Жизнь после свадьбы

– Нет, мне обидно, что ты не нашла ничего лучше, – наставительно загудела Ляля. – Понимаешь, мужчина – это как… ну, не знаю… Как сумочка! Вот сначала берёшь и хочешь, чтобы была просто удобная и подходила к туфлям. И ерунда, что купила ты её в переходе за копеечные деньги. Но потом вдруг выясняется, что тебе надо в приличное место. И всё! До тебя доходит, что с этой сумочкой туда идти неприлично, потому что все сразу увидят, что это дешёвка! И плевать, что она удобная и под цвет обуви. Она некачественная – и этим всё сказано. Так и мужика надо подбирать такого, чтобы с ним можно было пойти в любое место: хоть на рынок, хоть на приём, хоть на встречу одноклассников.

– Ляля, я с ним просто сходила в кафе, – ахнула Света. – Что ты теории свои тут разводишь опять?

– Кого ты пытаешься обмануть, дурища? – Лялька театрально вздохнула. – Да ты за него заступаешься, как за мать родную! Всё, влипла ты. Неожиданно и безнадёжно это всё. В том смысле, что потеряна ты для общества, Улановская!

– Глупости, – пробормотала Света. – Мы просто пообщались.

– И даже телефончик он не взял, а ты теперь звонка не ждешь, – подытожила Ляля, демонически хохотнув. – Да?

Светлана красноречиво промолчала. Да, телефон Гера взял. И да – звонка она по чему-то ждала.

– Ты не подумай, что мне завидно, – предостерегла её подруга. – Просто как-то неуютно стало. Вроде и порадоваться за тебя не могу, потому что кавалер твой не в моём вкусе. И дискомфортно, что ты при мужике, а я без. Это как на нудистском пляже. Когда все голые, то и тебе без трусов вроде нормально. Но когда вдруг народ резко исподнее натягивает, а ты так и остаёшься сверкать филейной частью, то происходит сдвиг в системе твоих координат, и голый зад перестает быть в порядке вещей. Но это всё равно не зависть, а беспокойство.

– Давай мы и тебе кого-нибудь найдём, – опрометчиво предложила Света.

– У меня этих «кого-нибудь» пруд пруди, – вздохнула Ляля. – Да только не нужны они мне, я замуж не хочу. И мне было бы спокойнее, если бы и ты не хотела.

– Не мели ерунды, – в сердцах буркнула Светлана. – Что ты меня сватаешь-то раньше времени. Дикость какая! С чего ты это всё напридумывала?

– Опыт, деточка, – голосом умудрённой жизнью Бабы-яги проскрипела вредная Гольдберг. – И интуиция. Всё, пока. Держи меня в курсе.

Света бросила телефон в сумочку и поняла, что щёки у неё пылают. Так волнительно ей не было давным-давно. Адреналин пузырился в крови и шумел в ушах учащённым пульсом. И это было скорее хорошо, чем плохо. Похоже, Лялька была права. Случилось что-то невероятное. Эта дурацкая любовь, которую придумывали в книгах и кино, была на самом деле. В этом не было никакого сомнения.

– Что у нас с лицом? – в кабинет заглянула Елена Кришпель, задрав на лоб сурьмленные брови. Её коротко стриженные блондинистые волосы топорщились перпендикулярно голове, придавая всему облику вид крайне взбаламученный и даже слегка сумасшедший. Учитывая то, что у самой Елены с лицом были о-го-го какие проблемы, вопрос звучал крайне нелепо.

Елена Сергеевна Кришпель работала здесь же урологом. Профессия наложила неизгладимый отпечаток на её характер, а посему мадам Кришпель была не в меру циничной, острой на язык, грубоватой дамой. Ей давно перевалило за пятьдесят. Несмотря на то что Елена Сергеевна сама была медиком и много чего знала, жизненный опыт и соответствующее образование не помешали ей с увлечением экспериментировать над внешностью с помощью пластических хирургов. Она была уверена, что с каждым разом становится всё моложе и моложе. Как и многие другие, не желающие стареть дамы, Елена считала, что лучше натянутое на затылок лицо и губы-вареники, чем морщины и прочие свидетельства неумолимого возраста. Морщины у неё всё равно имелись, зато мимика пропала практически начисто. В дополнение ко всему вышеописанному, ростом доктор Кришпель была под два метра. В общем – видная женщина. В клинике её уважали и побаивались. Называть Кришпель по отчеству было категорически запрещено, так как это, по мнению Елены Сергеевны, её компрометировало и выдавало возраст.

– Здрасьте, Леночка! А что у вас за помада? Цвет обалденный! – перевела разговор Света. Обсуждать свою личную жизнь со столь прожжённой дамой она не отважилась.

– Зубы заговариваешь, – понимающе кивнула Кришпель. Тяжёлые серьги, оттягивавшие её мощные уши, осуждающе качнулись. – Я с этой помадой уже вторую неделю хожу, так что – незачёт. Влюбилась?

– Нет, что вы, – испугалась Света. Похоже, влюблённые люди становятся более уязвимыми, а трепетное чувство, столь старательно скрываемое от чужих глаз, так и лезет наружу, словно ватин из старого пальто.

– Все беды – от мужиков, – многозначительно оповестила её Кришпель. По тону было ясно, что Светлане она не поверила. – Вот племянница моя: и умница, и красавица, а не везёт в жизни. Потому что сестра вышла замуж неудачно. Муж – он для чего нужен? Чтобы содержать, чтобы уровень жизни нормальный обеспечить, чтобы дети ни в чём не нуждались. А теперь живут друг у друга на голове в крохотной двушке, да ещё вместе со свекровью – и собачатся круглые сутки. Девочке даже не привести никого к себе. И вот только сейчас, на старости лет, этот плешивый мачо что-то такое придумал. Вроде собираются разъезжаться. Так ведь у сеструхи-то моей жизнь прошла! Вот, кстати, это я у них на даче. Нет, я понимаю, что тебе скучно, но ты просто глянь для общего развития, чтобы знать, как жить нельзя. И дачу никогда не покупай. Если только коттедж со всеми удобствами. А грядки – это огородное рабство. Ни толку, ни пользы от них нет. Одна грязь под ногтями, спина больная и разговоры про удобрение.

Тут Елена Сергеевна сунула Свете под нос мобильник с фотографиями. Там на фоне какого-то косого сарая с заплатами из разнокалиберных досок позировала девица в па наме.

– Это племяшечка моя, – с любовью погладила пальцем экран Елена. – Модель!

У модели из-под панамы виднелся лишь массивный подбородок и нос рубильником, точь-в-точь как у мадам Кришпель.

– А сзади неё – дом, – продолжала уролог. – И вот в этом бараке они живут, называя это «поехали на дачу»! И все почему? Потому что влюбилась сестра моя не в того мужчину. И себе всё испортила, и девочку мучает.

– Это да, – неопределенно вякнула Светлана. Ей не было дела ни до семейства чужих родственников, ни до их дачи, но обижать Елену Сергеевну не хотелось.

Чужими семейными проблемами Света никогда не интересовалась. Люди жили странно, непонятно, иногда необъяснимо, но это было их личное дело. Она собственными ушами слышала, как однажды Кришпель орала на свою драгоценную «племяшечку» по телефону. Голос у уролога был, как у прораба, она запросто могла переорать работающий бульдозер. Так что народ был в курсе, что «денег в долг она не даст никому, даже сама себе». Но это не мешало Елене Сергеевне любить родственников и даже иногда их хвалить.

А сейчас же Кришпель неожиданно резюмировала свое выступление так:

– Не влюбляйся в бедного. Нет в шалаше никакого рая. Только сквозняки и комары. Рай – во дворце. Всё остальное – гормоны и адреналин, это временный всплеск, реакция организма, как сопли. Сопли пройдут, а муж останется. Ладно, пошли работать, хватит кофе пить. Это вредно.

Уже через пару секунд зычный бас Елены Сергеевны гудел в коридоре.

Мимоходом подумав, что работать тоже вредно, Светлана вздохнула и посмотрела на часы.

Гера не звонил.

Вот так. А эти все уже её чуть ли замуж не выдали.

Замуж Светлана не рвалась. Это не было ни целью, ни самоцелью, ни навязчивой идеей. Иногда только мама раздражала разговорами на эту тему и тихонько покалывало где-то в груди: время уходит, а словно чего-то не хватает, будто не успела что-то сделать, а что именно – не совсем понятно.

Потянулась череда пациентов. В основном это были пенсионеры. Как и в районной поликлинике. А ещё говорили, что у пенсионеров денег нет. Посетители в бюджетной клинике и в этом вылизанном по европейским стандартам медцентре почти не отличались друг от друга. Иногда Света начинала думать, что выбрала не ту работу. Нет, дело своё она любила, но ведь ездит же кто-то по миру, в командировки, на переговоры, занимается чем-то интересным. Кто-то и вовсе работает с артистами, певцами, организовывает концерты, кто-то снимает кино или участвует в съёмках сам. Да мало ли интересных профессий есть на земле! Археолог, например, или геолог! Да тренинг-менеджер, на худой конец! А что она видит? Бесконечную череду очкариков, медицинские карты, коридоры, белые халаты… Годы уходят, жизнь наматывается тонкой нитью на бобину судьбы, уж скоро и кончик этой нитки может показаться, а всё ничего не происходит. Наверное, правильно говорят: каждый человек – творец своей судьбы. Только у Светланы не получалось творить.

…Он позвонил, когда Свету уже совсем захлестнуло отчаяние. Она даже не ожидала, что может так ждать звонка от почти не знакомого человека. От мужчины, которого облила колой. И с которым несколько часов болтала ни о чём и обо всем сразу.

Гера пригласил кататься на снегоходах. Это была какая-то новая жизнь – совершенно другая, неожиданная и яркая. Такая, какую показывают в кино, про которую шушукаются скучные домохозяйки, лишённые драйва. И Светлана стала частью этого острого, щекочущего нервы мира, полного новых ощущений и впечатлений.

– Гера – это Герасим, что ли? – недовольно спросила Лялька, растянувшись в ординаторской на диване, как Даная, с той лишь разницей, что Даная была не совсем одета, а задубевшая на морозе Гольдберг была не совсем раздета – она так замёрзла, что возлежала в расстёгнутом пуховике и никак не решалась его снять. Игнат Павлович сделал ей горячий чай с лимоном и теперь восхищённо поглядывал на мощные Лялькины ляжки, втиснутые в джинсы. – Я Тургенева читала, не подходит ему это имя.

Светлана, которая в паспорт к кавалеру не заглядывала и довольствовалась выданным ей именем «Гера», озадачилась.

– Чего сразу Герасим-то? А если и так, то очень оригинально.

– Тут надо учитывать, что оригинален в данном случае не он, а его родители, которые, не будем исключать возможные риски, могут стать членами твоей семьи. А чужие родители – это такое дело…

– Да-да, – неожиданно поддержал Ляльку Игнат Павлович и опечалился, вспомнив что-то своё. У него даже уголки губ опустились, а брови сошлись в грустный «домик».

– Вот, – обрадовалась поддержке Гольдберг. – Чем родители проще, тем лучше. И чем дальше, тем тоже лучше. Вот они где живут?

– Лялька, ты совсем уже? Да какая разница? Я не спрашивала даже. Надо будет, сам скажет, – начала раздражаться Света. – Предугадывая твои следующие вопросы, могу сказать, что фамилию я тоже не спрашивала, адресом не интересовалась и характеристику с места работы не требовала.

– Улановская, твоя беспечность возмутительна, – ухмыльнулась Ляля и с шумом хлебнула чаю. – Фу, горячий какой. Я аж язык ошпарила. В смысле, спасибо, Игнат Павлович, очень вкусно. М-да… Так вот, Светик, чтоб ты знала, аферисты именно так и втираются в доверие. Общаешься-общаешься, а потом у тебя квартиру обнесли, а ты сидишь в полиции и понимаешь, какой была дурой: ни одной зацепки для доблестных органов правопорядка.

– Не завидуй, это неприлично, – буркнула Света. – И не трогай Геру, я хоть жить начала впервые за почти тридцать лет. Что я раньше видела? Ничего! Сидела, как клуша, ждала чего-то. А сейчас я за месяц целую жизнь прожила. Я теперь и на коньках умею кататься, и на лыжах попробовала – с горы! На слаломных! И на ватрушках каталась. Это с ума сойти, что такое!

– Вот, разоралась, – проворчала Ляля. – А я из-за твоего Геры одна теперь сижу скучаю. Но, вынуждена признать, у тебя, Улановская, глаз горит и румянец появился. Похорошела ты невообразимо. Наверное, надо и мне влюбиться. Так ведь не в кого.

Тут Игнат Павлович выразительно заво зился в углу.

– У меня такие требования высокие, – завуалированно осадила его Ляля, – что получится только переспать в лучшем случае, а вот так, чтобы как у тебя – с искрой в глазах, это как лотерею выиграть: классно, но маловероятно. Он кем хоть работает-то?

Этого Светлана тоже не знала, а потому снова густо покраснела и решила непременно выяснить подробности, поскольку можно было не сомневаться, что мама будет спрашивать всё то же самое.

Жизнь похожа на реку. Казалось, вот только что ты плыл по течению медленно и размеренно, и пейзаж по берегам тянулся весьма однообразно, и вдруг – водоворот, крутой изгиб – и стремительный поток уносит тебя вперёд, не давая перевести дух.

– Как же так, как же? – причитала Александра Александровна, нервно комкая в руках кухонное полотенце. – Почему так внезапно?

– Мам, ты ж сама хотела, – хмурилась Света. Ей и самой иногда казалось, что события развиваются уж больно стремительно. А с другой стороны – почему нет? Вон в кино за одну серию несколько поколений сменяют друг друга, и ничего. Конечно, то в кино – а тут жизнь. Подумаешь, всего два месяца знакомы! Да она уже в первый день поняла, что это её судьба. И Гера тоже понял. Любовь – это чувство на уровне интуиции и флюидов, и логика вкупе с общепринятыми правилами не имеет к ней никакого отношения.