Северные моря в истории средневековой Европы. Эра викингов и эпоха Оттонов. 300–1100 годы
Еще важнее было поддержание торговли через границы Рима в Германию и на восток. Когда Приск посетил столицу Аттилы в Венгрии, он сообщил, что купцы там торгуют, а народ говорит на латыни, а не на греческом. Это предполагает продолжение контактов с более западными частями Римского государства. Археологические раскопки также показали, что в Восточной Галлии в те годы появились центральноазиатские мотивы в искусстве и производстве. В частности, Рутилий упоминает о новой технологии плавления железа из Центральной Азии. Трудно сказать, какой сохранился объем экспорта оружия, стекла, вина и гончарных изделий с Рейна в Германию, но очевидно, что он не исчез полностью[42]. Тем не менее невозможно утверждать, что сохранившаяся жизнь даже крупных городов оставалась важной силой. Закрытие монетных дворов в этой части Запада после 395 года, замечания Сальвиана об упадке галльских городских центров и сетования Майориана на опустевшие города империи в полной мере применимы к этому региону. Однако следует отметить, что до смерти Аэция коллапс экономической системы поздней Римской империи на этих территориях никоим образом не был полным.
Восточнее – в среднем и верхнем течении Дуная – экономические условия были намного лучше. Производство железа и, возможно, шерсти, ранее очень важные, в Реции и Норике продолжались. Не прекращалась и активная торговля через границу. Здесь работал особый фактор. В V веке и восточное, и западное имперское правительство платили огромные субсидии золотом гуннам и их союзникам[43]. Вероятно, эти деньги стимулировали экономическую жизнь. Об этом свидетельствует то, что каждый договор с гуннами после 424 года содержит специальные положения, обязывающие римлян продолжать торговлю с гуннской империей через специально созданные торговые порталы. Есть свидетельства, что римляне периодически использовали экономическое оружие – торговые эмбарго, – чтобы снизить давление со стороны гуннов. Рассказ Приска о его встрече с римским ренегатом при дворе Аттилы, который сказал ему, что покинул империю, поскольку среди гуннов он может торговать свободнее, раскрывает многое, как и название Commercium, которое применяли в то время к одному из римских торговых порталов на Дунае. В этой связи показателен и случай с пограничным городом Паннонии, жители которого в 459 году обратились к королю варваров-ругиев с просьбой возобновить торговлю, которую он прекратил.
Поддержание вдоль Дуная пунктов контроля внешней торговли – товаров, поступающих в империю и вывозимых из нее, сохранение речных патрулей, и то, что, как и раньше, запрет на вывоз стратегических грузов из римского мира в адрес варваров включался в законы, обретшие силу в те годы, – доказательства важности продолжающейся торговли с севером[44]. Возможно, то же самое оружие, изделия из металла, вино и зерно, которые раньше фигурировали в этой торговле с Центральной Европой, являлись статьями экспорта V века – они, а также огромные субсидии золотом, выплачиваемые Аттиле и другим. Статьями импорта, безусловно, были янтарь, меха, рабы и римское золото, возвращающееся в империю. Нам известно о вывозе мрамора, вероятно из Иллирика, на север для строительства дворца Аттилы[45]. Таким образом, возможно, что вдоль Дуная на протяжении большой части V века торговля, которую стимулировало золото, выплачиваемое варварам, оставалась почти такой же важной, как в более ранний период.
Иной была судьба субримской Британии в те годы. Уже говорилось о том, что экономика острова так и не восстановилась после катастроф, выпавших на ее долю в последние годы IV века. Конец процветающей системе вилл на большей части острова положило в первую очередь масштабное вторжение пиктов, скоттов, аттакоттов и саксов в 363 году. И в начале V века только на отдельных территориях Англии сохранилась продвинутая экономика – это один регион вокруг Северна, где торговля еще имела выход к Атлантике, и еще один на востоке, возле Лондона и вокруг фортов Саксонского берега. Следует отметить, что именно в этих регионах, согласно Notitia Dignitatum, римские войска остались в Британии.
На юго-востоке острова Лондон, Кентербери и Верулам в субримский период еще наслаждались прежней жизнью, и несколько вилл продолжали существовать. В 429 году, к примеру, святой Герман сообщил, что Верулам все еще пригоден для жилья. Но мы располагаем убедительными свидетельствами того, что в эти годы экономическая жизнь региона оставалась местной и была изолирована от контактов и с континентом, и с другими частями острова. Раскопки в Ричборо, например, показывают, что в те годы стекло из Рейнской области больше туда не поступало. Также в Ричборо, Колчестере, Ренденхолле (Норфолк), Джиллингеме (Кент) находки minimissimi предполагают полностью местную экономику.
На западе Британии Каеруент продолжал некое подобие городского существования еще сто лет. На его стенах видны следы ремонта после нападений ирландцев. Наличие языческого храма в соседнем городке Лидни свидетельствует о мирном продолжении жизни. Мы снова находим клады minimissimi, указывающие на местный тип экономики, в Каеруенте, Лидни, Бортон-он-Уотере и Сомерсете. В других частях Британии картина еще более мрачная. На южном берегу несколько разбросанных монетных кладов, датированных первыми годами века, было найдено у Клаузентума (Саутгемптон) и Уэймаут-Бей (Дорсет). Потом исчезают даже minimissimi, показывая, что, когда саксонцы прекратили сообщение с Галлией, последние искры экономической жизни погасли. На севере вокруг Честера, Йорка и Линкольна осталось несколько территорий, на которых экономическая ситуация представляется сомнительной. Там не было найдено монетных кладов, а города всегда были скорее военными, чем торговыми по характеру. Но представляется возможным, что они тоже продолжили существование как городские центры. На это указывает использование старых римских городских планов и римской системы улиц в более поздний англосаксонский период.
Рассмотрев все доступные свидетельства, начинаешь понимать, что экономика Римской Британии после 400 года пришла в упадок, который развивался быстро. Неудивительно, что в Кодексе Феодосия, написанном около 433 года, Британия даже не упоминается. Ограниченная разваливающаяся экономика субримского периода, изоляция острова от континента привели к тому, что Британия и в экономическом, и в политическом отношении перестала быть частью римского мира.
Пока мы говорили о территориях Северной Европы, входивших в Римскую империю. А как насчет земель за ее пределами? В Атлантическом регионе это Ирландия и Шотландия. Что касается Ирландии, свидетельства показывают, что ее примитивная экономическая жизнь ухудшилась. Она поддерживала контакты, как мы уже замечали, с Западной Галлией, Корнуоллом и остальной территорией Западной Британии. Судя по результатам археологических раскопок, из этих районов продолжался ввоз изделий из металла. В Шотландии после 400 года вообще нет указаний на существование продвинутой экономики. Археологи не обнаружили ни монетных кладов, ни ввезенных изделий из металла, датированных этим периодом. Можно только предположить, что общий упадок экономической жизни Британии привел к еще более сильному упадку на землях, расположенных к северу от вала Адриана.
Иначе сложилась ситуация в Скандинавии и Центральной Европе, что за Северным морем, к востоку – в регионах, которые были частью гуннской империи или тесно с ней связанными. Мы уже говорили о том, что в V веке значительный объем грузов пересекал дунайскую границу римского мира. Раскопки в Скандинавии показывают, что из империи везли большое количество золота, найденного в Борнхольме, Готланде, Эланде и материковой Швеции. Это был век золота в Скандинавии. Есть свидетельства римского экономического влияния и в Скандинавии, и в Центральной Европе.
Здесь, однако, мы должны сделать перерыв и рассмотреть парадокс. В IV веке до Скандинавии доходило мало римского золота, но много изделий из мастерских на Рейне и Дунае. В V веке, хотя римское золото найдено в больших количествах на балтийских островах и шведском материке, мало свидетельств наличия там римских товаров. И это несмотря на активную торговлю через центральноевропейские границы Рима. Вместо этого металлические изделия и ювелирные украшения тех лет в Скандинавии демонстрируют следы сильного центральноазиатского влияния и, судя по всему, были изготовлены исключительно в местных мастерских. Вендельские шлемы раннего периода в Швеции, к примеру, имеют в основном римскую конструкцию, но украшены совершенно иначе[46]. Скандинавия, несмотря на римское золото, похоже, являлась частью более широкой центральноевропейской русской культурной области, протянувшейся до Рейна. В этой области влияние Центральной Азии и Персии Сасанидов было важнее, чем влияние римского мира. Еще сильнее озадачивает то, что, хотя римское золото, датированное рассматриваемым периодом, находили в Скандинавии, его практически не было в Центральной Европе, в первую очередь в Восточной Германии, через которую оно должно было пройти, чтобы очутиться на далеких балтийских берегах. Некоторые историки пытались объяснить этот парадокс, отрицая существование торговли со Скандинавией в те годы. Если верить им, найденное золото добралось до Балтики не посредством торговли, а было привезено возвращающимися северными солдатами и другими лицами, которые привезли его с собой из империи гуннов и римского мира. В некоторых случаях это может быть правдой, но в целом объяснение кажется неправдоподобным. Мне представляется более вероятным следующее: нам известно, что римский мир торговал через границы с варварами Центральной Европы. Но объем этой торговли, ввиду упадка экономической жизни империи и навязанного контроля торговли, был достаточен только для удовлетворения самых насущных потребностей людей, живших за Рейном и Дунаем. Вместо товаров большая часть экспорта, отправленного Римом в Центральную Европу, состояла из золота в виде субсидий. Меха, янтарь и, конечно, рабов везли из Скандинавии в Европу. И когда скандинавские торговцы привозили свои товары с севера в самое сердце владений Аттилы, они получали за свои меха, янтарь и прочие грузы не изготовленные римлянами товары, а римское золото, а также, возможно, какую-то часть товаров, изготовленных на востоке, а не в Риме. Это золото они везли обратно на север. А отсутствие археологических находок монет объясняется просто: как известно, эти регионы до 500 года не были заселены.
Таким образом, любопытный парадокс с золотом при отсутствии римских товаров объясняется просто. Как систематически повторяли гунны в каждом своем договоре с империей, торговля должна вестись свободно. Очевидно, такая ситуация являлась искусственной. Она полностью зависела от римских взяток и субсидий, выплачиваемых ничего не производившим варварам Центральной Европы. А ее последствия оказались далекоидущими и породили поток золота, текущий на север из римского мира в Скандинавию, где их использовали не так для производства, как для изготовления украшений и т. д. Определенно, те, кто говорит о вывозе золота на восток в последние годы империи, не уделил должного внимания археологическим свидетельствам, которые показывают, что больше золотого богатства средиземноморского мира направлялось на север в Скандинавию, чем на восток в Китай и Индию.
Такова была экономическая ситуация в Северной Европе в первые пять или шесть десятилетий V века. Что же произошло в следующее столетие рассматриваемого нами периода? Давайте для начала рассмотрим Галлию. Мы уже отмечали, что после 450 года там имели место быстрые перемены. Бритты высадились с моря и начали колонизовать Арморику, а саксонские пираты, действовавшие у берегов Западной Галлии, делали практически невозможной торговлю. Франки захватили субримскую Галлию к северу от Луары и вскоре после 500 года уничтожили вестготское господство над Аквитанией. К 550 году бургунды завоевали также новую франкскую империю Меровингов, протянувшуюся от Средиземного моря до Германии.
Любопытно, что Южная и Западная Галлия понесли от этих событий не самый большой ущерб в экономическом отношении. Замена вестготского или бургундского правления франкским к югу от Луары поначалу не означала больших перемен. Аристократы – Аполлинарии и иже с ними – легко переметнулись от одного хозяина к другому, который к тому же обладал существенным преимуществом – был ортодоксальным католиком, христианином, а не еретиком. К югу от Луары система вилл продолжала существовать. Города вроде Бордо, Тулузы и Пуатье тоже никуда не делись. Галлоримская аристократия, как и прежде, оставалась доминирующим элементом в сельском обществе и монополизировала ключевые позиции в церкви. Фортунат счел бы для себя приемлемыми многие места, где развивалось общество и культивировался тонкий вкус, к которому он всегда стремился.
Атлантическая торговля, которая до 450 года доходила до берегов Западной Галлии, теперь пребывала в застое. Однако это компенсировалось другим событием – возрождением средиземноморской торговли с берегами Галлии. В конце V века, когда пиратство вандалов пошло на убыль, и в начале VI века, когда восстановленная Юстинианом Романия стимулировала коммерческое развитие, возродилась торговля между Галлией и Востоком. Сирийцы, евреи и другие жители Востока снова привозили свои товары в Марсель, Нарбонну и города внутри страны. Золото, редкое в VI веке, опять стало относительно обычным. Южная и Центральная Галлия, которые в IV веке были экономически отделены от Средиземноморья, легко интегрировались в средиземноморский мир. На исторической сцене появился экономический ренессанс Меровингов – западный аналог Юстинианова возрождения на Средиземноморье.
Если такова была ситуация на юге и в отдельных частях центра Галлии, совершенно иначе обстояли дела до 550 года в остальной провинции и тех регионах Рейнской области, которые выходили к Северной Европе и Атлантике, а не к Средиземному морю. В Рейнской области городская жизнь в таких крупных центрах, как Кёльн, Тонгерен, Бонн, Вормс, Майнц, Шпейер и Страсбург, пришла в упадок. Дальше на юг и восток, в таких центрах, как Трир, Верден, Турне и Камбре, почти не осталось римской экономики.
Причины краха городских центров понять нетрудно. Их корни вовсе не в деструктивном характере франкских завоеваний, а скорее в природе римской экономической жизни в этой части Европы. Как уже говорилось ранее, промышленность этого региона, сконцентрированная в этих городах, – фабрики по производству оружия, тканей и т. д., была полностью под государственным контролем. То же самое можно сказать о мерах по транспортировке продовольствия, которыми занималась контролируемая государством коллегия речных перевозчиков. Конец римской правительственной системы в этих регионах и ее замена управлением франков почти сразу же положила конец такому положению дел. Система, направленная на обеспечение снабжения пограничных армий, не имела никакого смысла, если эти армии прекратили свое существование, и Рейн больше не служил границей между двумя мирами. Франки поддерживали римскую систему общественных перевозок, которую они сочли полезной, но все остальное – gynecée, фабрики по производству оружия, общественные продовольственные склады и корпорации nautae на реках – исчезло почти сразу после прихода власти франков. Одновременно исчезла вся модель жизни поздней Римской империи в регионе.
Также интересно отметить, что в большинстве северных и восточных владений франков система вилл тоже вскоре исчезла. Как и государственные gynecée, система вилл в этих регионах зависела от сильной государственной организации, которая поддерживала власть крупных землевладельцев над колонами – по сути, рабами, в то время как последние были ответственны за обработку земли и уплату большей части своего урожая империи в виде налогов. Там и в то время, когда правительство оказывалось слабым и дезорганизованным, для системы вилл наступали трудные времена. Колоны бунтовали и объявляли о своей независимости в восстаниях багаудов. Именно такое восстание вкупе с вторжениями и параличом правительства уничтожило систему вилл на большей части Британии в конце IV века. Аналогичная слабость вызвала бунты в регионе Луары и в Арморике в начале V века. Вероятно, такое же отсутствие правительственного контроля привело к исчезновению вилл в Бельгии в этот же период. Идентичное состояние дел сложилось на большей части Галлии к северу от Луары и в Рейнской области. Без поддержки сильного организованного государства система вилл терпела крах повсеместно, как это было, например, с виллой Неннинг в Люксембурге, история которой хорошо изучена. Некоторые из них, как, например, укрепленная вилла епископа Никиты возле Трира, уцелели, но они были лишь исключениями, которые подтверждают правило. К северу от регионов, таких как Виваре, долина Гаронны и Пуатье, где сохранилась старая система, к 550 году римская система вилл исчезла полностью. Точно так же в нашем современном мире мы видели, как система плантаций, зависящая от власти симпатизирующего ей правительства, исчезла в Мексике, Голландской Ост-Индии и Бирме. Новые поселения германских колонистов, которых было много в Рейнской области, Бельгии и Эльзасе и немного меньше по мере приближения к Сене, заставили местное население галло-римлян двигаться к новой системе – деревень, – которая была характерна для Средних веков.
В тех регионах, где и система вилл, и регламентированная государством промышленность не пережили завоевания варваров, в силу сложившихся обстоятельств утвердилось местничество. Общество, основанное на системе деревень, не могло появиться в одночасье, уже будучи экономически развитым. Как и в субримской Британии, местничество отразилось в монетах. В этой части Галлии в конце V и начале VI века чеканились монеты, очень похожие на minimi и minimissimi Британии. Эти маленькие, можно сказать, крошечные кусочки серебра были найдены в долине Мааса, недалеко от Намюра, на Марне и даже в районе Шаранты[47]. В то же самое время не следует считать, что вся промышленность исчезла. Это не так. К югу от Трира и Турне осталось население, которое трудилось на ушедших в небытие gynecée. Но оно направило свой промышленный опыт в новое русло, связав его с прежними занятиями. Эти люди стали чеканщиками и ювелирами и изготовителями оружия для воинственных франков, под властью которых теперь жили. Но пока они продолжали трудиться в тех же регионах, где раньше работали на Римское государство, произошла странная вещь. Их техника и художественные мотивы изменились. К VI веку в Восточной Галлии и в Рейнской области появилась новая модель организации производства мечей, превосходящая ту, что существовала здесь в римские времена, и сильно отличающаяся от нее – вероятнее всего, она имеет центральноазиатское происхождение. Система выплавки железа тоже изменилась в сравнении с той, что существовала в Римской империи, став примитивнее. Ювелирные украшения, производимые в этой части Галлии, также изменились и стали похожи по стилю и дизайну на те, что изготавливали на юге Руси, в Скандинавии, Германии и Кенте. В общем, в рассматриваемых регионах Галлии и Германии появились новые неримские промышленность, искусство и сельское хозяйство.
Аналогичное положение сложилось в Британии в период после саксонского вторжения на остров, но в еще большей, более выраженной степени. В Западной Британии регион, где жило местное романзированное население, продолжал неуклонно уменьшаться, и, в конце концов, осталось только два места, Бортон-он-Уотер и Лидни, где можно было найти minimissimi – символы продолжения римских экономических традиций. Гильда в середине VI века мог называть себя римлянином, но его выдавала варварская латынь. Западная Британия стала полностью кельтской, и даже церковь, как в Ирландии, пришла к организации на племенной основе. Это не значит, что в Ирландском море и, возможно, до самой Коруньи не продолжалась морская торговля. Она существовала. Медь и олово оставались востребованными, и рудники Корнуолла активно работали. Ирландия особенно в экономике достигла некоторых успехов, что показали раскопки в Лагоре. Ирландские святые посещали Корнуолл и Уэльс для религиозного обучения. Но подобные контакты, коммерческие и прочие, в рамках кельтской талассократии – морского могущества – в те годы не были достаточно важными, чтобы или оживить старые римские городские центры в Западной Британии, или создать новые в других кельтских регионах.
Многое из сказанного справедливо и для востока Британии, где после 450 года также начался продолжительный экономический упадок. Только в Ричборо были найдены minimissimi VI века, продемонстрировавшие преемственность с римским прошлым на строго местной основе. В других местах – Кентербери, Лондоне, Йорке – продолжалось слабое подобие сельской жизни, только оно было очень слабым. Юто-саксонские жители Кентербери, к примеру, жили за пределами стен старого римского города, а изменение городского плана Лондона, когда он снова приобрел важность, показывает, что его население к 500 году, вероятно, практически исчезло. Правда, определенные мотивы в кентских и восточно-английских ювелирных украшениях подразумевают, что британские традиции ремесла сохранились вокруг фортов Саксонского берега. Сохранение ранних стилей домов и деления полей указывает на то же. Однако, как и в случае с Северной Галлией, такие остатки прошлого не слишком впечатляют.
Контраст Британии составлял скандинавский мир, куда до 550 года тек поток золота с юга. Здесь можно найти многочисленные признаки экономического роста – на примитивном уровне, конечно. Процветала выплавка железа, особенно в Норвегии, а находки на островах Готланд, Борнхольм и Эланд предполагают наличие морского судоходства[48]. Возможно, римские монеты и brachteates служили скорее украшениями, чем деньгами, как и красивые массивные украшения того периода, такие как торлсундские воротники, кольца для мечей, упомянутые в «Беовульфе», и массивные золотые чаши, обнаруженные в Дании. Но если так, они представляли собой вещи, пригодные для обмена, как и кольцевые монеты, которые часто находили на раскопках. Трудно поверить, что в конце V и начале VI века здесь не было чего-то близкого примитивной торговой цивилизации.
Коммерция на юге пережила падение империи Аттилы, поскольку даже при Юстиниане золото прибывало в этот регион через Центральную Европу. Но успехи аваров и славян перерезали торговые пути, и в конце концов при Теодорихе перед 550 годом остался только один торговый путь, связывающий со Средиземноморьем. Этот путь, открытый благодаря дипломатическим отношениям Теодориха с королем Норвегии, герулами, эстами Восточной Балтики и королями варинов и тюрингов, следовал на запад от Балтики до Эльбы, потом по Рейну в Италию через альпийские проходы. Должно быть, именно по этому пути эсты привезли янтарные подарки ко двору великого остготского монарха. Затем имел место финальный рывок славян через Северную Германию к Атлантике. Скандинавия оказалась отрезанной от юга. Остался только морской путь вдоль Фризии, через Финский залив и по русским рекам[49]. Как и кельтская талассократия, скандинавская Балтика стала изолированным регионом, экономически отделенным от мира на юге, с которым он когда-то был связан торговлей.
Экономическая судьба Центральной Европы к середине XVI века оказалась еще мрачнее. Туда, где появлялись славянские племена, они приносили с собой примитивную сельскохозяйственную систему и больше почти ничего. Авары, в отличие от гуннов, были мало заинтересованы в торговле. Их набеги и господство над более слабыми славянскими соседями, обрекли эту часть Европы на очень низкий уровень экономической жизни на века. Археология ясно показывает, что в этот ранний исторический период славянских поселений почти не было контактов, торговли и промышленности. Ситуация изменилась к лучшему только спустя много лет[50].
Есть только одно исключение, помимо Южной Галлии, из общей мрачной экономической картины, которую являла собой Северная Европа к 550 году. Это исключение – Альпийский регион Норика и Реции. Возможно, так случилось потому, что после того, как Теодорих и его остготы взяли Италию, они установили контроль над всеми римскими провинциями в верховьях Дуная, и поддерживали старую римскую экономическую систему. Какова бы ни была причина, интересно заметить, что до середины VI века и римская система вилл, и некоторые старые римские техники и промышленные производства продолжали существовать вокруг таких центров, как Аугсбург и Регенсбург. Более того, через альпийские проходы поддерживалась связь с Италией, на что указывают находки остготских и византийских siliquae и demi-siliquae в Южной Германии до самого Майнца. Некоторая часть торговли была той, что, как уже говорилось, к 550 году достигала Балтики через Эльбу. Но большая ее часть, возможно, следовала другим путем, по Рейну к Фризии, на что указывают золотые монеты, чеканенные в Италии и найденные в Нидерландах[51]. Новый путь с севера на юг к Средиземному морю, единственный все еще функционировавший к 550 году, несомненно, объясняет экспедицию Хигелака в эти годы к устью Рейна. Он искал не только добычу, но и путь на юг. Он же объясняет, почему автор «Беовульфа» говорил о фризах как врагах, живущих по другую сторону от гаутов. В географическом отношении эта ремарка не имеет смысла. Зато с точки зрения экономики она наглядна и интересна. Гаутский путь к южному богатству теперь лежал через Фризию и Рейн в Италию. С развитием этого маршрута Рейн стал играть новую важную роль. Он перестал быть барьером между двумя враждующими системами, экономической и политической. Наоборот, он стал магистралью, соединявшей Средиземноморье с Северной Европой. Именно эту роль ему предстояло играть много лет.
