
А потом я попала в историю Золушки
Вскочив с дивана, Марион начала нервно прохаживаться по комнате.
«Всё в порядке, – пыталась успокоить себя она. – Нам просто нужно немного разнообразить наши отношения, и любовь вернётся…»
Марион остановилась и испуганно сглотнула, поняв, что только что признала – любовь ушла.
***
Шон сбросил одежду и, встав под душ, крутанул вентиль холодной воды. Ледяные струи пронзили кожу, подобно иглам, но он даже не вздрогнул: его мысли и чувства были далеко отсюда.
«Нужно сделать вид, что ничего не случилось, – как мантру повторял он. – Нужно вести себя как обычно».
Но чем больше он это твердил, тем отчётливее понимал: ничего не получится. Хоть он и отверг чувства Эми, они не стали меньше. Напротив, теперь, осознав, что не может быть с ней, Шон не только полюбил её сильнее, но и начал испытывать отвращение к Марион. К своей милой, нежной Марион… Если кто в мире и не заслуживал такого отношения, так это она.
‒ Проклятье! ‒ Шон с силой закрутил кран и, обернув вокруг бёдер махровое полотенце, вышел из ванной. Обычно он бы позаботился о том, чтобы не смущать Марион, и надел халат, но сейчас ему было всё равно.
Минуя пустую гостиную, Шон направился прямиком в спальню. Он остановился возле гардероба, достал домашнюю одежду и скинул полотенце.
– Шон, – раздался у него за спиной робкий голос.
Он обернулся и увидел у окна Марион. Её длинные каштановые волосы были распущены, а из одежды на ней красовался только короткий полупрозрачный пеньюар – наряд, который она никогда бы не позволила себе раньше.
Поймав на себе удивлённый взгляд возлюбленного, Марион залилась румянцем и опустила глаза.
– Прости, что смутил, ‒ мягко извинился Шон. ‒ Я не видел, что ты здесь. Сейчас оденусь.
– Не надо. – Марион покраснела ещё больше и робко подошла к возлюбленному.
– Тебе не надо себя заставлять, – вымученно улыбнулся Шон, мысленно отмечая, что даже в таком виде Марион не вызывала у него желания, а единственное, о чём он мог сейчас думать – Эми и её манящие розовые губы, которые ему никогда не суждено поцеловать…
– Всё в порядке, – дрожащим голосом сказала Марион. – Я себя не заставляю. Я хочу сделать тебе приятное.
С этими словами она положила руки на плечи возлюбленного, заставляя его опуститься на кровать, и принялась целовать, начав с висков и постепенно спускаясь всё ниже. Шон наблюдал за ней всё с тем же недоумением, отстранённо отмечая, что по-прежнему ничего не чувствует.
«Я становлюсь таким же, как отец, – мысленно отметил он. – Занимаюсь любовью с девушкой, которую не люблю. Обманываю и её, и себя…»
Стоило осознать это, его накрыло такое отвращение к себе и жалость к Марион, что на глаза выступили слёзы. Шон сумел сдержать их, но одна, совсем крохотная, всё-таки скатилась по щеке. Этого хватило, чтобы полностью уничтожить остатки его самообладания.
Марион почувствовала, что с возлюбленным что-то не так, и, подняв на него глаза, вопросительно позвала:
– Шон?
– Прости, – Шон успел прикрыть лицо ладонью, прежде чем Марион заметила его состояние. – Я правда очень устал.
– Ничего страшного. Отдыхай…
Шон кивнул, а когда Марион отошла в сторону, порывисто встал с кровати, схватил одежду и вышел в гостиную.
– Он просто устал…. – услышал Шон себе вслед шёпот Марион. – Всё хорошо… Завтра между нами снова всё будет по-прежнему.
«Ничего не хорошо, – мысленно ответил ей Шон. – И ничего уже никогда не будет по–прежнему…»
Хотя его разум ещё колебался, сердце уже уверилось, что дороги назад больше нет.
В ту ночь, стоя на балконе и выкуривая сигарету за сигаретой, Шон понял, что больше не может обманывать ни себя, ни тем более Марион…
Пришло время посмотреть в глаза неизбежному и расставить все точки над «i».
Акт 23 – Гори оно огнём
В окно спальни смотрело солнечное утро. Ещё один погожий денёк, такой же, как и накануне… Для всех, но не для дрожащей девушки, свернувшейся под простынёй.
Марион не спала всю ночь, и точно так же не сомкнул глаз Шон. Теперь он стоял на балконе, ссутулившись под грузом решения, которое принял, а Марион, уткнувшись лицом в мокрую от слёз подушку, лежала в кровати, ожидая его приговора.
Когда Шон постучал в дверь спальни, Марион уже прокрутила в голове все возможные сценарии того, что он может сказать, а потому его слова не стали для неё неожиданностью. Медленно, деликатно плетя замысловатое кружево слов, Шон попытался донести до Марион то, что можно было, как ножом, отрезать одной-единственной фразой:
«Я полюбил другую, поэтому давай расстанемся».
Шон сказал это куда более мягко и завуалированно, но от его доброты Марион стало только больнее… В последнем отчаянном порыве вскочить на подножку уходящего поезда она упала на колени и начала умолять Шона дать ей ещё один шанс… Но в его глазах не отразилось ничего, кроме стыда и жалости. В них не появлялось ни крупицы любви, сколько бы Марион ни трясла его и ни обещала измениться, став похожей на ту девушку, которая ему нравится. Всё, что он смог сказать ей в ответ на её мольбы: «прости».
Когда Шон ушёл, Марион ещё долго рыдала посреди пустой прихожей. Лишь когда она выплакала всю душу и превратилась в пустую оболочку, лишённую всяких эмоций, слёзы закончились, и она провалилась в небытие. Но сон на холодном полу не принёс отдыха, поэтому вечером Марион поднялась с него обессиленной и совершенно разбитой. Пошатываясь, она подошла к телефону.
– Алло? – послышался на том конце провода энергичный женский голос.
– Алло. Лилиан, это я.
– Марион, что у тебя с голосом?
– Ты была права, – проигнорировав вопрос подруги, бесцветно сказала Марион. – У Шона появилась любовница. Он бросил меня только что…
– Он тебя что?! – ошарашенно проревели на том конце.
«Бросил», – мысленно ответила Марион, но не смогла повторить это вслух: помешали рвущиеся из горла рыдания. Слёзы, казалось, уже закончившиеся, полились с новой силой.
– Так, никуда не уходи. Я сейчас буду, – велела Лилиан и, не дожидаясь ответа, положила трубку.
Минут через пятнадцать она уже сидела в гостиной у Марион, и та, спрятав лицо у неё на плече, сотрясалась от новой волны рыданий. Лилиан не пыталась её успокоить, напротив, приговаривала:
– Поплачь, поплачь, девочка моя.
И Марион, уткнувшись носом в тёплой свитер лучшей подруги, продолжала извергать из своего хрупкого тела всю оставшуюся влагу.
Когда она проплакалась, Лилиан уложила её на кровать, а сама сбегала в магазинчик через дорогу и накупила кучу выпивки.
– Пей! – разбудив Марион, Лилиан сунула ей под нос бокал.
Марион встала, на автомате открыла рот и позволила Лилиан влить в себя обжигающее пойло. От непривычного ощущения она закашлялась, но подруга похлопала её по спине и заставила допить содержимое бокала до конца. Потом она открыла другую бутылку. Большинство напитков Марион пробовала в первый раз. Их вкус был ей неприятен, но она упорно давилась, стараясь не отставать от Лилиан. Ей больше не хотелось вести себя правильно, не хотелось быть хорошей девочкой, которую все хвалят. Всё, что ей сейчас было нужно, ‒ напиться и снова впасть в забытье.
– Так, не отключайся, подруга! – тряханула Марион за плечи Лилиан, когда та почти осуществила свои намерения. – У нас впереди ещё самое интересное.
Встав, Лилиан открыла платяной шкаф, выкинула оттуда всю одежду Шона и собрала её в мусорные пакеты. То же самое она сделала с другими вещами, которые, по её мнению, могли принадлежать только ему: бритвой, зубной щёткой, обувью… В заключение Лилиан вытащила из фотоальбома все фотографии, на которых был Шон, и стопкой сложила на столе.
Собрав пакеты, она подхватила под руку в стельку пьяную Марион и потащила к выходу. Вскоре подруги уже стояли под мостом, выкладывая в найденное там старое ржавое корыто содержимое мусорных мешков, собранных Лилиан: на дно легла одежда Шона, сверху обувь и личные вещи, а довершила композицию россыпь фотографий.
– Хочешь их порезать сначала? – спросила Лилиан.
Марион, с трудом сдерживая застлавшие глаза слёзы, помотала головой.
– Тогда заливай. – Лилиан протянула ей жидкость для розжига.
Когда первое масляное пятно растеклось по нежно улыбающемуся лицу Шона, такому родному и любимому, Марион не выдержала. Упав на колени, она обняла ржавое корыто, будто это был сам Шон, и заорала дурным голосом: было так больно и одиноко, что хотелось умереть.
– Марион, фу! Отпусти эту гадость! – Лилиан, с трудом отодрав подругу от корыта, оттащила её в сторону и, убедившись, что они обе находятся на безопасном расстоянии, кинула в него зажжённую спичку.
Столб пламени взвился в тёмное небо, и вместе с ним в руках Лилиан взвилась Марион.
– Не-е-ет! – истошно вопила она. – Не надо, пожалуйста! Верните мне его! Я всё сделаю! Я изменюсь! Я исправлюсь! Только верните мне Шона!
– Спокойно, спокойно, девочка, – ласково приговаривала Лилиан, поглаживая трепыхавшуюся подругу по голове.
Когда над истлевшей грудой хлама погасли последние искры, Марион уже спала в объятиях подруги. Ей снился сон о счастливых временах, которых было уже не вернуть, и по её лицу продолжали течь слёзы.
***
Наутро Марион стало так плохо от выпитого спиртного, что Лилиан пришлось отвезти её в отцовскую больницу. Марион отключилась, едва её положили на койку, а Лилиан села на её краешек и начала поглаживать подругу по голове. Как же она любила эту добрую, нежную девочку… И как ненавидела парня, который заставил её страдать.
– Доброе утро, – зайдя в палату, поздоровалась медсестра. – Я пришла поставить капельницу.
– Доброе утро. – Лилиан поднялась с койки, чтобы не мешать. Медсестра приветливо улыбнулась и, подойдя к пациентке, осторожно вставила ей в вену иглу.
– Не говорите никому, ладно? – попросила Лилиан, наблюдая за работой медсестры. – Её отец работает в соседнем корпусе, и если до него дойдут слухи…
– Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу, – заверила хозяйскую дочку та.
– Спасибо.
Когда медсестра ушла, Лилиан снова присела на кровать Марион. В детстве они были не разлей вода, и Лилиан хорошо помнила, какой Марион была тогда: светлой, всегда улыбающейся девочкой. Но, когда им было по четырнадцать, Лилиан уехала учиться за границу, и их дороги разминулись на три года… Лилиан до сих пор помнила, в каком шоке была, когда впервые увидела Марион-старшеклассницу: затравленное создание с вымученной улыбкой, которое сидело перед ней за столиком кафе, было лишь тенью того жизнерадостного колокольчика, каким она была раньше. И вот теперь, стоя рядом с больничной койкой подруги, Лилиан видела перед собой даже не тень колокольчика, а бледную, осунувшуюся куклу с иссушенными потрескавшимся губами и тусклыми, спутанными волосами…
– Что ты с ней сделал, Шон Фелман? – сжав кулаки, с ненавистью процедила Лилиан. – За что ты сломал жизнь моей лучшей подруги?
Но ей не нужен был ответ. Она уже и так знала его: чтобы развлечься. У этого самовлюблённого актёришки никогда не было серьёзных намерений насчёт Марион.
– Непростительно, – с трудом сдерживая закипающую внутри ярость, выдавила Лилиан и, порывисто встав, вышла в коридор. В виски ей колотила жажда мести, и она уже придумала, что предпринять.
Достав смартфон, Лилиан набрала номер Шона.
– Алло? ‒ после нескольких гудков послышался в динамике его голос.
– Привет, Шон, это Лилиан. Не забыл ещё меня?
– Нет, конечно. Что случилось? Что-то с Марион?
– Да… – Лилиан замолчала.
– Что случилось? ‒ Как она и ожидала, Шон разволновался. ‒ Что с ней?
– Она сейчас в нашей клинике. Мы сделали всё, что могли…
– Что с ней? – в очередной раз повторил Шон. Теперь в его голосе слышалась уже неприкрытая паника.
Последовала очередная пауза – Лилиан нравилось играть с этим напыщенным козлом.
– Её жизнь уже вне опасности, не волнуйся.
– Да что с ней произошло?! – не выдержал Шон.
Лилиан усмехнулась, заранее представляя реакцию Шона, и, упиваясь каждым словом, произнесла:
– Вчера вечером Марион попыталась покончить жизнь самоубийством.
Шон не отвечал очень долго. Лилиан даже решила, что звонок сорвался. Но, когда она сказала: «Алло?», он всё же заговорил. Голос его сел и дрожал.
‒ Она ещё в клинике?
‒ Да.
‒ Я сейчас приеду.
‒ Приезжай.
Закончив разговор, Лилиан довольно усмехнулась и пошла будить Марион.
– Но я не могу! – выслушав предложение подруги, воспротивилась та. – Лилиан, я не могу с ним так поступить!
– Расслабься. Я ведь не сказала ему, что ты умерла.
– Ты сказала ему, что я пыталась покончить жизнь самоубийством! Что он обо мне теперь подумает?
– Какая разница, что подумает этот козёл? Он кинул тебя ради другой! Вчера наверняка уже грелся в её тепленькой постельке. А ты чуть не померла от отравления. Чем не самоубийство?
– Но я не хочу, чтобы он считал меня какой-то психованной истеричкой! Я хочу, чтобы у нас остались хорошие воспоминания друг о друге!
– Марион, – Лилиан порицательно качнула головой, – я всё понимаю, но должен же быть предел у твоей наивности. Тебя кинули! Вытерли об тебя ноги, как о половую тряпку. Попользовались и бросили. А ты ещё заботишься, чтобы у него остались о тебе хорошие воспоминания! Да у него вообще не останется воспоминаний о тебе. Выкинет из головы и при встрече даже не узнает. Если, конечно, продолжишь вести себя как бесхребетная курица и не воспользуешься шансом, который я тебе подарила.
– И что я должна ему сказать, по-твоему?
– Всё! Скажи ему всё, что чувствуешь. Пусть знает, какую боль он тебе причинил.
В дверь постучали.
– Да? – откликнулась Лилиан.
В палату заглянула медсестра.
– Вы просили предупредить, когда придёт тот молодой человек…
– Пришёл? – перебила Лилиан.
– Да. Проводить его в палату?
– Угу, давайте. – Лилиан посмотрела на Марион. – Ну вот, подруга, пришёл твой звёздный час. Смотри не прошляпь его.
Марион открыла рот, порываясь что-то сказать, но затем сникла и, низко опустив голову, стиснула руками одеяло.
Поняв, что сопротивление сломлено, Лилиан победно усмехнулась.
– Удачи! – Она легко приобняла подругу и, поднявшись, уже в дверях добавила: – Я никому не позволю вытирать ноги о милую, добрую Марион, и ты не позволяй. Договорились?
Марион крепче сжала одеяло и чуть заметно кивнула.
«Лилиан права, – подумала она, откинувшись на подушку и вперив бессмысленный взгляд в потолок. – Я столько лет отказывала себе в простых удовольствиях, вроде занятий в художественной школе, чтобы иметь возможность по первому зову примчаться к Шону, если у него вдруг появится свободное время, жила им, дышала им, совершенно позабыла о себе и своих желаниях… Имею же я право хотя бы высказать напоследок то, что накопилось на сердце?
Пока Марион терзалась, дверь тихонько скрипнула, и в палату вошёл её теперь уже бывший парень. Не говоря ни слова, он подошёл к кровати и замер подле неё.
– Пришёл надо мной посмеяться? – бесцветно спросила Марион.
– Не говори глупостей.
– Но это ведь смешно. – На мгновение Марион почувствовала стыд за ту ложь, которую собиралась сказать, но его тут же вытеснила скопившаяся в душе обида: – Девушка, сводящая счёты с жизнью из-за того, что её бросил парень…
– Не вижу ничего смешного, – голос Шона дрожал.
«Хоть он и не любит меня, но всё равно пытается выдавить из себя сочувствие, – с горькой усмешкой подумала Марион. – Он хоть понимает, что делает мне этим только больнее?»
«А, может, любит?» – спросил наивный внутренний голос.
«Не любит», – уверенно ответила себе Марион, и этого хватило, чтобы из глаз снова хлынули слёзы.
– Прости, – услышала она виноватый голос Шона. – Я правда любил тебя все эти годы…
– А потом взял и разлюбил?
В ответ на свою первую в жизни саркастичную шутку Марион услышала лишь тишину.
Пришлось снова взять инициативу в свои руки:
– Шон…
– Да?
– Твоя любовь к этой новой девушке действительно настолько сильна, что она перечеркнула все годы, которые мы провели вместе?
– Да, – послышался жестокий и однозначный ответ.
Последние искры надежды, теплившиеся в сердце Марион, угасли, как угольки сожжённых в корыте вещей бывшего возлюбленного. У неё больше не осталось жалости ни к себе, ни к нему.
– Ты хочешь заслужить моё прощение? – холодно спросила она.
– А я могу?
Марион помедлила, а затем решительно кивнула.
–Тогда проси что угодно.
‒ Не приближайся больше к этой девушке.
‒ Что? ‒ Глаза Шона удивлённо распахнулись.
‒ Я не смогу жить, зная, что ты с ней.
Шон замер как вкопанный, с его лица схлынула последняя краска, а кончики пальцев стремительно начали леденеть. Не приближаться к Эми? Но он ведь её так любит… Он даже расстался с Марион из-за неё.
«И едва не убил её, ‒ шепнул внутренний голос. ‒ Лишил воли к жизни ту, которую называл своей невестой, так же, как твой отец отнял желание бороться за жизнь у твоей матери».
Стоило подумать об этом, перед Шоном будто распахнулись двери в грязный, тёмный подвал его души, и он понял, насколько он ужасный человек. Он не просто не умел быть счастливым сам, он высасывал счастье из всех, кто осмеливался остаться рядом. Не только Марион ‒ любая, к кому он прикоснётся, станет несчастной, ибо у него гены человека, который мог приносить близким людям одни лишь страдания…
«Я не имею права на отношения с Эми, ‒ ясно и отчётливо осознал он. ‒ Только если я откажусь от неё, я смогу уберечь её от участи Марион»…
– Так обещаешь или нет? – с нажимом напомнила о себе бывшая возлюбленная. Её голос дрожал от раздражения.
– Обещаю, – опустив глаза, выдавил Шон.
– Отлично. – Марион отвернула к стене, пряча вновь подступившие к глазам слёзы. – А теперь уходи.
– Марион, я…
– Уходи! – Марион демонстративно подняла вверх кнопку вызова медсестры. – Мне не нужны твои извинения. Хочешь, чтобы я почувствовала себя лучше, верни мне мой первый поцелуй, мою невинность и всё то время, которое я на тебя потратила. Сможешь это сделать?
Ответа не последовало.
– Уходи, ну пожалуйста, – не в силах больше сдерживать рвущиеся наружу слёзы, взмолилась Марион.
Шон в смятении посмотрел на неё, будто решаясь на что-то, а потом понурил голову и вышел из палаты.
Оставшись в одиночестве, Марион перевернулась на живот, уткнулась лицом в подушку и снова разрыдалась. Она понимала, как жестоко поступила, но, тем не менее, если бы у неё появилась возможность забрать свои слова назад, она не смогла бы этого сделать. Ей хотелось остаться в сердце Шона, пусть даже так – постыдным уродливым шрамом.
Когда-нибудь обида и ненависть отпустят её искалеченную душу… Когда-нибудь она снова сможет счастливо улыбаться… Но не теперь. Пока она могла только плакать.
Акт 24 – После бури
Как вести себя с парнем, который тебя отверг? Эми не знала, а потому перед первым после признания спектаклем волновалась так, что не смогла даже грим наложить: для неё это сделала Сэм.
‒ Выше нос, ‒ подбодрила подругу та. ‒ Просто сделай вид, что ничего особенного не произошло, и разговаривай с ним, как обычно.
Эми кивнула, но про себя ответила, что ничего не получится и, увидев Шона, она просто упадёт в обморок.
«И как я буду сегодня играть? ‒ страдала она, понуро волочась за кулисы. ‒ Надо было соврать, что я заболела, и попросить Ханну меня заменить…»
‒ Привет. ‒ Голос Шона за спиной раздался так неожиданно, что Эми подпрыгнула на месте.
‒ П-привет… ‒ Она с трудом повернула одеревеневшую шею, и её глаза ошеломлённо распахнулись. Сказать, что Шон плохо выглядел, ‒ ничего не сказать. Тёмные тени под глазами проступали даже через толстый слой грима, сами глаза были воспалены, а лицо болезненно осунулось.
‒ Что с тобой? ‒ всполошилась Эми, разом позабыв, о чём переживала только что.
‒ Да так… ‒ Шон вымученно улыбнулся. ‒ Не выспался.
«А вдруг он из-за моего признания уснуть не мог? ‒ ёкнуло сердце у Эми, но она тут же успокоила себя: ‒ Да ну, это невозможно. Ему, наверное, каждый день признаются. Стал бы он переживать из-за такого…»
‒ Тебе нужно меньше работать и больше думать о здоровье, ‒ с шутливой строгостью нахмурилась Эми.
‒ Договорились. ‒ Шон выдавил ещё одну улыбку, и Эми отметила, что сегодня он улыбается как никогда фальшиво. Во время прошлого спектакля Шон распахнул ей своё сердце, в сейчас, наоборот, будто закрыл его на замок и обмотал колючей проволокой, сквозь которую было невозможно прорваться.
«Нет, с ним точно что-то случилось», ‒ с тревогой заключила Эми. Шон поймал её взгляд, выдавил ещё одну притворную улыбку и непринуждённо спросил:
‒ Ты уже слышала, что в октябре будут ставить мюзикл по Белоснежке?
Эми кивнула.
‒ Не думала попробоваться на главную роль? Режиссёр говорил, что побоялся брать тебя Золушкой из-за отсутствия опыта, но теперь, мне кажется, твои шансы довольно высоки.
‒ Может, и попробую… ‒ Щёки Эми тронул румянец. ‒ А ты будешь участвовать?
‒ Вряд ли. Сейчас у меня много предложений в кино и на телевидении, на театр в следующем сезоне просто не будет времени…
«Значит, с работой всё в порядке, и он не из-за этого переживает», ‒ мысленно заключила Эми.
‒ А как… ‒ Эми осеклась. Спрашивать о том, как поживает невеста Шона, сразу после того, как он её отверг, было странно.
‒ М-м? ‒ не дождавшись окончания вопроса, озадаченно посмотрел на неё Шон.
‒ Нет, ничего, ‒ покачала головой Эми и ненадолго замолкла. Дойдя до лестницы, ведущей за кулисы, они начали подниматься. Эми шла впереди и не видела, каким грустным взглядом Шон смотрит на её спину.
«Я так люблю тебя, ‒ мысленно обратился к партнёрше он. ‒ Но я не смогу сделать тебя счастливой, поэтому… ‒ Он сглотнул подступивший к горлу ком, ‒ пожалуйста, забудь меня и найди себе достойного парня».
Он остановился и, прикрыв глаза, медленно выдохнул, пытаясь совладать с эмоциями, кричавшими, что он не прав, и надо, наплевав на обещание, данное Марион, признаться Эми.
Когда Шон открыл глаза, Эми уже стояла наверху и вопросительно смотрела на него. Поймав её взгляд, он улыбнулся. Слабо и очень грустно, но на этот раз улыбка была искренней.
‒ Шон… ‒ в глазах Эми плескалась нежность, смешанная с тревогой. ‒ Если тебя что-то беспокоит, ты можешь мне рассказать. Понимаю, что странно говорить такое после того, как я призналась, но я правда уже ни на что не претендую и просто хочу быть твоим другом.
‒ Другом? ‒ с горечью усмехнулся Шон, понимая, что никогда не сможет смотреть на Эми в таком ключе.
Эми кивнула и, мягко улыбнувшись, смущённо спросила:
‒ Ты позволишь мне быть твоим другом?
Натянутые цепи самообладания будто потянули сердце Шона в разные стороны, разрывая на части. Значит, вот так для них с Эми всё и закончится? Просто друзья?..
«Да, ‒ с нажимом сказал себе он. ‒ Так лучше всего. Ты будешь её другом, пока мюзикл не закончится, а потом исчезнешь из её жизни и дашь ей найти новую любовь».
‒ Шон? ‒ напомнила о себе Эми.
‒ Да, ‒ ответил на её вопрос он. ‒ Конечно, давай будем друзьями.
Эми просияла, но тут же снова нахмурилась:
‒ Тогда теперь ты расскажешь мне, что с тобой? Как другу?
‒ Конечно. Дело в том, что я… ‒ Шон замялся, соображая, как выкрутиться: ‒ что я взял у друга очень интересную компьютерную игру, проиграл в неё до самого утра и теперь еле на ногах стою от усталости.
‒ Ты играешь в компьютерные игры? ‒ удивилась Эми.
‒ Да. А что в этом странного?
‒ Ничего, просто… Никогда бы не подумала, что ты таким можешь увлекаться.
‒ Я ещё и не таким могу увлекаться, ‒ шутливо сказал Шон, поднявшись по лестнице и остановившись рядом с Эми.
‒ Да ну? ‒ не поверила та.
‒ Угу. Ты просто плохо меня знаешь.
‒ Что верно, то верно, ‒ кивнула Эми и, чуть покраснев, спросила: ‒ А ты расскажешь мне о себе больше?
‒ Как другу? ‒ улыбнулся Шон.
‒ Как другу, ‒ улыбнулась в ответ Эми.
‒ Договорились. ‒ Шон протянул руку, и Эми пожала её.
‒ И с мюзиклом давай постараемся, ‒ с шутливой серьёзностью добавил Шон.
‒ Как друзья?
‒ Как друзья. ‒ Шон подмигнул. ‒ И как принц с принцессой.
Эми прыснула.
‒ Договорились, ‒ смеясь, тряхнула его руку она.
Шон, глядя на неё, тоже засмеялся, и Эми с восторгом заметила на его щеках свои любимые ямочки. Не было больше притворства, сейчас Шон смеялся по-настоящему.
«Слава богу!» ‒ с облегчением подумала она.
Шон быстро затих, и Эми тоже успокоилась, но они так и стояли, держась за руки. Ни один не решался отпустить другого первым.
‒ Чего вы тут замерли? ‒ послышался снизу командирский голос, и парочка увидела режиссёра. ‒ На сцену! На сцену!