– Без удачи в картах никуда, – отвечает Высоцкий.
– Как и в любви, да. Но преферанс это все-таки немного другая игра. В нем расчет тоже важен.
– Вот ты сейчас как Миша Таль говоришь. Тот тоже все больше про расчет говорит.
– Таль очень хорошо играет, – поддакивает Аксенов, – было бы интересно посмотреть, кто кого.
– А знаете что, – оживился Высоцкий, – а ведь это и правда интересно. Васю обыграть невелика наука. Как вам такое предложение: едем к Талю и играем – вчетвером, допустим. Вась, я не про тебя, а про твоего друга. Про Юру Одессита я, в отличие от писателя Евстигнеева, знаю.
– Ты хочешь прямо сейчас все бросить и поехать играть в карты? – вмешивается в разговор Влади. По-русски она говорит с легким акцентом, но он ее только украшает.
– Да нет. У Миши сейчас скучно, Нарзан и стол номер 7. А тут у нас мясо и выпивка. Выбор очевиден. Но вот, допустим, завтра можно и поехать к Талю. Как вам такое?
– Я не против, – улыбаясь говорит Юра, – это будет интересно.
– Я тоже не против, – соглашаюсь я, – чемпионов мира по шахматам и звезд советского театра и кино я еще не обыгрывал. Надо будет, как закончим, сделать вашу с Талем фотографию. Повешу у себя в кабинете как охотничий трофей.
– А ты наглец, Достоевский, – смеется Высоцкий и хлопает меня по плечу, – мне нравится. Вот только я готов поспорить, что это Миша у себя над столом повесит твою голову, а не ты его.
– Пари дело благородное, – тут же подхватываю я, – на что бы нам поспорить?
– Давай так. Если выиграет Миша, то ты должен мне его выигрыш.
– А если я, то вы мне?
– Да что ты выкаешь? Давай на «ты». И да, если ты обыграешь Мишу, то с меня твой выигрыш.
– Я это Василий Палычу говорил – и тебе скажу: ох, зря ты это делаешь. У меня же теперь еще одна цель появилась: выиграть так, чтобы принца датского без штанов оставить.
Мы снова смеемся и жмем друг другу руки. Дело сделано.
Глава 6
Утром следующего дня Юра заезжает за мной в гостиницу, и мы отправляемся за Высоцким.
Сегодня у моего наставника в шулерских делах уже другая машина. Не «Волга» в кузове кабриолет, а «Жигули» первой модели, которую позже в народе прозовут «Копейкой». Машина скромнее и классом попроще.
Хотя скромной она, наверное, кажется только мне. Для всех вокруг это диковинка. Да и Юра катит на ней с невероятной гордостью.
Еще бы, учитывая те очереди, которые надо было отстоять простому советскому человеку, чтобы приобрести автомобиль, гордым владельцем «Копейки» сейчас может стать разве представители партийно-хозяйственного актива страны, такие как сотрудники министерств, первые секретари обкомов или директора заводов.
Злые языки позже будут отказывать этому автомобилю в уникальности, говоря, что «наши купили «Фиат-124» и назвали по-своему. В первых автомобилях, сошедших с конвейера, и правда немало «отверточной сборки». Практически иномарка, да еще какая. Автомобиль года – 1966.
«Фиат-124» и ВАЗ-2101, сестры-близняшки. Специалисты могут говорить про двигатели и тормоза, но с виду – не отличишь! Да и скорость. По сравнению со слабосильными «Москвичами» и тяжеловесными «Волгами» новенький ВАЗ играючи выжимал 140 километров в час, за что его исключительно полюбили высокопоставленные лихачи. Один из таких делился потом, что в начале 70-х гаишники на патрульных «Москвичах» даже не пытались преследовать таких за превышение скорости. Все равно не догонишь, а радаров и фотофиксаций в те времена, понятное дело, не существовало.
У Юры автомобиль тем более непростой. Сиденья обтянуты красной кожей. Под приборной панелью установлен радиоприемник. Руль в цветной оплетке, рычаг переключения скоростей венчает рукоятка из янтаря. Не удивлюсь, если настоящего. Эдакий «полный фарш» образца 1972 года.
По крайней мере, на стоянке у «Ореанды» именно наш автомобиль, а не имеющиеся здесь в достатке «Волги» и «Чайки», облепляют любопытные пацаны, которые, присев на корточки, любуются своим отражением в хромированных колпаках.
Юра прикуривает от встроенной зажигалки и, приспустив стекло до середины, выпускает в него колечки ароматного дыма. Я от сигареты отказываюсь, терпеть не могу курить в автомобиле, да и запах прокуренного салона тоже недолюбливаю, но тут уж, как говорится, хозяин барин.
– Дядь Юр, погуди! – набравшись храбрости, просит один из пацанов.
Благодушно улыбаясь, Юра нажимает на круглый диск сигнала.
«Тру-ля-лю-лю!» – к восторгу пацанов над автостоянкой раздается заливистая трель.
Ждать нам приходится больше получаса.
Вышедший из подъезда гостиницы Высоцкий выглядит хмурым и помятым, словно не спал всю ночь, из-за чего кажется даже ниже ростом. За ним выпархивает Марина Влади. Улыбка ее выглядит слегка натянутой, словно она уступает капризу неких великовозрастных детей, соглашаясь играть с ними в их мальчишеские игры. Вообще, она девочка серьезная, взрослая, и делает всем этим нам большое одолжение.
Они оба в джинсах и тонких летних водолазках, похожи на иностранцев. Хотя я, даже пытаясь анализировать, не могу понять, в чем разница. Просто наши люди, имея даже деньги и возможности, так не одеваются и не выглядят.
Высоцкий буркает что-то приветственное, но неразборчивое, жмет нам руки и лезет в автомобиль.
– Работал всю ночь, – слегка виновато поясняет Марина, – писал.
За руль, кстати, садится она.
Следуя за серым «Рено», наш автомобиль выезжает со стоянки у гостиницы и направляется в горы.
* * *
Михаил Таль, экс-обладатель шахматной короны, один из самых знаменитых людей Советского Союза, лечится сейчас в Крыму, недалеко от Ялты, в санатории «Украина».
Спорт в Советском Союзе всегда занимал особое место, причем не только массовый, дворовый, но и в особенности так называемый спорт высоких достижений. Ведь каждая такая победа – это возможность поднять престиж страны на международной арене. А самих спортсменов, сумевших надрать задницу иностранцам, чествуют не меньше, чем космонавтов.
Каждая медаль, олимпийская ли, мирового первенства или престижного международного турнира, всегда на счету. И конечно, особое место в этом занимают те виды спорта, в которых мы традиционно сильны. Это хоккей, фигурное катание, гимнастика, ну, и, конечно, шахматы.
Советская шахматная школа, без сомнения, десятилетиями лидирует на планете. В тех редких случаях, когда шахматная корона достается кому-либо из зарубежных гроссмейстеров, миллионы болельщиков впадают в уныние. Но ненадолго: очередной шахматный гений возвращает ее в Союз.
Однако Михаил Таль выделяется и в этом исключительном кругу. Его любят не только за победы, но и за дерзкую эмоциональную манеру игры. Он вдребезги разбил легенду о шахматистах как о холодных бездушных людях с арифмометрами вместо мозга. Не зря его прозвали «Флибустьером шахматной доски», «Романтиком» и «Волшебником из Риги».
Он играл пылко, порой интуитивно, из-за чего, к сожалению, нестабильно, показывая то высочайшие результаты, то настоящие провалы на ровном месте.
И жил так же бурно, как и играл. Был отчаянным гулякой и дамским угодником. Это несмотря на слабое здоровье, из-за которого половину времени он проводил в больницах и санаториях.
Я мысленно прокручиваю все это перед игрой. Пускай преферанс – это не шахматы, там бы против Таля у меня не было ни единого шанса, но и здесь стоит понимать, что мне предстоит играть с гениальным стратегом и человеком с идеальной, да еще и тренированной памятью, что в значительной степени снижает возможность финтов, которые я могу против него применить.
Самого Высоцкого я в расчет как игрока практически не беру. Мне кажется, что основной поединок развернется между мной и гроссмейстером.
– О чем задумался? – спрашивает меня Юра.
– О том, как их обыгрывать буду, – отвечаю.
– Как, как, – смеется он, делая транзистор потише. – Весело и подчистую.
– Зачем? – спрашиваю. – Может быть, стоит, наоборот, проиграть? Пусть убедятся, что я честный игрок, не «шпилевой». Это ведь не стыдно и вполне естественно – проиграть экс-чемпиону мира.