Ты тоже видишь смерть

Куросэ не имела в виду ничего дурного, а я на нее сорвался.

Девушка как ни в чем не бывало продолжила прогулку, а меня мучила совесть.

В понедельник я сжевал где-то половинку причитающегося мне на завтрак тоста, переоделся и вышел.

Сегодня по дороге мне в кои-то веки не попался мальчик с чужими портфелями. То ли он таки бросил школу, то ли просто проспал. Не моего это ума дело, так что нечего и переживать. И все же я невольно высматривал его среди малышни, которая топала в школу.

– Эх! – громко вздохнул Кадзуя, когда мы присели на лавочку в ожидании поезда.

– С чего такие душераздирающие вздохи с утра пораньше?

– Смотри! – Друг показал мне экран телефона с открытым прогнозом погоды.

– О, красота какая. Всю неделю солнце.

– В том-то все и дело. Если не пойдет дождь, я не увижусь с Юи-тян!

А, вот оно что. Очевидно, Юи – его любимая Девушка Дождя.

– Пригласил бы ее погулять, как нормальный человек. Вы же обменялись контактами?

– Обменялись как раз недавно. Но если она откажется, у меня разобьется сердце, так что я боюсь.

Они познакомились еще весной, но, выходит, раньше он не спрашивал у нее номер. Хотя ведь довольно часто виделись, пусть и только в дождливые дни. Обычно Кадзуе в решимости не откажешь, но только не в любовных делах. Он без труда заговаривает с девчонками, которые ему нравятся, но не осмеливается на последний шаг. В целом он в себе уверен, но не лишен робости. Знакомьтесь: Кадзуя Нодзаки.

– О, смотри! На следующей неделе обещают тайфун. Притом сильный! Наверное, будут ливни.

Я думал, он обрадуется, но Кадзуя вздохнул еще сильнее:

– Дурак, что ли, тайфуну радоваться? И вообще: электрички отменят.

Мне не нашлось, что возразить. Мы сели на прибывший поезд и отправились в школу. А в коридоре по дороге к классу наткнулись на Куросэ, которая не отрывала взгляда от пола.

– О, Куросэ! Слушай…

Я хотел поблагодарить ее за энергетик и попросить прощения, что так грубо с ней держался. Но она, пусть и замерла на миг, молча ушла дальше.

– Что у вас с Куросэ-тян стряслось? – После такого откровенного игнора Кадзуя взглянул на меня с сочувствием.

– Ничего, – буркнул я в ответ и ушел в класс.

В этот день мне смену не поставили, поэтому после занятий я пошел в кружок. В этот раз добрался до кабинета первым, так что, устроившись на привычном месте, откинулся на спинку стула и какое-то время бездумно глядел в белый потолок.

Даже не знаю, сколько я так просидел. Я выпрямился, только когда заболела шея. Опять в кабинете кружка совсем позабыл о времени. Только доносились издалека слабые отзвуки репетиции, и они немного портили атмосферу безмятежности.

Потом в дверях появилась Куросэ. Встретившись со мной глазами, она смущенно опустила взгляд и прошла к своему месту.

Мы оба открыли книги и какое-то время читали, не роняя ни слова.

Вдруг мне на телефон пришло уведомление. Кадзуя предупреждал: «Сегодня хочу для разнообразия пописать в кофейне, в кружок не приду».

Я напечатал: «Сразу нельзя было сказать?» – и выключил экран. Я подозревал, он там скоро со всеми наболтается и придет. Но без него и мне здесь делать нечего, так что я начал собираться.

– Слушай… Утром не хотела тебя обидеть, – вдруг пролепетала Куросэ.

На меня она даже не взглянула: сидела, уткнувшись в книгу.

– Нет?

По-моему, она очень показательно не стала со мной разговаривать. И что это тогда было? Я ждал объяснений.

– Если кто-нибудь увидит, как мы разговариваем, тебя тоже запишут в чудилы. Поэтому за пределами кружка нам лучше особо не общаться.

Я ничего не понял. Как будто я до этого не знал, что она чудачка, ну или, если помягче выразиться, малость загадочная. Чего это она вдруг спохватилась? И почему считает, что меня ждет та же учесть?

– В каком смысле?

– Ты разве не понимаешь?

Меня так подмывало сказать: «С фига ли?» – но я промолчал, потому что показалось, что я чего-то недопонимаю.

– Отойду в уборную, – бросила она, спрятала книгу в сумку и ретировалась.

Пока я недоумевал, что это было, сумка, стоявшая на краю стола, упала на пол, и из нее рассыпались вещи.

Точнее, несколько книжек в дополнительных обложках. Я решил положить их обратно в сумку.

Но вдруг мне стало интересно, что же она все-таки такое читает, так что я поддался любопытству и открыл первую попавшуюся книжку на титульном листе…

«Что, если завтра умирать?»

Как только я увидел название, тут же захлопнул книгу. Я-то думал, Куросэ тоже больше по художественной литературе, а у нее тут такая философия. Как ни стыдно, я открыл следующую книгу.

«Жить и умирать».

Вторую книгу я тоже дальше листать не стал, взял в руки третью. Обнаружил и там нечто в том же духе.

Из четвертой книги во все стороны торчали закладки. «Общение для чайников! Как научиться говорить с кем угодно». Похоже, ее интересуют не только вопросы жизни и смерти, но еще и социальная жизнь. Осознав, что мне открылось нечто, не предназначавшееся для моих глаз, я сложил книги обратно в сумку. С каждым днем я понимал Куросэ все меньше.

Она вернулась, когда я уже сел обратно на свое место.

– Кадзуя-кун задерживается… – Она напустила на себя беззаботный вид, как будто мы перед этим ни о чем не говорили.

– Он написал, что сегодня не придет. Я поэтому думаю домой идти. А ты?

– И я тогда пойду.

Мы вместе вышли из кабинета, но она тут же чуть подотстала. Кстати, а ведь точно: в прошлый раз, когда мы шли все втроем, она тоже держалась на расстоянии.

Мы поравнялись только за воротами школы, когда Куросэ вывела с парковки велосипед. А у меня из головы не лезли названия книжек, которые я случайно увидел.

– Кстати. А что с журналом? – вдруг спросила она.

– Что? С каким журналом?

Я сначала даже подумал на классный журнал, но быстро сообразил, что она про проект кружка к фестивалю. Тот журнал, который Кадзуя попросил нас составить. Но мне осталось совсем мало времени, и тратить его на такие глупости не хотелось.

– Слушай, если честно, у меня с работой ни на что сил не хватает. Можешь, пожалуйста, сама его сделать? Кадзуя в средней школе написал несколько прикольных рассказов. Можно опубликовать какой-нибудь из них, а если место останется – вставить какие-нибудь картинки или еще чем-нибудь добить до нужного объема.

Мой срок отмерен. Пусть лучше журналом занимается единственный человек, которому умирать не так скоро. А нам с Кадзуей найдется на что еще потратить время.

– Ага, можно так, – с готовностью кивнула Куросэ.

Мы распрощались перед станцией, и вот еще один драгоценный день безжалостно минул.

– Мотидзуки-кун, ты слышал? У нашего менеджера скоро пополнение в семье, – поделилась со мной Танака, пока я раскладывал булочки в перерыве между наплывами посетителей. В тот день число над моей головой уже уменьшилось до шестидесяти шести.

– Да? А когда родится ребенок?

– Вроде бы он говорил, что в конце месяца. У него будет сын!

– Надо же…

Как раз начался октябрь. Вчера, когда я видел Кимуру, цифры над головой отмеряли ему еще пятнадцать дней жизни. Если ребенок не родится раньше срока, то начальник его уже не увидит. Конечно, такова судьба и ничего не попишешь, но жалко.

– Они с женой девять лет ждали, и тут такой подарок! Он такой довольный ходит.

– Да уж… Очень за него рад.

Я не хотел больше ничего слышать, поэтому ретировался в кладовую, хотя мне там ничего было не надо. Мне бы волшебный переключатель, чтобы забыть все, что я только что услышал.

– Мотидзуки-кун! Молодец, как всегда, – привычно поблагодарил меня менеджер, когда вышел на работу.

Он похлопал меня по плечу, и две цифры – 14 – вздрогнули в такт его движениям.

– Что вы, – пробубнил я, опуская глаза.

Он всегда приходил в десятом часу и один оставался на ночную смену. Другие сотрудники приходили только с утра. Танака сказала, что прошлые работники, которые обслуживали комбини по ночам, внезапно все поувольнялись, поэтому вот уже месяц менеджер лично закрывает этот пробел, работая без выходных. Думаю, поэтому и выглядит он в последние дни неважно.

– Да, поздновато уже. Езжай домой, Мотидзуки-кун! – Я протирал пол, а Кимура вышел из кладовой и хлопнул меня по спине. А ведь и правда: оглянуться не успел – пробило десять.

– Извините…

– Гм?

Но пока я подыскивал слова, пришел посетитель и сразу встал у кассы. Он хотел купить сигарет, поэтому менеджер поспешил к нему. Судя по тому, как они разговорились, мужчина часто заходил в магазин, и я ушел в комнату отдыха, чтобы им не мешать.

Переоделся, опять провел карточкой, завершая смену. Когда я вышел в зал, гость уже исчез.

– Мотидзуки-кун, ты, кажется, хотел о чем-то поговорить? – спросил менеджер, протирая стол перед кассой тряпкой.

– Да нет, ничего такого. Хорошей вам смены! – ответил я и ушел.

Навстречу велосипеду дул ночной ветер. От него кожа покрывалась мурашками, и я подумал, что пора уже поверх футболки с длинным рукавом надевать что-нибудь еще.

Вдруг перед глазами поплыло, и я заметил, что меня душат слезы. В последнее время постоянно так: стоит чуть расслабиться – и текут, хотя мне даже не то чтобы грустно.

Я закусил губу и поднажал на педали.

В октябре мы из летней школьной формы переоделись в зимнюю. Попадались ребята, которые запаздывали с этим, но большинство уже куталось в синие блейзеры. Я же постепенно начал осознавать, что жить мне осталось всего ничего.

Как только начался урок, я тут же полез в сумку за книгой, но обнаружил, что не положил ее с собой. У меня в планах было проглотить за сегодня шестисотстраничный детектив, и я так растерялся, что всерьез подумывал, не сбежать ли домой пораньше.

Но нет, нельзя. Пришлось зарыться в телефон. Сначала я проглядывал новости, потом запустил игру. Тыкал по экрану, убивая чудовищ, но когда энергия персонажа кончилась, то выключил.

Оставался еще целый урок, а у меня кончились идеи, чем его занять. Тут я кое-что вдруг припомнил и открыл твиттер.

Уже полгода не заходил. На мой аккаунт подписалось больше сотни тысяч человек, а папка ломилась от личных сообщений и непрочитанных чатов.

На самом деле в средней школе я с помощью своей способности прикинулся пророком и взорвал тренды.

Я вижу цифры даже на фотографиях и на экране телика, лишь бы только показывали голову. На записях все сложнее, но в прямом эфире способность работает безотказно, и я предсказывал смерти знаменитостей.

Старые ведущие, знаменитые актеры, музыканты – по мере того как мои догадки сбывались, число подписчиков росло. Мне присылали сотни и тысячи сообщений. В основном просили сказать, сколько жить самому человеку, его любимым, семье, друзьям и так далее.

Свой аккаунт я назвал «Зензенманн». Так по-немецки зовут Мрачного Жнеца. Я в прямом смысле заболел синдромом восьмиклассника[16], считал, что нужен миру, и тем, у кого над головой видел цифры, рассказывал все как есть.

Изначально я завел аккаунт от скуки и не особо кому-то собирался помогать. Поэтому через несколько месяцев мне надоело и я бросил. Потом вспомнил про это дело и вернулся к пророческой деятельности, пока опять не утомился, и так цикл повторялся раз за разом.

Вот и сегодня впервые за долгое время опять открыл профиль и покачал головой, какой же я был идиот. Может, я теперь расплачиваюсь за то, что смеялся над человеческой жизнью.

Папку с личными сообщениями, конечно же, наводняли настойчивые просьбы определить срок жизни по снимку. Еще писали журналисты, но тут у меня на сердце похолодело от одной мысли.

Я открывал чаты один за другим и вдруг увидел фотографию, от которой у меня чуть глаза не вылезли из орбит, и я не смог подавить вскрик.

– Гм? Мотидзуки, что у вас? – спросил наш математик, и я поспешно спрятал телефон.

– Простите! Ничего.

Учитель отвернулся к доске и продолжил урок, а я включил экран, чтобы убедиться, что мне не показалось.

Кто-то под ником Маррон две недели назад прислал такое сообщение: «Зензенманн-сан, добрый день! Давно мы с вами не переписывались. Мне бы хотелось уточнить, сколько осталось жить этим людям. Кажется, они скоро погибнут». К тексту крепилась фотография.

Нет, глаза меня определенно не обманули. Зензенманну отправили на оценку двух парней, сидящих в знакомом кабинете: Кадзую и меня.

После уроков думал, раз нет смены, сходить в кружок, но теперь колебался. Все мысли вертелись вокруг фотографии.

«Мне бы хотелось уточнить, сколько осталось жить этим людям. Кажется, они скоро погибнут».

Ничего, конечно, не берусь утверждать, но непохоже на праздное любопытство. Очень вероятно, что Маррон и в самом деле знает, что наша судьба уже предрешена. Откуда? Без понятия, но я не мог оставить сообщение без ответа и не знал, что написать.

Я пролистал нашу историю переписки и убедился, что мы в самом деле уже списывались еще в средней школе: «У меня болеет дедушка, и я не знаю, когда он умрет. Зензенманн-сан, пожалуйста, скажите!»

К сообщению прилагалась фотография старика на больничной койке. Я явственно различил девятку над его головой и ответил так: «К сожалению, этот человек умрет через девять дней после того, как был сделан снимок. Проведите это время рядом с ним и проводите в последний путь, чтобы ни о чем не жалеть». Напыщенные слова лицемерного праведника.

«Неужели дедушке уже ничем не поможешь? Он совершенно точно умрет? Пожалуйста, спасите его».

После этих слезных просьб переписка мне надоела, и я ответил: «Нет, ничем. Да, совершенно точно. Не могу спасти».

«Ваше предсказание сбылось, и дедушки действительно не стало. Зато благодаря вам я успела попрощаться с любимым дедушкой как следует. Спасибо вам большое».

И вот теперь новая фотография.

А я-то думал, пишет совсем еще ребенок…

После долгих сомнений я все-таки поднялся со стула и отправился в кабинет кружка. Снимок совершенно точно сделали именно там. И только один человек мог нас сфотографировать.

По всему получается, что Маррон – это Маи Куросэ.

Кадзуя опять ушел писать в кафе, поэтому только ее я и застал на обычном месте. Она опять читала книгу с дополнительной обложкой, но после вчерашнего дня я уже знал, что скрывается под ней.

Я молча прошел за спину Куросэ и сел все там же, где и всегда. По привычке запустил руку в сумку, но вспомнил, что забыл книгу дома, и вместо этого достал из кармана телефон.

Я собирался допросить девушку, но терялся, с чего начать. Похоже, только зря разряжаю аккумулятор. И все же я еще раз просмотрел сообщение от Маррон. Она улучила момент, когда Кадзуя увлеченно печатал, а я возвращался на место от стеллажа с новой книгой. Ракурс подтверждал мою догадку: снимали явно с позиции Куросэ. А приглядевшись, я понял, что на аватарке у Маррон стояла такая же таксочка, как та, которую она приводила к магазину.

Прошло еще несколько минут. Я так и не подобрал нужных слов, а между тем батарея в углу экрана уже загорелась красным. Куросэ дочитала книгу и широко зевнула, прикрыв рот ладошкой.

Я уж думал, она сейчас возьмется за следующий томик, но вдруг и она тоже достала телефон. Если устраивать допрос, то сейчас.

– Слушай…

Я так долго собирался с силами, но обращение в итоге еле просипел. Я прочистил горло и попробовал снова:

– Слушай, Куросэ, а у тебя есть твиттер?

Вопрос, конечно, внезапный, но при этом не то чтобы неестественный.

Девушка отложила телефон на парту и посмотрела на меня:

– Ну есть, а что?

– Ага, значит, есть.

– Угу.

Разговор заглох. Я перевел дух и попробовал зайти с другого конца:

– Помнишь, как-то в тренды попал некто Зензенманн. Слышала?

Я впервые произносил собственный никнейм вслух. Какой же он все-таки странный. Только сейчас я осознал, насколько отстойное выбрал себе имя.

– Не-а, – ответила она, обманув все мои ожидания.

Я в третий раз запнулся. Я-то думал, она скажет, что да, и я спокойно сообщу, что он – это я. А теперь даже и не знал, о чем дальше говорить.

– А что? – вдруг спросила Куросэ, подарив мне неожиданную лазейку, когда я был уже готов схватиться за голову.

Я собрался с духом и спокойно, серьезно произнес:

– На самом деле это я Зензенманн.

– А?..

Кто еще на свете делал такие идиотские саморазоблачения? До чего дебильный никнейм, от которого прямо-таки разит подростковым максимализмом! Я чуть не провалился на месте от стыда.

Я повторил чуть громче:

– Говорю же, Зензенманн – это я!

С каждой фразой этот разговор делался все более бредовым. Но я говорил чистую правду и понятия не имел, как еще ее преподать. В общем, остается надеяться, что Куросэ поверила.

– Слушай, я не совсем понимаю. Давай спокойно вдохнем и выдохнем. – Куросэ тоже явно растерялась, а у меня все плыло перед глазами. – Арата-кун, ты правда Зензенманн?

А кто-то только что пытался меня убедить, что таких не знает. Теперь же она подалась вперед и внимала каждому слову.

– Правда. Только больше не повторяй это имя, а то я сгорю со стыда.

Куросэ изумленно зажала рот ладонью. Думаю, она все еще не понимала, что происходит, и пыталась переварить новую информацию.

– Так вот, это же ты та самая Маррон, которая прислала ему, то есть мне нашу с Кадзуей фотку? – уточнил я, когда пауза явно затянулась.

Поскольку снимали отсюда, то больше некому. А раз она прислала такую картинку Зензенманну, значит, она тоже знает, что нам с ним осталось недолго, – других вариантов я не видел. И мне очень хотелось понять, откуда.

– Эм… Арата-кун, так ты правда?..

Я чуть кивнул. А чтобы подтвердить свои слова, передал ей телефон с открытой фоткой из переписки.

Девушка подхватила корпус длинными белыми пальцами, что-то нажала. В ее глазах отразилось понимание, и она вернула телефон обратно.

– Даже не знаю, с чего начать… – Куросэ поставила локти на стол и спрятала лицо в ладонях. Я терпеливо ждал, когда она соберется с мыслями. – Погоди минутку. Раз ты Зензенманн, то ты уже знаешь?

Я прекрасно понял, что она имеет в виду.

– Знаю. Кадзуя – первого декабря, а я через пять дней после него.

– Вон оно что… Так на себе ты их тоже видишь.

Мы оба не уточняли, что именно. Мне кажется, она так сделала специально. Но не из доброты, а от страха.

– Так зачем ты нас сняла?

Куросэ замялась, но наконец решилась и призналась:

– Если честно, я тоже вижу. С самого детства.

– Что именно?

– У людей, которые скоро умрут, за спиной появляется что-то вроде черной дымки…

Так она впервые прямо заговорила о смерти. Слово «умрут» явно далось ей с большим трудом.

– И у нас с Кадзуей тоже такие дымки?

Она молча кивнула. Снова повисла тишина.

Я как-то пытался искать в интернете людей с такими же способностями, которые обнаружил в себе. Оказалось, их немало. Они терзались так же, как и я, но каждый видел приближение смерти по-разному. Другого такого человека с цифрами не нашлось.

У кого-то в глазах человек, обреченный на скорую гибель, раздваивался, у кого-то, наоборот, становился прозрачным. Кто-то замечал, как на лицо обреченного ложится густая черная тень… так называемая печать смерти. В общем, сколько людей – столько и видений.

Вот, скажем, черная дымка, как у Куросэ. А кто-то видел синигами. Уж не знаю, насколько они говорили правду, но очень многие проклинали свой обременительный дар.

Однако я и помыслить не мог, что Куросэ – одна из них. Я вспомнил, что она читала книги о смерти. Видимо, тоже много повидала на своем веку и искала для себя ответы на мучившие ее вопросы.

– Ты хотела посмотреть, что будет, если мы с Кадзуей узнаем, когда умрем? Из любопытства?

– И это тоже. Но на самом деле в первую очередь я хотела попытаться вас спасти. И я вижу только, что смерть приближается. А когда человек умрет – этого не знаю, – ответила девушка, глядя на меня в упор, хотя мне и казалось, что на самом деле она изучает то, что у меня за спиной. Ту самую черную дымку.

– Неужели ты поэтому записалась в литературный кружок?

– Ага. Хотя сначала я думала, что она есть только у Кадзуи-куна. Он сказал, что в кружке еще один человек, который загулял на каникулах. А когда ты все-таки пришел… Увидела дымку… – неловко призналась она, отводя взгляд.

– Ясно. Я-то думал, ты в него влюбилась.

– Нет. Просто не хочу, чтобы он погиб. И ты тоже.

Вот как раз этот пункт вызывал у меня самое большое недоумение. Тем временем Куросэ продолжала:

– Но теперь я спокойна! Если мы знаем точные даты, то наверняка можно поднапрячься и переписать судьбу!

– Не-не-не. Ты же не серьезно? Мы с тобой просто ходим в один кружок. Почему ты пытаешься нам помочь?

– Минутку. Ты сам-то, понятное дело, собираешься спасти Кадзую, так? Вы же друзья? Друзья друг другу помогают, – ответила она, будто неуверенная в собственных выводах.

Но я покачал головой:

– Нет, не собираюсь. Я считаю, что судьбе лучше не перечить.

– Серьезно?

– Угу. Серьезно. Такая у меня жизненная позиция.

Куросэ взвилась:

– Вот придурок! Ты что, просто так будешь смотреть, как умирает твой друг?! – Она вскочила с места и гневно ударила по столу. Прежде чем я успел ответить, зазвенел звонок, который возвещал конец дополнительных занятий.

– Как будто мне так хочется, чтобы Кадзуя умер… Но от судьбы не убежишь, и я считаю, что с ней надо просто смириться, – слабым голосом ответил я, когда звонок утих.

У каждого человека свои взгляды на жизнь и смерть. У меня вот такая точка зрения. А правильной все равно не существует. Но Куросэ, все еще возмущенная до глубины души, буравила меня взглядом.

– Пора возвращаться, давай по дороге продолжим.

Я закинул сумку на плечо и отправился к выходу, а Куросэ зашагала за мной на небольшой дистанции.

Как только мы убедились, что за воротами школы никого нет, она со мной поравнялась и возобновила разговор. Я подробно ей объяснил, почему не вмешиваюсь в естественный ход событий. Что в средней школе спас мальчика, но мне за это пришлось жестоко поплатиться. Что мне уже доводилось наблюдать, как погибает близкая подруга.

Короче говоря, я до нее хотел донести, что пытаться спасти обреченного – опасная затея. Если человеку суждено погибнуть от руки убийцы или под колесами автомобиля, то ты рискуешь расстаться с собственной головой. Конечно, над Куросэ я никаких цифр не видел, так что она вряд ли погибнет, но вот остаться инвалидом может запросто. Я предупредил ее, чтобы не лезла.

И вот что мне ответила Куросэ:

– Я считаю, эта сила мне дана, чтобы спасать людей. Иначе непонятно, зачем все это. А я уверена, что смысл есть. Наверное.

Был момент, когда я тоже так думал. Но потом понял, что нет. Я пришел к другому выводу: что надо достойно проводить человека и молча наблюдать его судьбу. Убедиться, что у него не осталось сожалений, и быть рядом до конца. Я раз за разом повторял себе, что влезать нельзя. Наши с Куросэ позиции расходились диаметрально.

– И как, хоть кого-нибудь спасла?

– Нет…

– То-то и оно. Это не так просто, как кажется. Я вижу день смерти, но не знаю ни точного времени, ни обстоятельств. А если человек умрет от болезни, то тут вообще без вариантов.

Кажется, я наступил ей на больную мозоль, поэтому она прикусила язык.

– Я считаю, что надо как следует попрощаться с человеком, чтобы ни о чем не жалеть, и не пускать на ветер последние дни, которые вам даны. Поэтому не надо никого спасать и переписывать судьбу. – Я объяснял свою позицию так подробно, чтобы Куросэ пересмотрела свои наивные убеждения.

Вообще-то я не знаю, кто из нас прав. Хотя, наверное, каждый из нас прав по-своему.

У станции мы попрощались. Она повезла велосипед дальше, явно о чем-то глубоко задумавшись и уперев глаза в землю. У меня от разговора в голове все перемешалось. Честно говоря, я не ожидал, что столкнусь с человеком с такой же способностью, как у меня, лицом к лицу.

Я вспомнил, с каким упреком она на меня смотрела, и вздохнул. Неудивительно, что она разозлилась. Я и сам когда-то точно так же пытался спасать людей. Она, может, и считает меня теперь бессердечным чудовищем, но я не всю жизнь сидел сложа руки.

В седьмом классе я разве что из кожи не вылез, чтобы переписать судьбу любимой девочки.

Моя первая любовь – Акари Нацукава, я знал ее с самого детства. Мы с ней дружили с самого детского сада, и с тех же самых пор я к ней неровно дышал.

В седьмом классе, через неделю после начала второго триместра, над головой Акари вдруг появились те самые ненавистные цифры. В первый момент я от ужаса даже не мог двинуться.

– Ара-тян? Все нормально?

Да, над девочкой, которая звала меня Арой-тяном, горело число 31. Она явно за меня переживала. До сих пор не могу забыть ее лицо, и цифры намертво выжглись в моей памяти.