Невеста бальзаковского возраста

– И какие плюсы? – подсказала подруга. – Давай-давай, развивай мысль.

– Никаких, – вынужденно признала Настя. – Одни минусы.

– Ты, конечно, в одночасье себя не поменяешь, но только подумай – еще года два, и у тебя вообще не будет шансов что-либо в этой жизни изменить. Так и останешься в этом Содоме с пиявками. Бейся за свое счастье. Оно само редко в руки падает, – отрубила Дарья. – И бойся лишиться из-за них всего. Разозлись, что ли… Не знаю я. Ты разозлиться можешь?

– Я сейчас просто в бешенстве, – осторожно покопавшись в ощущениях, выговорила Настя.

– Вот, лелей это чувство и не давай ему притупиться! На эмоциях мы иногда творим такое, чего в нормальном состоянии никогда бы себе не позволили. В этой жизни нельзя быть мягкой и покладистой – сожрут. Кстати, твои тебя уже дожевывают, один хвостик скоро останется.

– Насть, – поскреблась в комнату Лизавета. – Выходи, у нас семейный совет. Хватит там по телефону трепаться.

– Ну? – Настя наскоро попрощалась с Дарьей и выглянула в коридор. – Чего от меня надо? Денег?

– А почему ты с таким гонором это говоришь? – неожиданно взвизгнула сестра. – Ишь ты! Можно подумать, что я тебе в пояс кланяться должна и выпрашивать. У тебя, между прочим, сестра замуж выходит.

– И чего? – старательно подогревая клокотавшую в душе ярость, максимально спокойно поинтересовалась Настя. – Я тоже замуж выходила, но к тебе за деньгами не обращалась. Или я чего-то не помню?

– Между прочим, я младше! – прищурилась Лиза, вероятно, считая, что это отличный аргумент.

– И дальше что? – используя сестрицын любимый прием, завела шарманку Настасья. Лиза очень любила на все ее доводы в спорах вдруг начать отвечать: «И дальше что?», повторяя эту выводящую из себя фразу на любую Настину реплику.

– Младшим надо помогать. Мы в ответе за тех, кого приручили, – пояснила мысль Лизавета.

– Мне кажется, что ты путаешь братьев наших меньших и сестер наших младших. Ты вроде совершеннолетняя, вон, замуж собралась, мужик у тебя тоже совершеннолетний. С какой стати я должна тебе помогать?

– Ты ж всегда помогала, – озадачилась Лиза, слегка напуганная странным Настиным тоном, и на всякий случай добавила: – Тебе завидно, что у меня муж молодой и красивый?

– Нет! Я счастлива, что наконец могу тебя сбыть с рук на руки твоему будущему мужу, – пояснила основную идею спича сестра. – Или ты думала, что я тебя кормила, а теперь ты заведешь себе Сашу, и я еще и его буду кормить? Увы и ах. Все, у тебя началась новая, самостоятельная жизнь. Кстати, за материальной помощью обычно обращаются к родителям. У нас маменька имеется. Иди, у нее попробуй денег попросить.

– Она не даст, – мрачно уставилась в пол Лиза. – Поганый у тебя характер, вечно настроение портишь.

– А как надо? Широко тебе улыбнуться, отслюнявить кровно заработанных рубликов и пожелать счастья в личной жизни? – с искренним изумлением поинтересовалась Анастасия. Надо же, она даже не подозревала, до какой степени наглости дошла сестрица – это было что-то запредельное. Она озвучивала совершенно дикие и неприличные вещи таким тоном, словно это само собой разумеющийся факт. Конечно, столько лет кормила, а тут вдруг корыто убрала и кормушку прикрыла – совсем обнаглела!

– А как ты думала, на какие шиши я буду замуж выходить? – с вызовом вздернула головку Лиза.

– Я как думала? – усмехнулась Настя. – А с чего ты взяла, что я вообще должна думать про твою свадьбу? Иди Шурику своему претензии предъявляй.

– У меня денег нет, – немедленно отозвался из-за угла будущий муж. Он явно подслушивал, как лицо, заинтересованное в выдаче финансов. Или просто слышал, так как общались сестры на повышенных тонах.

– Да кто бы сомневался, – пожала плечами Настя. – Вам не кажется, уважаемые брачующиеся, что это ваши проблемы, а не мои?

– Надо по-семейному решать, а то не по-людски получается, – осторожно пошел в атаку Шурик. – Даже странно от тебя такое слышать.

– По-семейному? – задумчиво переспросила Настя. – Саша, ну так и обратись к своей семье.

– У меня только мама. Она в области живет, помочь не может, – бодро отрапортовал будущий муж. И улыбнулся, словно нашел подходящий аргумент и победил в споре. – Так что придется тебе.

– Это как же я до сих пор жила? – изумленно спросила сама себя Настасья и даже повернулась к зеркалу, чтобы убедиться, нет ли в ее лице признаков дебилизма. – Вы меня за кого держите тут все? Чего мне придется? С какой стати? Толик! А ну-ка, давай перетаскивай холодильник в нашу комнату. И замок в двери врезай.

– Ты уверена? – Муж замаячил на фоне дверного проема.

– Уверена. Ты же сам предлагал, вот и давай. Все, уважаемые родственники, переходите на самообеспечение, – рубанула воздух ладошкой раскрасневшаяся Настасья. – Достали вы меня.

– Это подло, – пискнула Лизавета. – Ты специально хочешь испортить нам свадьбу!

Когда женщина собирается круто переориентировать свою жизнь, она подсознательно начинает с главного – с внешности. Наш внутренний мир не может существовать в противофазе с оболочкой. И наоборот – оболочка определяет внутренний настрой. Иными словами, оставаясь серой мышкой, Настасья не только не смогла бы убедить окружающих в том, что отныне она другая и все пойдет иначе, но и саму себя не смогла бы настроить на борьбу. А в том, что предстоит именно борьба, она не сомневалась. За счастье надо бороться. Чем больше думаешь о других, тем меньше они думают о тебе. И если ты решила положить свою жизнь на алтарь служения семье, не жди благодарности: домочадцы быстро привыкнут к хорошему и будут воспринимать твою вахту как должное.

Именно поэтому утром Анастасия Дорохова позвонила на работу, предупредила, что задержится, и отправилась в парикмахерскую. Никто не возражал. К работе переводчиков в фирме относились спокойно, платили не особо много, но давали возможность и поработать дома, и подхалтурить, иногда даже само начальство подкидывало клиентов для переговоров – и все были довольны. То есть, конечно, доволен человек не бывает никогда, но роптали гораздо меньше, чем в других подобных организациях.

Когда девушке двадцать, она хороша уже одной только свежестью лица и изящностью фигуры. Настя всегда была стройной, даже слегка худоватой, тем страннее было наблюдать, как вдруг внезапно тело начало полнеть, лицо жухнуть, а длинные роскошные волосы, которые ей всегда так шли, вдруг стали тусклыми и перестали украшать. Более того, она все чаще убирала их в хвост, так как сама себе стала напоминать пожилую русалку.

– Мы, Настюха, – настраивала ее на позитив Дарья, – уже находимся в том прекрасном возрасте, когда тело переходит в категорию «есть за что взять», даже если раньше брать было не за что. В самом крайнем случае даму бальзаковского возраста можно подержать если не за грудь, то точно за попу или в крайнем случае за живот. Даже такую тощую, как я, при желании есть за что ухватить. А помимо этого таким, как мы с тобой, начинают идти очки. И не потому, что это стильно, а потому, что они закрывают половину морды и морщины под глазами.

Когда девушке прилично за тридцать, у нее появляется масса претензий к собственной внешности. Особенно в тех случаях, когда она еще планирует выжать из этой внешности дивиденды.

Накануне Настасья долго и придирчиво разглядывала свое отражение в зеркале.

– Чего ты там топчешься? – лениво поинтересовался Толик, не отрываясь от телевизора. – Не узнала, что ли? Или у тебя рог вырос?

– Ну, про рог тебе виднее, – огрызнулась Настя, внезапно подумав: «А так ли уж у нас с мужем все идеально? А с чего я взяла, что он не изменяет? И почему я сама, в отличие от большинства ровесниц, не расцветила свою жизнь какой-нибудь интрижкой, раз уж муж такой бурдюк и от него праздника не дождешься?..» В общем, как это часто бывает, мужик брякнул, ничего не имея в виду, а дама тут же понаделала выводов на ровном месте и запустила мыслительный процесс, подогревая его фантазией и женской логикой. В итоге, развив мысль и испортив себе настроение, Настя легла спать раздраженная, страшно удивив супруга, который, впрочем, на ее сдвинутые брови и недовольную физиономию заморачиваться не стал, а продолжил смотреть, как на экране два потных боксера из последних сил мутузили друг друга.

«Все же мужики – редкостные идиоты. У женщин не может быть с ними ничего общего, кроме детей. А у нас и детей нет!» – подумала Настасья, отбывая в царство Морфея.

…Да-да, измениться Настасья решила кардинально. Во-первых, давно стало ясно, что длинные волосы ей уже не по возрасту и не по статусу, тем более что овал лица начал слегка стекать вниз, и пряди, спускавшиеся ниже плеч, только усиливали эффект старения. Вот если их забирать назад, то получалось как-то живее и свежее. По всему выходило, что надо было стричься. Конечно, стрижка – это вам не длинные волосы, которые можно просто расчесать и замотать в какую-нибудь рогульку, зацепив сзади красивой заколкой. С прической придется возиться каждое утро, укладывать, поливать лаком, мазать каким-нибудь муссом – в общем, красота потребует жертв, и не факт, что жертвы себя оправдают. Кроме того, цвет волос тоже следовало поменять, тем более что он давно стал каким-то неопределенным и унылым.

– Хуже, чем есть, не будет, – пробормотала Настя, усаживаясь в кресло и давая парикмахеру «ц. у.» Уж менять – так все и резко. Пока мастер колдовала с ее прической, она задумчиво перебирала в памяти знакомых мужчин, твердо решив уж если не наставить надоевшему мужу рога, то хотя бы пофлиртовать. Не потому, что Настасья была какой-то испорченной или взбалмошной истеричкой, а для укрепления внутренней уверенности в себе. Хотя… Наверное, это просто была потребность что-то изменить.

Выбор потенциальных кавалеров был невелик. И естественно, первым на ум приходил Слава.

Вячеслав Николаевич Кофтун был начальником отдела продаж. Формально Настиным начальством он не являлся, но все же был шишкой, причем довольно крупной. Ездил он на неприлично дорогой иномарке, одевался как пижон, был хорош собой, голубоглаз, ухожен и улыбчив. Тем удивительнее был его интерес к обычной переводчице. Но как ни странно, последние пару недель Вячеслав весьма недвусмысленно пытался за ней ухаживать.

– Он с девицей своей расплевался, – пояснила удивленной Настасье его секретарь Раечка. – С очередной.

Раечка была маленькой, кругленькой сорокапятилетней девушкой, безнадежно влюбленной в своего импозантного начальника. Тот был прекрасен, как бог, обаятелен, как кинозвезда, и галантен, как герой-любовник. Не мужчина, а бриллиант. Но бриллиант этот был моложе Раечки на пять лет и категорически не желал замечать ее по-собачьи преданных глаз и выпадающих из декольте прелестей. О том, что Кофтун тот еще ловелас, знали все. Девицы у него были одна эффектнее другой, и чем его заинтересовала Настя, было совершенно непонятно.

– Почему я? – в лоб спросила Настя у секретарши, зло мерившей ее колючими глазками. – С какой стати?

– Можно подумать, ты не рада, – подозрительно щурясь, вредным голосом проскрипела Раечка, переживавшая, что объект вожделения наконец-то решил остепениться и переключился на нормальных женщин. И надо ж такому случиться, что подвернулась эта переводчица!

– Я удивлена, – не стала юлить Настя. – Как-то странно.

– Ничего странного. Он любит девиц с изюминкой, – проговорилась Рая и тут же прикусила язык. Не хватало еще, чтобы эта Дорохова возомнила о себе невесть что и пошла в атаку на ее Славика!

– Рая, я девицей была лет десять назад, и то с большой натяжкой, а сейчас я замужняя тетка. Вроде и повода не давала. С чего вдруг такие выкрутасы и хороводы?

– А ты его отшей, – доброжелательно посоветовала Раечка. – В грубой форме.

Не так часто мужчины Настей интересовались, чтобы вдруг взять да и отшить такого красавчика. Тем более что легкий флирт на работе внезапно оказался довольно приятной штукой: он бодрил, добавлял блеска в глаза и адреналина в кровь. Мужское внимание действует на женщин, как витамин красоты. Даже самая затрапезная курица расцветает, стоит лишь какому-нибудь субъекту противоположного пола сделать ей комплимент. Что уж говорить о даме, приятной во многих отношениях!