Не бойся тишины. Грани любви

– Так лучше? – спросила она, взяла маленькую ручку и поцеловала.

– Да.

– Попробуй заснуть, закрывай глазки, – прошептала мама.

Тамара послушно закрыла глаза. Рада тихо запела цыганскую колыбельную. Она сидела рядом с девочкой, ласково гладя дочь по голове, проводя пальцами по длинным черным локонам. Во дворе громко залаял спаниель. Потом вдруг осекся, жалобно взвизгнув. Тамара открыла глаза и испуганно посмотрела на маму.

– Оставайся здесь, – строго приказала Рада и быстро спустилась по лестнице на первый этаж. Входная дверь была распахнута настежь. В проеме стоял Михей.

– Ну, здравствуй, чаюри[11 - по-цыгански – девочка, девушка], – презрительно процедил он сквозь зубы и бросился на цыганку. Рада отпрянула назад. Михей крепко схватил ее за руку выше локтя и ударил наотмашь по лицу.

– Забыла наши законы? – он злобно смотрел на Раду. Она вывернулась и резко оттолкнула цыгана. Михей не удержался, упал и сильно ударился спиной о стол. Рада устремилась к двери. Но цыган ухватил ее за волосы, резко дернул и притянул к себе. Рада со всей силы пнула его в живот.

– Ах, ты, минжа[12 - по-цыгански – грубое матерное слово, женский половой орган]! – прохрипел Михей и отпустил цыганку. – Не жить тебе, – с ненавистью прошипел он, тяжело поднялся, держась за место удара. Рада бросилась к выходу. Цыган резко взмахнул рукой и метнул нож ей в спину. Она медленно осела на пол. Михей, покачиваясь, подошел к Раде, вытащил чури и заметил блеск на ее вытянутой руке. Он присел, приподнял руку девушки и стянул обручальное кольцо с пальца. Тяжело дыша, цыган поднялся, переступил через мертвую Раду, вышел из дома и медленно, прихрамывая, отправился в сторону леса.

Тамара, скинула салфетку со лба, спустила ножки с кровати и маленькими шажками, крадучись, вышла из своей комнаты. В доме было тихо. Она спустилась по лестнице и увидела маму, лежащую на полу без движения. Малышка подошла к Раде, присела рядышком и поладила ее по спине. С левой стороны зияла рана, платье было красным, вокруг медленно растекалось кровавое пятно. Вдруг стало необычно тихо. Ни одного звука не доносилось со двора. Не стучал дождь, не лаял пес, не шумели деревья – ничего.

Яков примчался к дому, на ходу соскочил с лошади и побежал к распахнутой входной двери. Около крыльца лежал мертвый спаниель Санду с разбитой головой. Рядом с ним валялась окровавленная палка. Якова охватил нервный озноб. Он взбежал по ступенькам и вошел в дом. В гостиной, на полу, в крови лежала бездыханная Рада, рядом сидела Тамара и испуганно смотрела на отца. Яков ватными ногами подошел к жене, упал на колени, издал дикий вопль и зарыдал.

«Рада! Не уберег! Я несчастный человек!», – он обнимал мертвую цыганку, прижимал к себе ее голову с растрепавшимися волосами и стонал. Слезы лились из его глаз. Он перенес жену на руках на кушетку, сел на пол у ее ног и горько заплакал. Маленькая Тамара, распахнула черные глаза, устремила взгляд на отца и тоже разревелась. К крыльцу подъехал доктор. Он бросил поводья и бегом, перепрыгивая лужи, забежал в дом. Иван Ефимыч подошел к рыдающему Якову, присел на кушетку рядом с Радой и пощупал ей пульс.

– Умерла, – коротко сказал лекарь.

Яков закрыл лицо руками и глухо застонал. Доктор встал, подошел к Тамаре, взял ее на руки и отнес наверх в детскую. Он уложил девочку в кроватку, успокоил, как мог и вернулся вниз. Яков перестал плакать, сидел тихо, обхватив голову. Врач пошел к своим дрожкам, достал чемоданчик и отправился к больной девочке. Он ее долго тщательно осматривал, щупал животик, смотрел горло, заглядывал в маленькие ушки, прикладывал руку ко лбу. Потом достал из чемоданчика белые пилюли, взял стакан воды, стоявший рядом с кроваткой, и помог малышке выпить лекарство. Доктор около получаса посидел с Тамарой, дождался, пока она вспотела, вытер полотенцем, лежавшим рядом, снял мокрую одежду, переодел в сухое, что нашел в ее комнате. Жар спал, и девочка заснула. Иван Ефимыч собрал свои принадлежности в чемоданчик и спустился вниз. Он подошел к Якову и предложил сделать укол морфия.

– Нет, у жены есть каннабис, – тихо сказал Яков, вытер лицо и посмотрел на доктора, – что делать?

– Я осмотрел вашу дочку, у нее лихорадка, но не опасная. Я дал ей аспирин. Жар уменьшился, ей лучше, девочка заснула. Теперь можно заняться вашей женой.

Врач помог Якову подняться с пола, усадил его в кресло и присел обратно на кушетку около Рады. Он осмотрел рану, слегка стянув платье, и тяжело вздохнул. «Сильный и точный удар ножом», – сказал он, ни к кому не обращаясь. Вдруг Яков резко поднялся, кинулся в кабинет, схватил ружье, зарядил, выскочил из дома и побежал в сторону леса. Доктор проводил его долгим взглядом и покачал головой.

Яков исходил всю округу и вернулся в поместье утром. Дождь не прекращался. Яков мокрый, грязный, в рваных штанах и рубашке, подошел к дому, отбросил ружье, сел на деревянный настил веранды, опустил голову, обхватив руками. «Ищи ветра в поле…», – прошептал он.

Доктор лежал на диване в гостиной с открытыми глазами, уставившись в потолок. Услышав, что вернулся хозяин, он вышел на веранду и присел рядом с Яковом.

– Здесь повсюду отпечатки, видно, что была борьба, стол перевернут и сломан, на полу разбитая посуда… Рада отчаянно сопротивлялась. Похоже, что убийца приходил к дому несколько раз, поджидал, когда тебя не будет. Вероятно, это было спланировано, и целью была именно твоя жена. Надо же так совпало, что она была одна с ребенком, – подавленно проговорил лекарь и сокрушенно покачал головой. – Когда рассвело, я обошел поместье, в кустах кто-то долго сидел, прятался, уходил и приходил. Думаю, что пес лаял и защищал дом до последнего вздоха. Я его закопал там, под яблоней. – Иван Ефимыч тяжело вздохнул и предложил, – нужно обратиться в полицию или пригласить сыщика.

– Это цыгане, – тихо сказал Яков, – они уже далеко. Я видел около озера следы. Их было двое, один пришел сюда, второй ждал там, с лошадьми. Они перешли озеро вброд, больше следов нигде не видно. Как они это делают?..

– Я слышал, что эти хитрецы, когда лошадей уводят от хозяев, как-то копыта им обматывают, чтобы не оставлять следов…

– Цыгане… – пробормотал Яков.

– Я дам свидетельские показания, – решительно сказал доктор, – поедем в полицию? Я вам помогу.

– А как же дочка? С кем ее оставить?

– И то верно, не с кем, – Иван Ефимыч потер гладко выбритый подбородок. – Я поеду в полицию, расскажу все, как было и приглашу, чтоб сюда приехали. А вы, Яков Михалыч, оставайтесь с дочкой, вы сейчас ей очень нужны.

Яков опустил голову и тихо проговорил:

– Да, спасибо…

Доктор встал и стал собираться.

– Я вернусь, с полицией или без.

Яков, понурившись, молчал.

– Яков Михалыч, – с тревогой в голосе позвал его врач.

– Да, – Яков очнулся и поднял голову, – хорошо…

Иван Ефимыч залез в дрожки, взял вожжи и направил лошадь со двора. Дождь кончился. Дорогу размыло. Коляска, переваливаясь по кочкам и проваливаясь в лужи, медленно поехала в сторону деревни.

Вышла маленькая Тамара. Она кротко посмотрела на отца и сказала:

– Я хочу есть.

– Сейчас приду, иди в дом, – охрипшим голосом пробормотал Яков.

***

На похороны приехала Агнешка. Яков отправил ей печальную весть через телеграф. Тамаш лежал в больнице. Агнешка проводила все время рядом с мужем. Получив страшное известие, она поговорила с врачами, ее уверили, что состояние больного стабильно, и она может спокойно отлучиться на несколько дней. Агнешка собралась и примчалась через два дня, с первым попутным экипажем. Когда она приехала, Яков бросился ей на шею и зарыдал.

– Я виноват, – всхлипывал Яков, – оставил ее одну! Я несчастный человек! Погубил свою Радость! Не сберег!

Служанка гладила его по спине, говорила что-то утешительное и горькие слезы лились из ее глаз.

– Яков Михалыч, – вытирая лицо передником, проговорила Агнешка, – а я ведь подарок тебе приготовила. Помнишь, что ты мне в телеграмме написал? Ты сообщил, что Раду убили, что была полиция, никого не нашли, кольцо мамино обручальное украли, дочка заболела, просил, чтобы я срочно приехала. Помнишь?

Яков кивнул и тяжело опустился на скамеечку.

– А еще, когда мы уезжали, ты денег мне дал на лечение и обустройство в городе, – Агнешка присела рядом с барином, – спасибо тебе, – она перекрестилась и склонила голову.

Яков посмотрел на нее невидящим взглядом.

– Денег было больше, чем надо, и я часть схоронила, чтобы тебе обратно привезти и вернуть…

Яков смахнул слезы и посмотрел на Агнешку более внимательным взглядом, пытаясь осознать, что она говорит.

– Так вот, – Агнешка обрадовалась, что Яков, наконец, начал ее понимать. – После твоей телеграммы я побежала на рынок, чтобы запас еды купить Тамашу и молока свежего, ты знаешь, он очень любит молоко, и как будто потянуло меня что-то к странной лавке, ломбардом называется. Чудная такая. Вроде, как ценную вещь можно там оставить за деньги, а потом выкупить обратно.

– Я знаю, что такое ломбард, – тихо сказал Яков.

– Ага, – улыбнулась Агнешка, – подошла я к витринке, а там! Кольцо твое лежит! Материно обручальное, которое ты на свадьбу нашей Раде дарил!

Яков выпрямился и удивлено уставился на служанку.