Письма о горнем и дольнем

.

Говорил, кстати, со Н. Струве о возможности издать в его YMCA-Press, но он не даёт определённого ответа, говорит, что книга тоже не вполне в их духе. Они ведь не издали ни одной серьёзной богословской книги, всё больше художественной литературы, но когда я ему заметил это, то он стал это отрицать и ссылаться на финансовые трудности.

Скоро наступает Великий Пост, буду очень занят богослужениями, разъездами по Бельгии и Голландии. Вряд ли скоро удастся попасть в Париж.

Обнимаю, твой брат арх. Василий Р.S. Кланяюсь Нине Алексеевне и Никите большой привет.

Примечания:

1. Ректор Свято-Владимирской православной Академии в Нью-Йорке (США) профессор Джон Эриксон (Православная Церковь в Америке).

2. Шевтоньский мужской монастырь (Бельгия). Крестовоздвиженский бенедектинский монастырь, подчиняется местному латинскому епископу. Основан в 1925 г. в Бельгии дом Ламбер Бодуэном в Амэ-сюр-Мез (епархия Льежа), и в 1939 г. перенесен в Шевтонь (епархия Намур). 11 декабря 1990 г. Приорство стало аббатством. В монастыре имеется византийская (Крестовоздвиженская церковь, освящена 13 сентября 1957 г.) и латинская церкви. На данный момент подвизаются 27 монахов. Активно занимается экуменизмом (монахи посещают Россию, ведется активная работа с православными братьями). Специфика монастыря в том, что богослужение в нем проводится по старому (дониконовскому) обряду. Есть огромная библиотека и издательство.

3. Книга архиепископа Василия «Симеон Новый Богослов» была издана при его жизни, переведена на все европейские языки, переиздана тысячными тиражами, и до сих пор пользуется необыкновенным успехом как у простого читателя, так и в научной богословской среде. Этот многолетний, скрупулезный труд поистине принес мировую славу владыке Василию.

22. Письмо Р.Н. Редлиху

Брюссель, 27 июля 1980 г.

Дорогой Роман Николаевич!

Получил Ваш меморандум о положении Церкви в России и Ваше письмо от 14 июля об отце Димитрии Дудко

. Простите, что до сих пор не ответил, был в Англии на англикано-православной Комиссии.

Относительно Вашего меморандума скажу Вам, что он, в общем хорош, точен, обоснован, единственное, что можно Вам заметить – Вы недостаточно говорите о положительных явлениях церковной жизни, а увеличение посещения церквей в СССР молодежью, несомненно, можно отнести к духовному пробуждению. Правда, Вы об этом упоминаете, но вскользь и ограничиваете, и отождествляете духовное возрождение с церковным диссидентством. Положительное явление этого церковного «диссидентства» заключается не только в том, что народ (молодежь) идет в храмы, а и в том, что они не занимаются огульным поношением иерархии в Патриархии, а это положительное явление. Но и это далеко не все! Хочу заметить Вам, что самым положительным фактом в церковной жизни является резкое увеличение за последние годы, почти удвоение, числа семинаристов и студентов Духовных Академий, вызвавших создание параллельных классов в этих учебных заведениях. Это факт несомненный, всеми подтвержденный, и, я думаю, что эти семинаристы окажутся для Церкви в будущем более полезными, чем все участники так называемых «семинаров», хотя и те приносят свою пользу, хотя бы тем, что вынуждают советскую власть делать уступки Церкви, допуская молодёжь в высшие церковные школы. Об увеличении числа этих учащихся Вы в Вашем меморандуме ни слова не говорите. Почему? Чтобы сделать его более ударным? Думаю однако, что правдивость и объективность ударнее всего.

Теперь относительно о. Димитрия Дудко.

Это очень сложный случай, мы еще недостаточно осведомлены, хотя многое уже выясняется по доходящим из Москвы сведениям. Случай, как Вы пишите, потрясающий, и так он был воспринят не только здесь, но в особенности в СССР. Но мы должны быть реалистами и смотреть действительности прямо в глаза. Нельзя «утешать» себя (хотя это слово не подходящее) упрощенными объяснениями, вроде: «его пытали, кололи наркотики, поили чем-то, и от этого он стал говорить другое, отрёкся от своих прежних взглядов…» Впрочем, я замечу, что если и так, то он отрекся от некоторых взглядов и убеждений, но не от веры в Бога… Далее, хочу Вам заметить, что если у чекистов и есть такие средства принудить человека отречься не только от себя, но и подписать, что угодно, то почему они не справились с такими людьми как В. Буковский, Л. Плющь, Д. Синявский? Почему они не смогли признать себя виновными и заставить работать «по-ихнему» св. Якунина, Регельсона и прочих борцов за правду. Сейчас уж не 37 год, хотя в науке «убеждать» традиции сохранились.

Как пишет Белов, просидевший многие годы в психотюрьмах (Сычевке), «мужественного идейного человека никакие средства не могут вынудить отречься». Я не берусь утверждать обратное, сам я лишь был на Гражданской войне и видел смерть, и был в плену у Красных, видел зверства… Но по отношению к о. Дудко нет таких данных, по которым можно утверждать, что к нему применялись физические средства, кроме полной изоляции, продолжительных допросов и т. д. Давление, несомненно, было, но преимущественно психологическое. Как бы то ни было, человек не выдержал и сломался, по-советскому говоря, «раскололся» (увы не первый и не последний). Почему?

Как пишет Левитин-Краснов в «Русской мысли» (друг о. Дудко и хорошо его знавший, и считающий себя его другом до сих пор), что о. Димитрий был «глубоким неврастеником, нервным, увлекающимся, неустойчивым человеком». Так я слыхал от многих, а по его некоторым письмам ко мне, я это могу только подтвердить. По-церковному: был в прелести или близко к ней. Вокруг него создалась нездоровая атмосфера обожания. Его захвалили. «Это наш Иоанн Кронштадский», – сказал мне как-то раз в Москве один из его приближенных. У такого человека может произойти резкая перемена во взглядах от первого шока, испуга, нажима (а, видимо, чекисты это знали).

Это не значит, что я верю в подлинность его покаянного заявления в «Известиях»! Многое в нем явно подсказано чекистами, потому как есть безграмотности богословские (приписывает Евангелию слова ап. Павла о власти. Чекисты этого могли не знать, но священник о. Димитрий знает).

Обо мне он пишет ложь, будто бы «передавал на Запад через меня клеветнические материалы». Я с ним в Москве беседовал только один раз, но никаких документов он мне не передавал. Я уже опроверг это утверждение в газете «Ле Монд» и в «Фигаро». Но наряду с этими чекистскими вставками, более или менее обширными в желании меня опорочить, есть в его тексте места по стилю почти несомненной подлинности. Мне пришлось за последнее время много объяснять здесь на Западе, как работают некоторые «органы» в СССР и что русское священство очень страдает. Впрочем, всё это имеет мало значения, кто писал. Важно, что о. Дудко это подписал и, выйдя из тюрьмы, не отрицает.

Я не могу и не хочу его судить. «На словах мы все герои, а на деле не всегда», – вспоминает слова о. Димитрия Левитин-Краснов. Но я не могу отрицать, что своим «покаянием» о. Дудко нанес тяжелый удар не только себе, но и своим ученикам и последователям, и вообще верующим и Церкви.

Дело, однако, не ограничивается личностью о. Димитрия. И мы должны сделать нужные выводы. Отец Димитрий хотел показать и выявить, что путь, по которому идет Патриархия – неправильный, что есть другой путь, трудный, но возможный, и что он (по смыслу о. Димитрия) более полезен для Церкви. И если бы он устоял и не сломался, то показал бы на своем примере, что есть такой путь, хоть он и сопряжен с жертвами и страданиями. А сейчас, отрекшись огульно от всего, чему он служил и проповедовал, от всего хорошего, что он делал и писал, он показал, что его путь утопичен, нереален и вреден для Церкви, а путь Патриархии, если и не вполне правильный, но единственно возможный в настоящее время. Ибо неизмеримо лучше молчать, чем протестовать, шуметь, требовать, а потом от всего отрекаться!