Стёпка посмотрел на печальное лицо своей подружки.
– Вас наш хозяин купил?
– Нет, мы приданое… А бабушка старенькая. Такая в приданое не годится. Вот она и осталась одна.
– Посмотри-ка, вспомнили хозяина, а он и сам тут как тут.
Луша оглянулась. По дороге верхом ехал господин Ночаев. Стёпка с Лушей встали, приготовились поклониться, когда он мимо будет проезжать. Но он направил коня к ним.
– Сидят, как два воробья, – засмеялся он. – Только воробьи на ветке, а они на бережку.
Луша и Стёпка молча смотрели на ласковую улыбку хозяина.
– Что ж вы… коров не растеряли?
Стёпка тревожно огляделся.
– Да нет, барин, все на месте.
– Это сейчас все, а вон та, рогатая, уже в лес рога свои навострила. Смотри, убежит – беда будет.
Со Стёпкиной точки зрения рогатая корова и не думала в лес убегать, но с хозяином разве будешь спорить? Стёпка побежал поворачивать корову в другую сторону.
Помещик соскочил с коня, подошёл к Луше.
– Это у кого же такая пригожая дочка выросла?
Луша почувствовала себя неуютно. И, хотя барин по-прежнему смотрел ласково, девочке хотелось бы, чтобы он ехал мимо. Она опустила голову, не зная, что делать в таких случаях.
Вдруг не менее ласковые пальцы коснулись Лушиного подбородка и приподняли голову:
– А почему такая большая девочка застеснялась?
Луша застыла не шевелясь, из последний сил терпя, чтобы не отклониться от неприятно-тёплых пальцев помещика.
– Почему на вопросы не отвечаешь? Или немая?
– Нет, я умею разговаривать, – Луша заставила себя хоть что-то ответить.
Послышались быстрые шаги Стёпки. Он торопился к ним.
Помещик легко провёл пальцами по Лушиной щеке, убрал руку, вскочил в седло и ускакал.
Луша заплакала.
Стёпка молчал. Снова сели на берег. Но река и весь мир утратил свою прелесть.
Луша всё терла щеку, стараясь стереть невидимые следы пальцев барина, которые она всё ещё ощущала. Но ничего не выходило. Эти следы не стирались.
Луша побежала к реке. Стёпка испугался, рванул за ней. Но Луша стала неистово умываться холодной водой. Она плакала и всё мыла и мыла лицо. Потом внезапно успокоилась и замерла, глядя покрасневшими глазами на реку.
– Пусть вода унесёт его пальцы далеко-далеко. В другой мир.
Глава 22
Майская ночь опустилась на Дубравное. Окутала весенней прохладой берега. Пустынно и тихо в деревне, только неугомонные птицы наполняют мелодией ночь, да дед Перепёлка ходит по своему обычному ночному маршруту, бьёт в колотушку, разгоняет недобрых людей. А люди и недобрые, и добрые дома давно. Приклонили уставшие головы, закрыли глаза в надежде провести несколько ближайших часов в покое. И сон идёт. К одним сразу, лишь глаза те успевают закрыть, к другим долго петляет по одному ему известным тропам.
Варя не спит. С утра уже сбегала к Несупе. Пережила ночь Агаша. Теперь будет жить. А дальше? Дед обещал несколько дней её у себя подержать, но рано или поздно надо искать ей пристанище. Да и благодетельница в любой момент может спросить про девушку. Где тут уснуть бедной головушке… Уснула. Беспокойная ночь накануне дала о себе знать. Горестно со всхлипыванием вздыхает. Но сон постепенно разглаживает скорбную морщинку между бровей.
Долго не спит и Ерина. С вечера собрала берестяную котомку, положила туда нехитрые свои наряды. Завтра чуть свет пойдёт в новую жизнь. А сегодня вертится на своём сундуке, никак не найдёт удобное положение. Может, последнюю ночь здесь спит. Но, вряд ли. Всё же отпускают и дворовых девок изредка домой, да и не убьют, поди, в первый же день. Не об этом надо тревожиться. А о другом. Знает Ерина себя, знает, что нет у неё почтения к чинам и положениям. Понимает она, что не сможет склониться перед сварливой и жестокой помещицей. А не подчинишься – исход ясен, проверен подругами по несчастью. Нет… тут надо идти другим путём. И на путь этот наставляла её цыганка Ида много лет. То ли знала она, что судьба у Ерины такая, то ли знания особые не нужны. И так понятно, куда пути проложены для крепостных. Вот и думает Ерина, как правильно повести свою линию. Но тут, думай – не думай, а на месте надо разбираться.
Не спит и Дуняша. Лежит тихо, прислушиваясь к беспокойному верчению сестры, и слёзы льются и льются по двум дорожкам и тонут в старом отцовском армяке, что лежит под головой. И дышит Дуняша старательно через рот, чтобы сестра не услышала шмыганье носом. Нет уж, хватит Ерине и так неприятностей, чтобы и теперь утешать её глупую. Сколько можно!
Лежит Дуняша и вспоминает, как на протяжении всей её жизни, сколько она себя помнит, всегда в трудные минуты пряталась за спину Ерины. И та всегда её защищала.
Вот и сегодня… Так ли уж Андрей привлёк Ерину, что она с радостью побежала под гнёт старой помещицы? Ой, сомневается Дуняша.
Раз за разом вспоминает слова кухарки тётки Нюры: «… схватит за виски, коль попадёшься под горячую руку, а то по щеке ударит…» и ужасом наполняется сердце, представляя, что эти виски и щёки сестры…
На соломенном чердаке барской конюшни задремал Андрей, а рядом, прижавшись к его спине лежит Груня. Спит Андрей, не спит Груня. Хочется с Андреем ещё поговорить, послушать его речи ласковые, и это желание прогоняет сон. А Андрею надоело речи ласковые на девок расходовать. И без речей проходу не дают. Вот и отвернулся от Груни. Ну её.
Ходит дед Перепёлка по своему привычному маршруту, стучит в свою колотушку. Спите, люди добрые. Всё у нас спокойно, чужих нет.
Глава 23
Едва забрезжил серый свет в чердачных щелях, зашевелился Андрей, сел, почесал мускулистую грудь через рубаху, пригляделся, кто это с ним. А, вспомнил. Зевнул, полез вниз. Надо домой сходить поесть. А то сейчас погонят ни свет, ни заря со своими поручениями, так за целый день не выберешь времени крошку в рот закинуть.
Дома мать уже гремела котлами.
– Яви-ился, – неласково встретила она Андрея. – Как брюхо подводит, только тогда и вспоминаешь мать.
– Ну чего опять стряслось?
– Как чего? Ты когда забор поправишь? Невжель глаза твои не видят, что вот-вот совсем завалится. А и завалился бы уже, да не знает, на какую сторону лучче лечь.
– Где топор? Пойду подправлю.
Вышел во двор. Эх, тут не поправлять, тут новый строить давно надо. Только вот когда? Нет у конюха праздного денька, лошадки каждый день хозяевам требуются. Даже в воскресенье нет покоя.
Постоял, не зная на что решиться, то ли снести его к едрене, нет забора и этот не забор. Даже уже упёрся, чтобы завалить его на сторону. Но в последнее мгновение передумал. Мать тогда орать будет – не захочешь ничего.
Пошёл по двору в поисках подходящих брёвен, нашёл несколько штук. Подпёр покосившиеся бока.
Оглядел свою работу, пытаясь оценить. Да вот оглядеть едва успел, а оценить не привелось. Послышался торопливый бег босых ног, а потом и Митька – помощник появился:
– Дядька Андрей.
– Что?