– Нет, – махнула ей Ася, взглянув на Сашины руки. Зафиксировав обручальное кольцо, Муравская потеряла к Саше интерес. – Граждане, просьба соблюдать спокойствие и разойтись. Когда понадобится, вас вызовут.
– Так я и знала, ограбили, – удовлетворенно потерла руки Калерия Яковлевна.
– Мне кажется, девушке плохо, – неуверенно произнес Александр, с тревогой посмотрев на безжизненно прозрачную Женю, застывшую в дверном проеме. Но, как и все мужчины, проблемы он не любил, поэтому помощь предлагал без особой настойчивости.
– Разберемся, – облегчила его муки совести Ася, решительно входя в квартиру и захлопывая за собой дверь.
– Меня сейчас стошнит, – сообщила Женя, смутно надеясь, что деятельная подружка немедленно войдет в ее положение и исчезнет.
Евгения Лебедева была из тех людей, которые любят делиться радостью с близкими, а горести предпочитают переживать в одиночестве. Но Асю чужие предпочтения никогда не волновали. Она все равно знала, как правильно, и с воодушевлением причиняла добро и наносила пользу, невзирая на сопротивление подопечных.
– Погоди тошнить. – Ася хищно ощупала подругу сначала взглядом, потом руками, огляделась и требовательно потрясла пострадавшую за плечи: – Что случилось? Говори, а то меня сейчас от любопытства разорвет. Я уже столько версий придумала, что могу книгу написать.
– Сама не видишь? – усмехнулась Женя.
Ничего такого, из-за чего стоило бы зеленеть и выть в телефон, стрессоустойчивая Асооль не заметила. Она мотнула белокурым каре, которое красиво качнулось, и потребовала конкретики. Женя вздохнула. Рассказывать не хотелось – не было сил. Да и вообще – Аська была другой, она бы не поняла, почему подруге так плохо. Муравская к наличию посторонних людей в своей квартире относилась спокойно. Сколько Женя себя помнила, у Муравских постоянно толклись какие-то люди: то родственники проездом, то знакомые погостить, а то и вовсе – незнакомые граждане, которым негде было переночевать. Когда в твоем пространстве постоянно шевелится кто-то посторонний, невозможно признавать это пространство своим. Дом, по мнению Жени, должен являться крепостью. И в этой крепости нет места для чужаков. Нельзя сказать, что Евгения была нелюдимой, замкнутой или не любила веселые компании. Она просто не терпела вторжения в свое личное пространство. А дом и был тем самым пространством, доступ в которое открывался лишь самым близким. Проще говоря – квартира для нее как нижнее белье. А сегодня в ее трусы кто-то нагло влез, и теперь их хоть выбрасывай. Все это Женя и попыталась донести до Аськи.
Муравская навесила на физиономию подобающую моменту долю скорбного сочувствия и упрямо заявила:
– Так, все ясно, но ты неверно расставляешь акценты. Евгеша, с такой трепетной душой надо было родиться средневековой принцессой и жить в башне, отращивая косы. А уж если ты имела счастье появиться на свет в нашем густо населенном мегаполисе, то соответствуй моменту и не будь дурой. Дом ей осквернили, скажите пожалуйста! Тьфу на вас, барышня! При чем тут дом? Косметику жаль, не спорю. Но ты можешь позволить себе восстановить все. Тем более что ночной крем, ты сама говорила, не очень. Белье вышвырнешь – бомжей порадуешь. Я не понимаю одного: почему ты напираешь на вещи и молчишь про Эдика? Главное не в том, что у тебя в доме была тетка, а в том, что ее привел мужик, за которого ты собиралась замуж! И не надо врать, будто не собиралась! В нашем возрасте, когда репродуктивная функция стремится к финишу, каждый мужик, которого мы прикармливаем, потенциальный муж. Мне он хоть и не нравился, но выбор невелик. Наша проблема в том, что мы красивые. Ну, ладно, буду критичнее. Не красивые, а интересные, следящие за собой, обаятельные девушки. А симпатичная девушка всегда в зоне риска, потому что, проснувшись утром и взглянув в зеркало, она ежедневно получает подтверждение своих высоких котировок на рынке любви. Поэтому у нее запросы выше и отсев гуще. Проще говоря, это как муку через дуршлаг трясти – остаешься с пустыми руками. В лучшем случае, застрянет какой-нибудь крупный жук или комочки. К концу процесса просеивания большинство из нас остается именно с этими жуками и комочками. И Эдик твой – то еще счастье. Был. Извини за прямоту. Так вот, про рынок любви. Исторически сложилось, что конъюнктура рыночных отношений и сделки на рынке никоим образом не зависят от нашего мнения и нашей точки зрения. На рынке можно продавать что угодно и по какой угодно цене, но где гарантия, что ты это продашь, особенно взвинтив стоимость. А ведь при этом всем кто-то рядом стоит и демпингует. Мол, да, у меня нос длинный или ноги коротковаты, или вообще – живот, целлюлит и ребенок от первого брака, зато я готовлю, стираю, убираю, готова быть не принцессой, а прислугой. Гарантирую вождение хороводов вокруг любимого супруга, стану с него пылинки сдувать и в попу целовать. Мужики ленивые и на эмоциях экономят. Вот стоит такой и думает, мол, ну чего я на эту фифу напрягаться буду? Когда рядом есть неприхотливая, которая всю жизнь будет благодарна, что ее замуж взяли. А к фифе можно по пятницам заскакивать, после трудовой недели. А мы с тобой все принцев ждали. До сегодняшнего дня я думала, что ты дождалась-таки. Эдя твой, конечно, очень относительный принц, но я свое мнение держала при себе, благо не мне с ним жить. Кстати, именно твой пример меня поддерживал и вдохновлял. А теперь мы снова обе холостые, ни разу не женатые, бездетные королевны. И это напрягает. Слушай, ты хоть мявкни что-нибудь для поддержки разговора. А то я тут зависла в монологе, а реакции ноль. Короче, давай переживать, что ты опять без мужика. И не просто переживать, а предпринимать конструктивные действия. А страдать по поводу стыренной косметики и того, что твоим полотенчиком кто-то вытирался, дурь несусветная. Это как попасть в аварию, да так, чтобы машина не подлежала восстановлению, и плакать, что ноготь сломала. О, это мысль! Воспринимай Эдика, как «Жигули», не подлежащие восстановлению, о них с легкой душой можно забыть. Машин в салонах – лопатой греби. Мужиков – аналогично. Просто не на каждый автомобиль хватает денег, а на каждого мужика – необходимого набора прелестей. В тираж мы пока не вышли, но, как говорит по телику «сваха всея Руси», мы в седьмом эшелоне. А то и в восьмом. Так, ну хорош медитировать. У меня уже язык устал, и в горле пересохло.
Ася доброжелательно двинула окаменевшую от внутренних переживаний подругу по плечу. Женя от неожиданности влетела в стену прихожей и обиженно охнула.
– Во, живая, – удовлетворенно констатировала Ассоль. – Что и требовалось доказать. Это шоковая терапия. Будешь молчать, я тебе еще раз врежу. Любя. Так что не планируй давать мне сдачи. Слушай, Лебедева, гостей принято развлекать.
Женя послушно поплелась в гостиную.
– Я вот не понимаю, – бодро продолжила Ася, двигаясь следом. – Почему, если женщине тридцать семь, то окружающие поджимают губки, сочувствуют и всячески намекают, что ты уже практически вышла в тираж? А если мужику тридцать семь, то он молод, полон сил и все у него впереди? Из-за того, что самцы отстают в развитии? Или это историческая несправедливость?
– Потому, что женщина должна рожать. И чем раньше, тем лучше, – произнесла Женя.
– Должна, должна, – пробормотала Муравская, отбирая у нее телефонную трубку, которой подруга пыталась включить телевизор. – Вечно мы всем вокруг должны. Никто не думает о том, что делать с ребенком после того, как тетка его родит. А дитятко, между прочим, надо растить, воспитывать, на ноги ставить, то есть оплачивать все сопряженные с родами мероприятия. И на задний план отошел тот факт, что все это должен обеспечивать мужик. Получается, что он просто выделяет тебе один сперматозоид из своих миллионных запасов и шмыгает в кусты, как ящерица. И даже если ты эту ящерицу цапнешь за хвост, она все равно слиняет, оставив тебе то, за что успеешь схватиться, – хвост. А зачем нам хвост? От него ни жарко, ни холодно. В общем, необходимо пересмотреть место женщины в современном мире. И роль мужчины тоже. Да, вспомнила. Ты говорила, что тебя тошнит. Надеюсь, ты не беременна? Хотя это было бы не так уж плохо.
– Нет, меня тошнит от ситуации. И, к счастью, я не беременна.
– Почему, к счастью? – обрадовалась Ася. Подруга возвращалась в реальность и начинала реагировать на внешние раздражители.
– Потому что если и рожать, то от порядочного мужчины. А с Эдиком пока не все понятно.
– Не все понятно? – Ася аж подпрыгнула от возмущения. – То есть у тебя еще имеются варианты? Или ты намереваешься по извечной женской привычке оправдывать своего гулящего сожителя?
– Ну, он же должен как-то это все прокомментировать, – пожала плечами Женя, обведя комнату жестом экскурсовода на развалинах Карфагена. – Только Эдик почему-то трубку не берет. Наверное, занят.
– Ага, – с готовностью откликнулась Муравская. – Наверное. Сначала он тут был занят, а потом, как Винни-Пух, когда варенье закончилось, ушел в другие «гости».
– Варенье любил Карлсон…
– Женя, ты в своем уме? Какая разница, кто что любил? Главное, что, фигурально выражаясь, Пятачка съели! Как это ни прискорбно. Предлагаю не ждать, пока твой бывший сочинит какую-нибудь сказку или огорчит тебя суровой былью. Надо срочно искать замену. У меня был план. Для себя любимой. Но раз уж так случилось, я могу поделиться идеей с тобой. Это даже лучше, чем я хотела. Надо ехать на море.
– За приключениями? – поморщилась Женя. Ей не то что про море не хотелось думать, ей хотелось немедленно остаться в одиночестве и постучаться головой об стенку. Но если в жизни есть верная и самоотверженная подруга, в сложной ситуации она вам стены портить не позволит.
– За красотой и загаром! За приключениями, – если повезет. И вообще, нам, как ветеранам любовного фронта, не до приключений. Нам с тобой, Евгеша, нужна стабильность и надежность. Правильно я говорю?
– Угу, – покорно кивнула Женя и терпеливо уставилась на гостью, телепортируя той намеки на скорейшее завершение визита.
– Не надо на меня таращиться, – проворковала Ася. – Не уйду я, не надейся. Вдруг ты без меня таблеток решишь поесть или в окно сиганешь? А под окном клумбы. Люди старались, сажали, поливали, и тут ты вся такая в расстройстве. Нет, милая моя! Я у тебя заночую. И не благодари. Я этого не люблю.
– Я и не собиралась, – мрачно проговорила Женя, имея в виду, что не собиралась благодарить. Хотя и про таблетки с клумбой она тоже не думала. Много чести неизвестной даме, легким движением руки потырившей не только косметику, но и душевное спокойствие. Правда, поругаться с необидчивым человеком, вроде Муравской, было задачей непосильной.
– Я похозяйничаю, а то жрать охота, – заявила Ася, направляясь в кухню. И на ходу добавила: – Это был не вопрос, а ответ. Не надо набирать воздух, не утруждай себя, любимая!
Воздух «любимая» все же набрала, но выплеснуть свое негодование не успела. В замке загромыхал ключ, и из прихожей раздался жизнерадостный голос:
– А кто у нас там кастрюльками гремит? А кто меня кормить торопится? А вот я сейчас нашу повариху зацелую-зацелую-зацелую!
«Дурак какой, – с отвращением подумала Женя. – И как я раньше не замечала, что он так противно сюсюкает? И голос бабий».
Мнение женщины о мужчине подобно бумажному флюгеру, а подозрения в адрес этого мужчины вообще срывают хлипкий флюгер напрочь. Еще вчера Эдя был самым лучшим, самым надежным. А сегодня наступило прозрение. Кстати, после момента прозрения очень сложно вернуться на исходные позиции.
– Ну, давай, попробуй, – вплыла в коридор Муравская. – Давненько меня не зацеловывали.
– Ой, Ассоль, привет! – воскликнул Эдик. – А что ты здесь делаешь?
– Хожу и удивляюсь твоей наглости, – усмехнулась Ася. – Если бы ты был моим кавалером, то вообще больше никогда ни с кем не целовался бы.
– Почему? – удивился Эдуард. Тон Муравской ему не понравился. Да и сама она ему не особо нравилась. Ассоль была девушкой горячей, острой на язык и нахальной. Такие подруги обычно плохо влияют на покладистых и трепетных девиц, вроде Жени. – Что бы мне помешало целоваться?
– Крышка гроба, – добродушно пояснила Муравская и оскалилась в негостеприимной улыбке. Так мог улыбаться тигр, на обед к которому пришло что-то наивно-упитанное.
Женя не хотела никаких разборок, тем более при Асе. Она понимала, что Эдя сейчас начнет врать. Правда, как и что можно соврать в сложившихся обстоятельствах, она не представляла.
– У вас тут гости были, – промолвила Муравская. – Как у трех медведей. Что не сломали, то помяли да понадкусывали. Наверное, Машенька заходила, да?
Эдик одурело похлопал глазами и плаксиво заявил:
– Я, между прочим, домой торопился, хотел романтики! Жека, ты могла бы предупредить, что вы тут пьете. Я бы нашел, чем заняться в городе. Почему я, усталый и голодный, должен слушать какой-то бред? И вообще, Ассоль, дай пройти!
– Обойдешься! – прошипела Муравская. – Пройти ему! Ты лучше объясни, почему ты после своей любовницы в квартире не убрал, и где Женькина косметика! Если у тебя нет денег на презенты своим бабам, то это не означает, что можно брать и передаривать чужое!
Эдуард бессмысленно и театрально хлопал глазами, крутил головой и шлепал губами – в общем, старательно изображал недоумение. Но, поскольку Женя на спектакль не реагировала, он хлопнул себя по лбу и охнул.
– Давай, Жбанский, жги, – усмехнулась Ася. – Областная самодеятельность отдыхает. Ну, потряси нас своей фантазией. Ты же фотограф, человек творческий! Не будь банальным.
– Да я Мишке, Мишке дал ключи! – крикнул Эдик. – Женя, что случилось? Он просто попросил на пару часов хату.
– О, мадемуазель Лебедева, вы, оказывается, подрабатываете почасовой сдачей койко-мест! – изумленно подняла брови Ася. – Какой моветон! А еще прикидываются интеллигентами.
– Мой дом – не хата, – с трудом выдавила Женя. Она задыхалась от ненависти и презрения к мужчине, который был… Да даже стыдно вспомнить, кем он для нее был! Какая гадость!