Почти любовь

ГЛАВА 1

Через три недели Рождество. Уже десять лет я в одиночестве праздную рождение великого младенца. Раньше, когда родители были живы, мы всегда собирались втроем. Мама просила меня поскорей найти себе женщину и подарить ей с отцом внука или внучку. Папа же отводил меня в сторонку и тихо спрашивал: «Сынок, ты случаем не из этих?». На что я отвечал: «Нет, папа, просто я еще не нашел свою вторую половинку», а после добавлял: «И вообще – куда вы спешите? Еще успеется». Потом их не стало.

Свою Еву я так и не встретил. Но это не значит, что я не предпринимал попыток отыскать свое ребро среди женщин Москвы. Я пытался. Попыток было много. Но ребра были не те. За исключением одного ребра.

Возможно, она не совсем Ева моей мечты, но что-то родное в ней было. Перед тем, как начать отношения с женщинами, я их предупреждал, что меня интересует только секс без обязательств. Никаких «сюсюканий». Я говорил: «Если я почувствую хотя бы маленький намек на любовь с твоей стороны, то мы расстанемся хорошими друзьями». Женщины соглашались. А потом влюблялись. И я уходил.

А что? Я ведь предупреждал…

С Викторией все получилось иначе. Она, конечно же, тоже нарушила наш негласный договор и позволила пылкому чувству овладеть своим сердцем. Из-за чего мы с ней остались друзьями. Только ни с кем из своих бывших я после этого ни разу не виделся, а с моей победоносной мы вот уже шестую неделю каждую пятницу ужинаем в ресторане.

Наступила очередная пятница, вечер. Я заказал столик у окна: ей так нравится. Ресторан гудел голосами посетителей, в такт подыгрывая им классической музыкой. Зима во всю хозяйничала в городе. Я смотрел на падающие звездочки за окном, которые складывались в белоснежное полотно и блестели при свете полной луны. А потом я увидел живую звездочку. Ровной походкой, в бархатном розовом пальто и в шапке кроличьего меха она нырнула в ресторан. Быстро нашла меня. Улыбнулась. И, на ходу растягивая пуговицы бархата, направилась ко мне.

– На улице холод такой же, как и в твоём сердце, – съязвила звездочка.

Я помог ей избавиться от пальто.

– Не согласен. Я не настолько бесчувственный.

Мы заняли свои места.

– Да-да, помню. Твое равнодушие распространяется только на женщин, которые без памяти от тебя.

– Сами виноваты, – улыбнулся я. – Рассказывай, как ты?

Виктория взяла меню и принялась разглядывать его. Я же принялся разглядывать её. Длинные золотистые волосы. Темно-карие глаза. Аккуратный ровный нос. Чувственные губы. И коричневая маленькая точка над верхней губой. Не знаю почему, но у меня слабость к женщинам с родинкой над губами.

– Я нормально, – сказала она, листая меню. – На работе появился новый сотрудник. Доставал меня.

– Чем же? – спросил я, прекрасно понимая, к чему она ведет.

– Да все восхищался мной. Говорил, что я идеал красоты.

– Правильно говорил.

– Неделю назад, например, при девочках сказал, что завидует моему мужчине, – Виктория посмотрела на меня, но, не увидев ожидаемой реакции, продолжила разглядывать меню.

– Какой хитрец! – восхитился я. – Сделал комплимент и попытался разузнать, свободна ли ты. А ты что в ответ?

– Сказала, как есть, что мой мужчина не ценит этого.

– Неправда, – покачал я отрицательно головой, – ты знаешь, что причина не в этом.

К нам подошел официант. Спросил, готовы ли мы сделать заказ. Мы ответили, что да. Он принял заказ и ушел.

Виктория отложила меню и посмотрела на меня.

– И что было дальше? – поинтересовался я.

– Я позволила ему поухаживать за мной, – перешла в наступление Виктория.

– Хорош собой? – спросил я, не проявляя каких-либо эмоций.

– Не в моем вкусе, но сойдет.

– А кто в твоем?

– Как будто ты не знаешь. Он светловолосый, а мне нравятся темноволосые. У него серые глаза, а мне нравятся, – она пристально посмотрела на меня, – глаза цвета моря. В его взгляде юношеский задор, а мне больше нравится, – снова присмотрелась, – взгляд мудреца.

– Понятно.

– Но в постели он хорош, – сделала контрольный выстрел Виктория.

Её пули не достигли цели. Я остался бесстрастным. Теперь была моя очередь.

– Это главное, – пожал я плечами. – У меня же все по-старому.

– Можешь не начинать, – на корню загубила она возможность и мне пострелять.

– Хорошо. Как скажешь.

– Ты посмотрел фильм, который я тебе советовала? – ловко поменяла она тему.

– Нет, – соврал я. – Не люблю сопливых мелодрам.

– Ты вообще не любишь любить, – усмехнулась она.

– Не скажи. Люблю слушать лекции Черниговской.

– Одна из твоих очередных?

– Ты что! – воскликнул я и засмеялся. – Это российский ученый. Она мне в бабушки годится.

– Ну и что есть в ней, чего нет у меня?

– Слушай. Ты и она – это разные вселенные. Я тебе о другом хотел рассказать.

– Я вся твоя, – Виктория многозначительно посмотрела на меня.

– Ага. Я уже это понял, – просиял я. – Так вот, она утверждает, что мозг человека и сам человек – это две разные сущности.

– И что?

– Мол, когда человек принимает какое-либо важное решение, то это не он делает, а его мозг.

– Мозг, который принимает решение, основываясь на прошлом опыте. И если опыт был плачевным, то мозг пытается всячески уберечь своего хозяина от повторной ошибки. Так? – спросила она.

– Да! – удивился я. – Так ты тоже смотрела ту самую лекцию?

– И не только ту.

Кажется, я понял, чем Виктория отличалась от других женщин. Она была не только красивой, но и эрудированной. Я думал, что Виктория для меня, как прочитанная книга, но с каждой новой пятницей среди страниц её души я открывал для себя доселе неизвестные подробности.

В тот вечер, после ужина, я проводил её до такси и поехал домой. Я соврал ей. Мелодраму, которую она мне советовала, я посмотрел. Обожаю смотреть мелодрамы. Не верю в существование любви в жизни, но то, что любовь существует в кино – это однозначно!

Говорят, что мужчины не плачут. Не верьте этому. Мужчины плачут. Плачут, как и все живые люди. Я плачу над каждым трогательным моментом в фильмах о любви. Плачу, проклиная сценаристов или писателей, написавших трогательные истории. И все же я считаю, что всепоглощающую любовь придумали писатели. В жизни такой любви нет. В жизни все прозаично и скучно.

Наши с Викторией пятничные встречи не запрещали нам знакомиться с новыми партнерами. В один из походов в ночной клуб я познакомился с привлекательной девушкой, которая все выходные и несколько будничных дней была со мной. Но вот что странно. Я напрочь забыл, как её зовут, хотя она три раз называла мне свое имя. Больше того, я несколько раз назвал её чужим именем.

– Не Виктория, – поправляла она меня. – Мое имя Виолетта. Кто такая Виктория?

– Не важно. Прости.

Оставшиеся дни я был один. Поймал себя на том, что постоянно думаю о Виктории. Боролся с желанием написать ей смску, но так и не написал. Не люблю навязываться. Мысленно вернулся к прошлой пятнице. Виктория, удивив меня тем, что тоже слушает лекции Черниговской, не дала мне до конца высказать мысль. Если не человек принимает свои решения, а это делает его мозг, тогда мое мировоззрение, что в жизни настоящей любви нет, хранитель моего спокойствие сформировал, основываясь на каком-нибудь факте из моей жизни. Мне было интересно – на каком. В тот вечер я хотел рассказать Виктории, что записался к психологу. Не к кому попало, а к старому знакомому. Записался, чтобы разобраться с тараканами в моей голове.

ГЛАВА 2

Психолог Илья Пукас, выслушав меня по телефону, с радостью вызвался помочь.

Работал Илья в центре Москвы.

– Присаживайтесь, – предложила зеленоглазая секретарша. – Илья Егорович скоро освободится.

– Спасибо, – поблагодарил я.

С Ильей меня когда-то познакомила одна из моих многочисленных пассий. У нее были проблемы со сном. Первое время мы решали проблему вместе, потом она надумала решать сама, предварительно порвав со мной. А контакт остался. Она рассказывала мне, что одноклассники, а потом и однокурсники издевались над фамилией Ильи, обзывая его «пуком». Но Пукас никогда не срывался. Ему волшебным образом удавалось всегда оставаться спокойным. Время шло. Пукас стал ведущим психологом, а все, кто смеялся над ним – его пациентами.

Коричневая дубовая дверь, разделяющая приемную и кабинет Ильи, открылась, и к нам вышла женщина лет сорока.

– Спасибо вам огромное, Илья, – обернувшись, поблагодарила она. – До встречи в следующий четверг.

– До встречи. И помните, думать надо только о хорошем.

– Да, спасибо! – женщина закрыла дверь, попрощалась с секретаршей и ушла.

– Можете войти, – разрешила зеленоглазка.

Серые занавески в кабинете Ильи поглощали свет, из-за чего комната утопала в полумраке. Но это не мешало Пукасу излучать тепло и позитив. Синие дружелюбные глаза. Длинные черные ресницы, которым позавидовала бы любая женщина. Волевой подбородок. Если бы Илья не стал психологом, то я больше чем уверен, что он мог бы податься в профессиональные модели.

– Здравствуй, Василий! – поприветствовал он меня. – Никогда бы не подумал, что главному донжуану Москвы понадобится помощь психолога.

Мы пожали друг другу руки.

– Всему свое время, – сказал я.

– Что верно, то верно, – согласился он. – Присаживайся.

Я плюхнулся в мягкое кресло.

– Работаешь или все еще нет? – спросил Илья.

– А ты бы работал, получив в наследство три квартиры в центре Москвы? В одной живу. Две сдаю. Денег достаточно.

– Все на женщин тратишь?

– Нет, не все. Раз месяц делаю пожертвование в разные детские дома.

– Интересно… – нахмурился Илья и стал что-то записывать в блокнот.

– Ты так незаметно начал сеанс? – восхитился я.

Илья улыбнулся и ответил:

– Это я так разогреваюсь.

– Хорошо, – сказал я, позволив креслу поудобней обнять мое тело.

– Почему ты делаешь пожертвование?

Я пожал плечами.

– Заметил, что даже несмотря на посещение различных вечеринок, у меня остается достаточная сумма.

– Интересно, – снова что-то записал Илья, – продолжай.

– Вначале я накопил на машину. Потом сделал ремонт. Несколько раз обновлял гардероб. Нанимал репетиторов на дом, чтобы выучить несколько иностранных языков. И однажды проснулся среди ночи с ясным пониманием того, что хорошо бы начать делать добро.

– Делать добро можно разными способами, – сказал Илья. – Например, пожелать кому-нибудь доброго утра – тоже добро.

– Согласен. Но я такое добро все время делаю. Хотелось чего-то большего.

– Интересно, – Илья снова что-то чиркнул в блокноте. – Есть у тебя предположения, почему ты избегаешь серьезных отношений с женщинами?

– Может, боюсь ответственности.

– Возможно, как вариант, – кивнул Илья. – Ещё?

Я призадумался.

– Боишься измены? – спросил психолог.

– Нет. Я считаю, если женщина изменяет, то в этом всегда виноват мужчина, значит, он был недостаточно внимателен к ней.

– Хорошо, – сказал Илья. – Женщины когда-нибудь изменяли тебе?

– Если даже изменяли, то я об этом ничего не знаю.

– Как ты относишься к тому, что женщины первыми бросают тебя?

– Нормально, – ухмыльнулся я. – Это они думают, что бросают меня.

Илья улыбнулся.

– Понимаю. Хорошо. Окунемся в океан твоего прошлого?

– Я не против. Только вряд ли ответ на вопрос прячется не дне океана моей памяти, – подхватил я метафору Ильи.

– Вот и узнаем. Устройся поудобней.

– Уже. Глаза закрывать?

– Как хочешь, – сказал Илья и откинулся назад.

Окно с серыми занавесками находилось за спиной Ильи. Когда Пукас откинулся в кресле, полумрак окутал его лицо. А тонкая полоска света, проникающая через прорезь между занавесками, ослепила меня. Возникло ощущение, что я остался один на один со своей душой.

Я закрыл глаза.

– Твои родители держали домашних животных?

– Да, – ответил я.

– Расскажи об этом.

– У нас был кот. Такой красивый и забавный. Отец подарил мне его на десятилетие. Я прозвал его «Царем».

– Почему?

– Не знаю. Хоть он и животное, но в его взгляде улавливалось что-то величественное. Наверное, это глупо, – ухмыльнулся я.

– Почему же, – звучал голос Ильи, – некоторые люди способны чувствовать внутреннюю сущность собеседников и точно определить, кто перед ними, даже если внешнее впечатление говорит о другом. Вполне вероятно, что и с животными так же.

Я, не открывая глаз, согласно кивнул.

– Ты любил кота? – спросил Пукас.

– Хм… Я был к нему привязан. Мне было с ним весело.

– Долго кот пробыл с вами?

– Примерно три года. Потом он сбежал.

– Тебе было грустно?

– Да. Я скучал по нему. Я беспокоился о нем.

Я умолк, предаваясь воспоминаниям.

– И? – потревожил меня Илья, когда молчание затянулось.

– По пути в магазин, переходя через дорогу, я увидел Царя посреди дороги. Мертвым.

– Почему ты уверен, что это был именно твой кот?

– Наш кот был черно-белым. Но там, где у котов находится сердце, шерсть у него была коричневой.

– И как ты поступил?

– Я похоронил Царя. А с ним и свою привязанность.

– То есть?

– Я дал себе слово, что больше никогда и ни к кому не буду привязываться. После этого эпизода я жил в страхе.

– Интересно, – сказал Илья. Я услышал, как карандаш скользит по бумаге. – В страхе чего?

– Я боялся потерять родителей.

– Потому что был привязан к ним?

– Потому что… – запнулся я.

– Что?

– Я любил их.

– Отлично. Значит ты способен любить.

Я открыл глаза. Илья поддался вперед, выползая из мрака.

– Ты похоронил чувство привязанности, но чувство любви у тебя осталось.

– Тогда почему я не могу никого полюбить?

– Мы это узнаем, – сказал Илья и посмотрел на часы. – На сегодня достаточно. Ты должен поразмышлять об этом. Вектор размышления у тебя есть. Будь готов к встрече со своим страхом. Запишу тебя на следующий четверг на это же время?

– Да, конечно. А ты разве не уходишь в отпуск?

− Нет, в этом году решил выйти после нового года, ближе к Рождеству.

− Понятно.

– Если есть кто-нибудь, кого бы ты мог подпустить к себе, то советую тебе попробовать сделать это, − посоветовал мне Илья.

– Если не получится?

– Тогда нам будет что обсудить, – улыбнулся Илья.

«Завтра пятница, – подумал я. – Есть у меня такой человек».

– А какая она – любовь – на твой взгляд? – поинтересовался я.

– Хм… – Илья нахмурился. – Однозначного ответа нет. Описать состояние любви сложно. У каждого оно свое.

– Например?

– У одних любовь – это привязанность. У вторых – уважение. У третьих – взаимопонимание. У четвертых – доверие и преданность. У пятых – нечто неосязаемое. У шестых все вместе взятое.

– Получается, – сказал я, – шестые самые счастливые.

– Возможно, – улыбнулся Илья. – Счастье тоже у каждого свое.

ГЛАВА 3

Счастье у каждого свое, но не у каждого оно счастливое. Весь вечер после приема у Ильи и весь день в пятницу я избегал возможности размышлять и копаться в себе. Вместо этого я думал о Виктории. Меня волновало ожидание предстоящей встречи. Раньше такого не было.

Что со мной происходит? Любовь или привязанность?

На этот раз я выбрал японский ресторан. Благодаря внутренней архитектуре заведения у меня складывалось ощущение, что, переступив порог двери, я из Москвы телепортировался в Японию. Стены, мебель и даже одежда «гейш» пестрили красно-золистыми узорами. Играла тихая японская музыка.

Черные собранные над головой волосы, из которых выглядывала золотая палочка, узкие, карие глаза, дружелюбная улыбка и японский акцент официанток убедительно дополняли картину. Единственно, что не сочеталось с общей картиной – одинокий рояль в углу.

– Куда ты все время смотришь? – спросила Виктория, проследив за направлением моего взгляда.

– Там рояль. Причем довольно древний. Марки Братья Дидерихс

– Ты разбираешься в инструментах? – удивилась она.

– Играл когда-то, – ответил я.

– Да? Почему же я об этом не знаю?

– Ты много чего обо мне не знаешь, – усмехнулся я.

– Хочешь – иди сыграй на нем, раз рояль увлек тебя больше, чем мое присутствие.

– Прости, – сделал я виноватый вид. – Просто инструмент не вписывается в общий интерьер. Только и всего. Видимо, владелец ресторана музыкант или ценитель старинных вещей.

Я одарил Викторию теплым взглядом и спросил:

– Рассказывай, как ты провела эту неделю. Новый кавалер оказался твоим принцем?

Виктория взяла в руки меню, зарядила обойму и начала:

– Я с ним рассталась.

– А что ж так?

– Скучным оказался. Зато познакомилась с другим. Спортсмен. Накаченный, красивый.

Она посмотрела на меня, надеясь увидеть хоть какую-нибудь эмоцию на моем лице. Но меня заботили не острые пули Виктории, которые все время попадали мимо цели, меня заботило то, как мне рассказать ей о том, что я, наверное, готов открыться и впустить её в своё сердце. Но следующий выстрел Виктории чуть-чуть царапнул моё самолюбие.

– Кстати, он намного красивей тебя.

– Да? Я рад за тебя, – сухо ответил я.

Виктория оживилась, видимо, радуясь, что смогла вывести меня на эмоцию. Но я быстро взял себя в руки.

– Буду рад, если у вас все получится.

– Получится, будь уверен, – просияла она.

– Ты словно маленькая принцесса, которая внезапно стала взрослой королевой, – решил и я пострелять.

Виктория призадумалась, затем спросила:

– В чем разница между принцессой и королевой?

– Принцессе прислуживают. Королева повелевает.

– Не согласна. Королеве тоже прислуживают.

– Да. Но не из-за уважения, а из-за страха.

Виктория нахмурилась.

– Не пойму, что ты хочешь сказать?

– Мужчины без ума от тебя, потому что боятся.

– Боятся меня?

– Нет. Боятся потерять тебя.

– Хм… Это был комплимент?

– Нет. Факт.

В глазах Виктории кокетливо вспыхнули искорки.

– Ты тоже боишься потерять меня?

– Нет.

– Почему?

– Потому что я самодостаточный.

– То есть?

– У меня есть важные задачи, в которые не входит восхищение ароматом цветка. Пусть даже этот цветок из райского сада, – прогремел последний выстрел.

– Понятно.

Виктория встала.

– Ты куда?

– Домой.

– Доешь ужин.

– Спасибо. Если моего аромата нет в твоем списке задач, то пойду.

– Уверена?

– Да.

– Хорошо, – пожал я плечами, – тем более если дома ждет накаченный красавчик.

Виктория надела пальто и молчаливой плавной походкой уплыла из ресторана в объятия холодной зимы. Мне хотелось остановить её, но я не стал этого делать.

Весь вечер я ругал себя за то, что смалодушничал. Мне уже за тридцать и пора бы позаботиться о личной жизни, а не играть в кошки мышки. Возможно, Виктория не совсем та женщина, которую я бы хотел видеть, просыпаясь каждое утро, но она первая женщина, о ком я думаю каждый день. Первая после… Нет, не хочу об этом вспоминать.

Интересно, Виктория придет в следующую пятницу?

ГЛАВА 4

В выходные, а потом и все будни я боролся с желанием написать смс или позвонить Виктории. За все то время, что мы следуем пятничному ритуалу, ни она, ни я никогда не переписывались на неделе. В пятницу утром я посылал ей смс с адресом, где мы встречаемся, получал от неё короткий ответ «буду» и на этом всё. Мне с большим трудом удалось не нарушить нашу привычную схему.

Поход в ночной клуб не дал улова. Возможно, это от того, что я и не пытался закидывать удочку. Поэтому всю неделю я прожил в одиночестве. Читал книги, смотрел фильмы, спал и ждал четверга.

В среду я поехал в магазин детских вещей и накупил одежды для сорока пяти детей. Директор детского дома попросила завезти вещи в канун Рождества.

– Во вторник утром мы с моим замом поведем детей в Пушкинский музей. Поэтому вас встретит наша новая сотрудница, – говорила она по телефону. – Ближе к делу скину вам ее номер телефона.

– Отлично, можете не волноваться, – заверил я её.

Наступил четверг, а с ним и тридцать первое декабря. До Рождества оставалось шесть дней, и шесть часов до встречи с грустным воспоминанием, которое я пятнадцать лет назад утопил в океане моей памяти (уж больно мне понравилась метафора Ильи). Наверное, я не смогу рассказать Илье о том воспоминании. Тем более, как мне казалось, оно не имело отношение к ответу, который мы ищем.

Время до приема к Илье пролетело за чтением книг.

Кабинет Ильи встречал меня все тем же полумраком, а сам Илья – рукопожатием.

– Как провел неделю? – поинтересовался Илья, откинувшись в кресле.

– Как обычно, – улыбнулся я. – Бесцельно растрачивал бесценный дар Бога.

– Да, – кивнул Илья, – надо тебе начать развивать свои таланты, используя отведенное тебе время.

– Если б талант был, то я бы с удовольствием.

– Талант явно есть.

– Почему ты так уверен? – спросил я.

– Тебе не нужно заботиться о заработке. У тебя много свободного времени. Во Вселенной ничего не происходит просто так. Что тебе больше всего нравится делать?

– Много чего, – усмехнулся я.

– Должно быть что-то одно, что дается тебе легко и доставляет огромную радость.

Я призадумался, а затем спросил:

– Ухаживание за женщинами считается?

Илья рассмеялся и ответил:

– Нет.

– Тогда не знаю.

– Ладно, значит, еще не пришло время. Ты узнаешь, когда оно наступит.

– Надеюсь.

– Возвращаясь к женщинам, ты подпустил кого-нибудь к себе?

Я замялся.

– Пытался, но не получилось, – ответил я.

– Почему?

Отпуская некоторые подробности, я рассказал ему о пятнице.

– Кстати, хороший японский ресторан. Советую, – закончил я.

– Как называется?

Я назвал адрес и название ресторана.

– Возможно, у них целая сеть, ты сходи именно в этот.

– Хорошо, – Илья записал адрес, затем продолжил: – Возвращаясь к нашей проблеме. Неужели ты настолько самовлюблённый нарцисс, что какое-то сравнение могло тебя разозлить?

– Я бы не сказал.

– Тогда причина не в этом. Твой мозг заставил тебя отреагировать таким образом, чтобы оградить тебя от важного шага.

– Думаешь?

– Ты размышлял в том направлении, которое я тебе задал на прошлом приеме?

Я виновато отпустил глаза и ответил:

– Нет.

– Интересно, – сказал Илья и записал что-то в блокнот. – Давай разбираться. Устройся поудобней.

– Уже, – сказал я, растворяясь в мягком кресле и закрывая глаза.

– Ты утверждал, что боялся потерять родителей, потому что любил их, так?

– Да.

– И скорее всего твои родители больше не держали домашних животных?

– Нет. Они хотели, но я был против.

– Интересно, – я услышал, как Илья перевернул лист блокнота и что-то записал. – Расскажи мне о своей первой школьной любви.

Я напрягся.

– Почему ты так уверен, что она у меня была?

– Я не уверен, но мы должны начать с самого начала. Если школьной любви не было, то пойдем дальше, – ответил он.

Воспоминания накрыли меня волной боли и вины, разбив в клочья дамбу, которую я мысленно выстроил между мной и прошлым.

– Василий, с тобой все в порядке? – услышал я озабоченный голос Ильи.

– Я не хочу об этом говорить, – сказал я и открыл глаза. – Это была плохая идея. Прости.

Я встал. Илья встал вслед за мной.

– Погоди, Василий, ты для этого и пришел ко мне. Давай прямо сейчас разберемся с этим раз и навсегда. Нельзя всю жизнь бежать от того, что причиняет боль. Сядь.

Я смотрел на Илью, но вместо его лица видел лицо Кристины.

– Сядь, – повторил он, – расскажи мне, от чего ты бежишь.

Я сел, закрыл глаза и, с трудом сдерживая нахлынувшие чувства, начал рассказывать.

– В шестом классе к нам перевели девочку по имени Кристина. Она была приемным ребенком. Замкнутая в себе. Ни с кем не общалась. Такое поведение не могло остаться незамеченным для всего класса. Кристину сразу же перевели в изгои. Весь класс издевался над ней. Все, кроме меня. Я некоторое время был безучастным, но чувствовал, что должен вмешаться и остановить этот беспредел.

– Интересно, – я слышал, как карандаш Ильи скользил по бумаге, – дальше.

– Как-то зимой ребята отняли у неё портфель и, словно мяч, кидали его друг другу. Кристина бегала от одного к другому. Весь коридор смеялся. Когда я хотел вмешаться и остановить это безобразие, портфель упал. Она нагнулась, чтобы его поднять. Серая кофта, которая была на ней, слегка поднялась, и я заметил синяки на её спине. Кристина, заливаясь слезами, под громкий смех коридора, кинулась к выходу. Я побежал за ней. Остановил её. С большим трудом успокоил и пообещал, что отныне никто её не будет обижать. Я не стал её расспрашивать про синяки на спине. Она бы мне тогда все равно не рассказала.