машу рукой. – Самое главное, это то, что я увидел вас.

– Ненадолго, – кокетливо отвечает Элеонора Михайловна, поправляя бечевку на пакете. – Я очень спешу. Семен Парфентьевич, наверное, уже сердится. Он не любит, когда я опаздываю. А вы всегда так неожиданно появляетесь.

Теперь мы улыбаемся уже оба, прекрасно понимая друг друга. И я снисходительно соглашаюсь:

– Хорошо. Я потерплю до завтра.

– Да, да, до завтра.

И мы расстаемся.

Она садится в свой «Запорожец», и тот, урча, трогается с места. Элеонора Михайловна приветливо машет мне рукой. Я, улыбаясь, отвечаю. Потом смотрю на часы.

Время у меня еще есть. Я могу вернуться в отдел, предупредить Игоря, что билеты уже у меня. И еще успею заскочить домой переодеться и побриться.

Что ни говорите, концерт Райкина – это праздник. А к празднику надо готовиться.

Райкин – выдающийся актер. Мне, например, он напоминает Чаплина. Сквозь его смех я так часто слышу слезы, сквозь юмор проступает злая сатира. Вы помните его монолог пьяницы в музее? Помните это торжество воинствующего невежества и хамства, над которым покатываешься от смеха, но и выть хочется? «В греческом зале, в греческом зале…» У меня в ушах не утихает интонация Райкина, когда он злобно, издевательски произносит эти слова устами своего пьяного героя, передразнивающего старую хранительницу музея. И я невольно сжимаю кулаки, я не могу это спокойно слушать.

Мне рассказывали таксисты один удивительный эпизод. Однажды диспетчеру поступил вызов из Переделкина. Это такое место километров в двадцати от Москвы, где расположен писательский поселок и Дом творчества писателей, они там работают. Так вот, поступил оттуда вызов на такси поздно вечером, к тому же в проливной дождь. Диспетчер, понятно, отвечает, что за город он машины не высылает, да и не согласится ни один таксист ехать в такое время. И вдруг ему говорят, что машина нужна Райкину. Вы знаете, что тут поднялось? Все водители, которые только были в этот момент у диспетчерского пункта, заявили, что они едут. Увидеть Райкина!

И каждый раз, когда мне предстоит идти на концерт этого артиста, я иду как на праздник. Поэтому, когда я приезжаю к нам в отдел и с гордостью объявляю Игорю, что достал обещанные билеты, то в первый момент даже не замечаю, как странно посмотрел он на меня и каким странным голосом сказал:

– Тебя вызывает Кузьмич. Немедленно.